Проблема малярии

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Проблема малярии

Можно назвать несколько причин, вызвавших запустение и обезлюдение берега, на который в стародавние времена сошли тиррены, основав там свои самые крупные города. Это обмеление портов (порт Ветулонии разорился к концу VI века до н. э.); война (Вейи и Вольсинии были разрушены до основания); политический режим, о котором писал Тиберий Гракх, подразумевая под этим расширение латифундий, а также эпидемии малярии, и на этой последней проблеме стоит кратко остановиться.

Малярия, свирепствовавшая в Маремме и время от времени прорывавшаяся в долины, закрепила за Этрурией, вследствие несправедливого обобщения, репутацию страны с нездоровым климатом. Сидоний Аполлинарий из своей родной Оверни однажды заклеймил ее всю разом: «pestilens regio Tuscorum» («гибельная страна тусков»){195}. Странно, что образованный римлянин конца I века н. э., почитавший Марциала и переписывавшийся с Плинием Младшим{196}, встревожился, узнав, что тот отправляется летом на свою виллу в Тоскане. И Плинию пришлось его успокаивать: «Мое имение далеко отступило от моря: оно лежит у подножия Апеннин, а эти горы по климату самые здоровые». Впрочем, он признавал, что «побережье Этрурии действительно заражено и губительно» — «est sane gravis et pestilens ora Tuscorum, quae per litus extenditur»{197}.

Самое древнее свидетельство по этому поводу принадлежит Катону, и в этом лаконичном отрывке говорится о важном историческом событии. В 181 году римляне основали у подножия плато, на котором возвышались Тарквинии, у самого берега моря, в месте, в древности называемом Грависки, а ныне Порто-Клементино, колонию с целью запугать этот гордый город, упорно сохранявший свои традиции. Но эта затея окончилась крахом: место оказалось непригодным для жизни крупного города, и лихорадки, выкосившие ряды новых поселенцев, оставили по себе у римлян горькое воспоминание{198}. Об этом упоминают Вергилий и Рутилий Намациан{199}. Катон же, переживший эту неудачу, заявил, что название Graviscae происходит от слова gravis — «тяжелый», «нездоровый», — потому что земля источает gravem aerem, «тяжелые пары», то есть малярию{200}.

Попробуем вернуться чуть дальше в прошлое. Знаменитый документ, о котором мы еще вспомним, относит нас к концу Второй Пунической войны, то есть к 205 году до н. э.{201} В том году Сципион, готовившийся к высадке в Африке, призвал на помощь союзников, чтобы вооружить флот, поскольку государство отказалось брать на себя расходы. Как сообщает Тит Ливий, Этрурия откликнулась сразу же, и подробное перечисление товаров, обещанных каждым городом, позволяет узнать о том, что там возделывали и какими ремеслами занимались. Цере должен был поставить зерно и другое продовольствие, Популония — железо, Тарквинии — льняное полотно для парусов, Волатерра — дерево для киля и рангоута и хлеб, Арретий — три тысячи щитов, столько же шлемов, дротики, гезумы, копья — по 50 тысяч каждого вида, топоры, лопаты, косы, корзины для земли, жернова для сорока военных кораблей и часть дорожных припасов для гребцов и надсмотрщиков, не считая 120 тысяч ведер пшеницы; Перузия, Клузий, Рузеллы — еловую древесину для строительства кораблей и большое количество зерна.

При чтении этого списка сразу же бросается в глаза, что самые богатые города Этрурии оказались отодвинуты вглубь страны, и, судя по внушительному вкладу Арретия, как в области металлургии, так и в плане сельского хозяйства, он явно стал экономической столицей Этрурии. Но если мы рассмотрим вклад прибрежных городов, то между Тарквиниями и Рузеллами, находящимися выше современного Гроссето и когда-то заменившими собой Ветулонию, увидим зияющий провал в сотню километров. В этой колыбели этрусского величия, где столько городов — Теламон, Анседония-Коза, Сована, Сатурния, Вольци — прославились своими бесценными дарами цивилизации, не удалось собрать ни центнера пшеницы. Особенно блистает своим отсутствием Вольци — великий Вольци на Фьоре. Не то чтобы жизнь там совсем остановилась: в то время в городе еще были свои зилаты, перед которыми торжественно шествовали ликторы, а позднее, в гробнице Франсуа, он будет упиваться славными воспоминаниями об Авле и Целии Вибенна. Но сам факт, что с него ничего не потребовали, доказывает, что город был разорен. И даже Тарквинии, гордившиеся тем, что из борозды на одном из окрестных полей на заре времен вышел божественный карлик Тагес{202}, смогли выделить из своих запасов только полотно. Ясно, что на всю эту местность обрушилось какое-то бедствие — уж не малярия ли?

