Поход царя Ивана на Тверь, Новгород и Псков (1569–1570 г.)
Зато Иван IV временно удовлетворил свою ненасытную жажду зверств на беззащитных покорных подданных. Использовав в качестве формального предлога донос (по мнению ряда историков, его сфабриковал новгородский дьяк Петр Волынец) о том, что новгородские власти, во главе с архиепископом Пименом, якобы собираются передать Новгород и Псков в состав Литвы, он в декабре 1569 года пошел походом на Тверь, Новгород и Псков.
Однако главной причиной, как и во времена его деда Ивана III, стала нужда в средствах. Деньги в государевой казне уже кончались, а вот конца войне не было видно. Поэтому мало было взять у богатых тверичей, новгородцев и псковичей часть денег. Требовалось ограбить их полностью, отобрать все. Заявления «национал-патриотов» от истории о том, что царь поверил ложному доносу — такая же чушь, как и пресловутая «Юрьевская дань». Наилучшим образом истинную цель Ивана доказывает разорение Твери, Клина и Торжка, ставших первыми жертвами грабежей и убийств, хотя никто не обвинял их в намерении «передаться Литве».
Вот что пишет об этом участник событий, немец-опричник Генрих Штаден:
«Великий князь пришел в Тверь и приказал грабить всё — и церкви, и монастыри; пленных убивать, равно как и тех русских людей, которые породнились и сдружились с иноземцами. Всем убитым отрубали ноги — устрашения ради; а потом трупы их спускали под лед в Волгу. То же было и в Торжке; здесь не было пощады ни одному монастырю, ни одной церкви».
Штаден Г. Записки немца-опричника. М., 2002, с. 48
Сведения Штадена подтверждают Таубе и Крузе, писавшие о массовых казнях в Твери и ее окрестностях (27 тысяч казненных, 9 тысяч погибших от голода — цифры преувеличены раза в два, но дают представление о страшной бойне), об ограблении епископа, монастырей и церквей. Имущество тверичей опричники сваливали в кучи и сжигали, а ворота, окна и двери домов рубили топорами. Немцы, взятые в плен в Ливонии, и литвины — защитники Полоцка, содержавшиеся в Твери (около 500 человек), «были растерзаны» и брошены под лед. Опричники также казнили 190 псковичей, выселенных из Пскова в феврале этого же года, убили 19 пленных татар, оказавших сопротивление и ранивших Малюту Скуратова. Разгром Твери, поданным Р. Г. Скрынникова, продолжался с 23 по 27 декабря 1569 года.
В Торжке опричники убили до 200 жителей города, а кроме них, еще 30 псковичей-переселенцев и четырех ремесленников (при этом некоего Невзора Лягина, серебряных дел мастера, они сожгли живьем).
В Клину, кроме местных жителей, были убиты 470 переяславских купцов и посадских людей с семьями, которые приехали туда по пути в Москву, куда по приказу царя переселяли жителей других городов, чтобы восполнить убыль населения после эпидемии чумы. А их за что?!
В Новгороде опричники и другие царские «ратники» учинили по приказу Ивана жесточайшую расправу над боярами, духовенством, купцами и ремесленниками. Вот что пишет Нечволодов:
«2 января 1570 года передний царский отряд подошел к Новгороду и окружил его со всех сторон, чтобы никто не мог бежать. Затем начались страшные пытки, казни и убийства.
Множество священнослужителей было поставлено на так называемый правеж — взыскание, накладываемое на неисправных должников. Сам Иоанн со старшим сыном расположился на Городище.[126] Игуменов и монахов, стоявших на правеже, он приказал избить до смерти палками и разнести по монастырям для погребения. Прибыв в воскресенье в кремль у Святой Софии, чтобы отслушать обедню, царь отстранил протянутый ему владыкой крест и грозно сказал Пимену:
«Ты, злочестивый, держишь в руке не крест, а оружие, и этим оружием хочешь уязвить наше сердце со своими единомышленниками, здешними горожанами, хочешь нашу отчину, этот великий богоспасаемый Новгород, предать иноплеменникам, Литовскому королю Сигизмунду-Августу. С этих пор ты не пастырь и не учитель, но волк, хищник, изменник нашей царской багряницы и венцу досадитель».
