Глава III

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава III

В конце 1934 года Сергей Киров, правая рука Сталина и глава Ленинградской партийной организации, был убит человеком, ранее принадлежавшим к оппозиции в комсомоле. Через две недели Ломинадзе, секретарь Магнитогорской парторганизации, был вызван к начальнику районного ГПУ в Челябинск. Он сел в машину и на полпути к Челябинску всадил себе в живот две пули. Ломинадзе был крупный мужчина, и он был все еще жив, когда шофер привез его обратно в Магнитогорск. Этой же ночью он умер в больнице. До меня не доходило точных и достоверных сведений относительно подлинных причин этого неожиданного самоубийства. Ломинадзе много лет принимал участие в революционных движениях Китая и Германии, а потом он так же активно с утра до вечера работал в советской промышленности. Мне кажется абсолютно невероятным тот факт, что он мог каким-то образом быть связан с убийством Кирова, тем более принимая во внимание то, что на состоявшихся позднее московских процессах, казалось, достаточно убедительно было доказано, что убийство организовано Г. Ягодой, в то время занимавшим пост руководителя органов ГПУ.

Мне кажется, что, поскольку Ломинадзе был человеком темпераментным, он предпочел смерть всем сложным разбирательствам и страданиям в районном ГПУ.

Но очень многие люди из аппарата Ломинадзе не покончили жизнь самоубийством. Почти все они были арестованы в 1937–1938 годах. Большинство из них, вероятно, не знали ни о каких противозаконных мыслях или деятельности их начальника, и они всегда поддерживали линию партии. Таким человеком был, например, Дмитрий Глазер, секретарь партийной организации прокатного стана-500, который был снят и арестован. Зачастую такие отстранения от должности происходили весьма бесстрастно. Вот заметка газеты «Магнитогорский рабочий» от 21 декабря 1937 года, напечатанная мелким шрифтом на четвертой странице:

«16 и 17 декабря проходил пленум Магнитогорского городского комитета партии. В работе пленума принимали участие товарищ Огурцов, секретарь Челябинского городского комитета партии, и начальник челябинского районного отдела НКВД товарищ Чистов.

Пленум освободил секретаря Магнитогорского комитета партии Бермана от занимаемого им поста, а также исключил его из состава членов бюро городского комитета за необеспечение необходимого руководства в борьбе против врагов народа.

Пленум освободил также от занимаемых постов следующих должностных лиц: Ларина, Гайнемана, Калигорцева, Гольцева и Ефанова.

Бюро городского комитета партии приняло решение снять Ларина с занимаемого им поста секретаря сталинской партгруппы и исключить его из партии за связь с врагами народа.

Пленум временно назначил на должность секретаря городского комитета партии товарища Иванова К. М.»

Таким образом, в течение двух дней было заменено целиком все руководство Магнитогорской партийной организации. Эта операция была осуществлена главным образом начальником районного НКВД и секретарем районного комитета партий на закрытых совещаниях. В большинстве таких случаев за снятием с должностей следовал арест.

В то время как действия Глазера, Шевченко и всех вышеперечисленных мной людей, по всей вероятности, не совпадают с представлениями жителей западных стран о подрывной деятельности, в Магнитогорске действительно происходило вредительство. Например, два немецких газохранилища (объем большего из них был около 100 тысяч кубических метров) были закуплены в Германии и установлены немецкими специалистами; общая стоимость составила около двух с половиной миллионов золотых рублей (более миллиона долларов по курсу того времени). Строительство и установка их была завершена в 1934 году, но даже в 1940 году ими все еще не пользовались.

После того как были выплачены все деньги немецкой фирме и работы по установке уже почти подходили к концу, кому-то пришло в голову поинтересоваться, не повлияют ли отрицательно на работу этих газохранилищ чрезвычайно низкие температуры воздуха в Магнитогорске. Этот вопрос был задан немецкому инженеру, занимавшемуся их установкой и монтажом. Он напрямик ответил, что бесперебойная работа гарантируется при температуре не ниже — 15° по Цельсию. В Магнитогорске же почти каждую зиму ртутный столбик опускается до минус 40°. При такой температуре водяной пар, находящийся в газе, будет конденсироваться на тонких стальных стенках газового резервуара и замерзать, образуя слой льда, под тяжестью которого резервуар опрокинется.