По этому поводу было сломано немало копий, а вопрос так и остается открытым. Ученые спрашивали себя и спрашивают до сих пор, когда же приморская Этрурия сделалась опасной для здоровья. Да, там всегда было много лагун, но не все лагуны — источник малярии: в Равенне, например, полностью построенной на сваях посреди болот, климат был таким здоровым, что в ней даже открыли школу гладиаторов{203}. Малярийные комары опасны только как переносчики вируса, сами же они этот вирус не вырабатывают. Чтобы заразить малярией здорового человека, им прежде необходимо укусить больного малярией. Значит, был такой момент, когда микробы малярии оказались занесены в Этрурию, как и на равнины Сибариса в Великой Греции. И поскольку очаги малярии возникают преимущественно в тропиках и в субтропиках, занесших болезнь чужеземцев ищут в Африке или Азии. Со сторонниками версии Геродота о восточном происхождении этрусков Нелло Тосканелли сыграл злую шутку, вычленив из этой теории лишь одно: именно спутники Тиррена, высадившиеся в Ветулонии, передали вирус комарам из озера Кастильоне (Prilius lacus), и болезнь, постепенно распространяясь, в конечном итоге погубила ранее здоровый и безгрешный народ{204}. Отбрасывая эти чересчур смелые предположения, исследователи сегодня полагают, что эпидемия вспыхнула довольно поздно, а уверовавшие в колонизацию Этрурии пришельцами из Азии подчеркивают, что если бы Маремма уже была рассадником лихорадки, когда к ней причалили тиррены, они быстро бы оставили эти негостеприимные берега, а если бы и остались, то никогда не смогли бы создать там могущественной цивилизации, процветавшей несколько веков{205}.

Нам кажется, что это значит недооценивать возможности человеческой энергии, которой этрускам было не занимать. Малярийные местности возможно оздоровить, что было доказано сегодня на примере самой Тосканы, где мелиорация и сельхозреформа после долгой борьбы уничтожили последние остатки болот. Нам, французам, лучше известна история алжирской Митиджи, которая, будучи плодородной от природы, превратилась из-за бесхозяйственности и халатности во времена турецкого господства в «огромную клоаку», но теперь, отвоеванная за 130 лет у болот и лихорадки, раскинула в окрестностях Буфарика, насколько хватает глаз, свои поля, виноградники и прекрасные фруктовые сады{206}. Но поначалу малярия производила ужасающие опустошения среди солдат и поселенцев. Возможно ли перенести на этрусскую почву то, что писал Туссенель, глава гражданской администрации Буфарика? «В 1842 году Буфарик был самым гиблым местом в Алжире. Лица редких обитателей, не ставших жертвами малярии, были землистыми и одутловатыми. Хотя в приходе за один год сменились три священника, церковь была закрыта; мировой судья умер; весь штат гражданской и военной администрации пришлось обновить, и на главу округа, единственного, кто еще оставался на ногах, были возложены обязанности всех тех, кто умер или заболел».

Разумеется, этрускам был неизвестен хинин и у них не было Лаверана, который открыл вирус малярии[21]. Но почему бы им не заняться борьбой с малярийными комарами, личинки которых плодятся в стоячей воде, используя два основных приема: выравнивать почву, чтобы вода не застаивалась, и осушать болота.

Велико же было наше удивление, когда мы узнали из прекрасной книги докторов Эдмона и Этьена Сержанов «История одного алжирского болота», цитаты из которой мы приводили выше, что в рукописях Леонардо да Винчи, хранящихся во Французском институте, есть записка с рисунком, на котором изображено, «как, используя проточные воды, переносить грунт с возвышенностей в болотистые равнины, делать их плодородными и оздоровлять окрестный воздух»{207}.

«Метод кольматажа, — заключают авторы, — зародился в Тоскане, на родине Леонардо да Винчи». Зародился? Возможно, если только это не было навыком, переданным через века этрусскими инженерами своему нежданному преемнику.