Этруски и тосканцы
Этруски и тосканцы
Несложно рассеять туман, в котором стилизация «древних» и систематизация «новых» скрывают от нас тип внешности этрусков. Как только авторитет греческих образцов был поколеблен, в большинстве произведений изобразительного искусства ярко проявился свежий и исполненный вкуса реализм как художников, так и заказчиков, стремившихся как можно к более точному отображению индивидуальных черт и мельчайших деталей, даже самых невыигрышных. Тот, чье изображение должно было украсить саркофаг, наверняка требовал от мастера прежде всего полного сходства, вплоть до бородавок и физических изъянов, надеясь тем самым продолжить жизнь хотя бы в камне или терракоте. Сами же скульпторы, оставив грекам мрамор, подходящий для идеализации и облагораживания, учились своему ремеслу на привычной глине и работали не затаив дыхание, осторожно работая резцом, а импровизируя, ловя случайное, мимолетное выражение; этот порыв естественным образом передавался их скульптурам из бронзы и даже алебастра или травертина. Поразительным примером этой повсеместной тенденции служит школа художников, расписывавших вазы, которая процветала в III веке до н. э. в Волатеррах. На боках кратеров со «столбиками» художники из озорства вместо красивых мечтательных профилей с греческих образцов набрасывали в несколько штрихов остроумные, на грани карикатуры, портреты горожан, каких можно было встретить на рынке или на прогулке по главной улице по вечерам: красотку с горящими глазами или сварливую тетку с недовольным видом, атлета с роскошной фигурой или насупившегося книжника, круглощекого ребенка или старуху в платке, обвязанном вокруг шеи, благодаря которой один из художников этой мастерской получил от историков, занимающихся изучением этрусской керамики, имя Nunpainter — «рисовальщик монашки»{33}.
В этой галерее правдивых портретов, какой не создал ни один другой народ, можно найти огромное разнообразие человеческих типов и лиц, тонких и грубых, энергичных и безвольных, хитрых и глупых, в которые природой и жизнью заложены все мыслимые психологические комбинации. Однако внешне в этрусках нет ничего, что могло бы показаться нам необычным, иным, что привлекает или внушает настороженность при виде представителей другой расы, ничего, что принято называть «восточным». На самом деле, стоит сорвать с них восточные маски — и перед нами предстают такие же итальянцы, каких мы встречаем сегодня, и это создает фантастическое ощущение их кровного родства. «Похожий на меня, мой брат», — мог бы сказать сегодняшний флорентиец. Среди них нет ни одного багдадского халифа, ни одного венецианского купца. Зато есть тосканские крестьяне, кондотьеры, каноники, римские императоры, юные Бонапарты, а на одной урне из Вольтерры — пара шестидесятилетних стариков, живущих в ладу и согласии, Филемон и Бавкида Овидия или Таддео и Венеранда Джузеппе Джусти. И ничто не мешает нам, мысленно совершая прогулку по улицам Тарквиний и Вей, наделить их обитателей такими же чертами, как у людей, которые сегодня гуляют по Лунгарно. И последняя черта в довершение картины: этрусские женщины были гораздо ниже ростом, чем мужчины{34}. Ученые сравнили длину найденных скелетов и выяснили, что средний рост мужчин составлял 164 сантиметра, а женщин — 155. Тем приятнее будет узнать, что вовсе не гренадерское телосложение позволило этрусским женщинам занять высокое положение в обществе и что такая властная особа, как Танаквиль, подчинившая себе своего мужа Тарквиния силой характера, не возвышалась над ним горой — напротив, разговаривая с ней, Тарквинию приходилось немного наклоняться.