Монтаж резервуаров был приостановлен на год, пока шло разбирательство и обсуждение. Затем немцы выполнили условия контракта, завершили монтаж и установку и уехали домой. После долгих споров было решено: единственное, что можно сделать — это возвести одну тонкую стенку вокруг каждого резервуара и обогревать воздух в промежутке между этими двумя стенками при помощи пара. Стоимость работ по этому проекту составила миллионы рублей, и поэтому даже финансовым планом 1938 года все еще не были предусмотрены ассигнования на его осуществление. Резервуарами не пользовались, за исключением дней подготовки к 1 Мая, когда на их стенах писали лозунги. И в то же время работа всего комбината сильно осложнялась из-за отсутствия запасов газа.

О ходе расследований этого случая, проводившихся в НКВД, конечно, ничего не сообщалось в прессе. Однако похоже было, что даже эта организация, со всем ее опытом и способностями, не смогла понять, кто же были вредители, повинные в совершении этого возмутительного случая. Немецкая фирма получила заказ, его оплатили, и фирма выполнила все работы согласно условиям договора. Большинство советских организаций, связанных с этим делом, например Машиноимпорт, были ликвидированы или переданы в другие комиссариаты и невозможно было найти людей, подписавших эти контракты, и предъявить им обвинение.

Михаил Якович (Яковлевич(?) — Примеч. переводчика) Яффе был начальником АХУ, иначе говоря, он осуществлял административное и хозяйственное управление комбината. В его ведении находились все административные помещения комбината, все гостиницы, жилые помещения, дома отдыха (вместе со всей мебелью и другим. оборудованием), автомобильный парк, дороги и так далее — короче говоря, все то, что обычно принадлежит горсовету или какой-нибудь другой городской или промышленной организации. Михаил Яффе был пухлый коротышка, такой надутый, что он напоминал воздушный шарик, живой и лукавый, проворный, с очень выразительной мимикой и подвижными чертами лица. Он восседал посередине огромного кабинета в специально сделанном особом кресле за многометровым V-образным письменным столом, поверхность которого, покрытая зеленым плюшем, напоминала поле боя и была усеяна всевозможными бумагами, а по флангам располагалось около полдюжины телефонов. Его кабинет был всегда полон людей. Они просили комнаты, машины, бумагу для ведения канцелярских записей, краску, чтобы покрасить крыльцо новой гостиницы, шины для велосипедов, на которых разъезжали курьеры, грузовики и так далее — практически все, что только можно было придумать. Первый ответ на любую просьбу был: «Зайдите ко мне завтра» или «Обратитесь к такому-то». Яффе всегда разговаривал одновременно с тремя людьми, ни одного из них толком не понимая. Он находился в постоянном водовороте мелких интриг. Например: «Надо бы дать секретарше отдела снабжения ту комнату, которую она давно просит, иначе у этого отдела не получить стройматериалы для нового здания» или: «После ареста такого-то освободился автомобиль, может быть, его лучше всего отдать директору цирка, потому что все время приходится просить, чтобы он давал хорошие места для пожарных».

И в газетах, и на различных собраниях Яффе вновь и вновь критиковали за бюрократизм и проволочки. Большинство этих обвинений были вполне обоснованными, но Яффе не снимали с этой должности, и он лавировал между Сциллой и Харибдой, осаждаемый, с одной стороны, просьбами, а с другой — ограничиваемый в своих действиях недостаточным количеством требуемых предметов.

Яффе получал тысячу рублей в месяц, жил в маленьком домике в Березках, имел в своем распоряжении автомобиль и пользовался неизменным расположением окружающих. Это могло выражаться по-разному. Например, директор универмага, который хотел улучшить жилищные условия своим служащим, обычно звонил Яффе, чтобы известить его о том, что завезли новые женские туфли и материю, и если Яффе пришлет своего шофера, то он мог бы передать с ним очень интересные вещицы, так как было бы опасно пускать их в общую продажу, потому что может начаться драка. Яффе всегда пользовался этими мелкими услугами.

Многие из тех людей в Магнитогорске, которые были арестованы и осуждены за политические преступления, были просто ворами, мошенниками и бандитами, и в любой другой стране с ними поступили бы точно таким же образом. Политические ярлыки на их преступления были повешены только из соображений пропаганды и назидательности.

Начальник строительной конторы, занимавшейся строительством индивидуальных жилых домов, был неудовлетворен своей двухкомнатной квартирой и зарплатой, составлявшей тысячу рублей в месяц. Он построил себе дом, возведение которого продолжалось в течение всего 1936 года. Когда он переехал туда, он уже мог роскошно обставить все пять больших комнат, повесить шелковые драпировки и поставить рояль. Затем он начал разъезжать по всей округе на автомобиле, когда всем было прекрасно известно, что его организация не имела ни одного. В то же время его стройконтора выполняла свой план приблизительно на 60 процентов. Когда в газетах и на собрании поднимался вопрос, в чем же причина этих трудностей, он ссылался на нехватку стройматериалов, рабочей силы и транспортных средств.

Органы НКВД расследовали это дело и обнаружили, что начальник систематически расхищал государственные фонды, построил себе дом за счет материального обеспечения других работ, продавал стройматериалы совхозам и другим организациям, а деньги прикарманивал; некоторые же из его подчиненных регулярно получали деньги за то, что молчали о происходящем. Состоялся открытый судебный процесс, сообщения о котором на несколько дней буквально заполнили страницы местных газет. Особо важные выступления даже передавали по радио. Этому человеку было предъявлено обвинение не в воровстве, не во взяточничестве и не в расхищении государственных средств — его обвинили во вредительстве. Он занимался саботажем строительства домов для рабочих в то время, когда эти дома были так необходимы. После того как он полностью признал свою вину, которая была подтверждена множеством различных документов, ему вынесли приговор и затем расстреляли.

Таким образом, в Магнитогорске существовали и бандитизм, и воровство, как и в любом городе на Западе. Единственное различие заключалось в том, что в Магнитогорске было сложнее расхищать государственное имущество в таких размерах, как в Нью-Йорке или Чикаго, а если кого-то в этом уличали, то ему вполне могли предъявить обвинение в саботаже и контрреволюционной деятельности, а не в воровстве, и у него было довольно-таки мало шансов откупиться.

Вне всякого сомнения, в Магнитогорске были случаи самого настоящего саботажа, и два из них мне известны лично.

Один мастер, работавший на доменной печи, весьма откровенно критиковал Советскую власть. Он сильно пил и под действием водки становился очень разговорчивым. Однажды в присутствии нескольких иностранцев он открыто хвастался, что «устроит аварию и уничтожит завод». Вскоре после этого разговора в искореженных лопастях одной из импортных немецких газовых турбин был обнаружен увесистый гаечный ключ. Рама турбины дала трещину, и практически вся машина была загублена, а это означало, что весь труд пошел насмарку и убытки составили несколько десятков тысяч рублей. Через несколько дней этот мастер был арестован и сознался, что это его рук дело. Он получил восемь лет.

Еще один случай, с которым мне пришлось столкнуться лично, в любой другой стране также рассматривался бы как саботаж.

Рис. 14. Заливка цемента в зимних условиях

В Магнитогорске сооружалась вторая очередь электростанции, занимались монтажом и установкой двух больших (24 тысячи киловатт) турбин. На тех участках, где бетонировали фундамент и цементировали крыши, работали бывшие кулаки. Как и на многих других советских стройках, установка оборудования началась до того, как было полностью закончено строительство здания. Таким образом, огромная турбина была установлена и на ней уже трудились механики, а вокруг все еще работали бывшие кулаки, заливавшие цемент.

Однажды утром механики обнаружили измельченное стекло в основных подшипниках и в кольцах изоляторов со смазочным веществом большой турбины. Измельченное стекло очень быстро разрушает подшипник. Было немедленно проведено расследование, обнаружили несколько ведер, наполненных стеклом, рядом с сарайчиком, куда бывшие кулаки утром приходили отмечаться о своем выходе на работу. Это стекло было приготовлено для электросварщиков, которые использовали его, смешивая с водой и мелом, для нанесения покрытий на электроды.

Очевидно, один из озлобленных, неграмотных, раскулаченных крестьян взял горсть этого стекла и насыпал в подшипники. Если бы это не было замечено вовремя, то был бы нанесен колоссальный ущерб. Это был явный акт преднамеренного, злобного вредительства, и мотивы человека, совершившего его, были всем понятны.

В конце двадцатых и в начале тридцатых годов были ликвидированы кулаки — богатые крестьяне. Их имущество было конфисковано и передано колхозам. Этих людей отправили на различные стройки приблизительно на пять лет для перевоспитания. Некоторые из более молодых, как мой друг Шабков, действительно перевоспитывались, но большая часть старых и пожилых кулаков были полны горечи и отчаяния. В своей слепой ненависти они готовы были пойти на все, чтобы отомстить Советской власти.

Но Советская власть — понятие абстрактное, отомстить ей трудно. Вокруг были только рабочие, инженеры и другие бывшие кулаки, работавшие на строительстве. Однако оборудование и машины были символами новой власти — той силы, которая конфисковала их имущество и отправила их в эту степь заливать цемент. И потому они наносили ответные удары этому оборудованию.