После обедни, во время стола в архиерейском доме, Пимен по приказу Иоанна был взят отдан под стражу, а все его имущество взято в казну. Затем начался суд над новгородцами под непосредственным надзором самого царя. Их по очереди приводили к нему, пытали, жгли какой-то, по словам летописца, «составною мудростью огненной — поджаром», а затем лишали жизни, сбрасывая в воду вместе с женами и детьми. Боярские дети и стрельцы ездили в лодках по Волхову и кололи рогатинами и копьями всех всплывающих, чтобы никто не мог спастись…
Вслед за этими казнями Иоанн приказал предать полному разгрому все местности вокруг города, причем уничтожалось не только имущество, но также и домашний скот».
Нечволодов А. Сказания о русской земле. Книга 4, с. 148–150
Опричники бросали людей в реку Волхов связанными, при этом малых детей они привязывали к матерям (несмотря на суровую зиму, Волхов в черте города не замерз). Дознание «об измене» велось пытками. Избивали не только подозреваемых, но и членов их семей. Опричники допрашивали архиепископских бояр, служилых людей, детей боярских, купцов. Погибли около 200 бояр и детей боярских, большое количество людей низших сословий.
Затем опричники разграбили все монастыри (новгородская летопись сообщает о 27 монастырях, в которых они по приказу царя не только ограбили казну и кельи, но также сожгли запасы хлеба, зарезали всех лошадей и домашнюю скотину), разгромили посад. Горожан, пытавшихся защитить свои семьи и имущество, убивали на месте. Нищих по приказу царя выгнали в мороз за ворота города, где они замерзли. Были казнены не менее 500 пленных литвинов и ссыльных жителей Полоцка.
Точное число жертв новгородского погрома не установлено. Согласно Таубе и Крузе, в городе и ближайших Окрестностях были убиты до 27 тысяч человек. Шлихтинг сообщает о казни 2770 знатных новгородцев и «полном истреблении» черни. Исследователь новгородской демографии А. Г. Ильинский определял общее число жертв погрома, включая замерзших и погибших от голода, в 40 тысяч человек. Но в любом случае, сохранившиеся документы рисуют ужасающую картину почти полного разгрома города. Так, из 1805 тягловых дворов (т. е. плативших налоги) на Софийской стороне уцелели только 94 (5,2 %)! Примерно такая же картина наблюдалась и на торговой стороне.[127]
Бойня продолжалась без каких-либо перерывов 6 недель подряд, до 13 февраля. Затем Иван объявил немногим оставшимся в живых новгородцам, что «прощает» их и отбыл в Псков — творить там расправу.
Псковичи не сомневались, что их, как и новгородцев, тоже ждет мученическая смерть. Тем не менее, как и в 1510 году, когда Василий III, отец Ивана, отнял у них независимость, они даже не думали сопротивляться. Напротив, по совету своего наместника, князя Токмакова, они встретили въезжавшего в город царя-душегуба хлебом и солью, причем перед каждым домом стояли на коленях все его жильцы, включая малых детей. Столь рабская покорность очень понравилась Ивану и несколько смягчила его кровожадность.
Но все же горожан спасло не раболепие перед царем, а предсказание знаменитого местного юродивого Николы Салоса. Якобы он предложил Ивану, посетившему его вскоре после прибытия, кусок сырого мяса со словами «на, сьешь, ты же питаешься мясом человеческим». Затем Салос пообещал Ивану великие несчастья, рели тот не пощадит жителей. В псковской летописи сказано, что блаженный поучал царя Ивана «много ужасными словесы еже престати от велия кровопролития и не дерзнути еже грабити святыя Божия церкви». Иван, не послушав юродивого, велел снять колокола с Тротоицкого собора. В тот же час издох лучший его конь. На суеверного трусливого царя это произвело сильное впечатление.[128] Он ограничился тем, что приказал — помимо городских церквей и монастырей — отобрать деньги и ценности у «лутших жителей», после чего немедленно удалился в Москву.
В Пскове 20 февраля были казнены игумен Псково-Печерского монастыря Корнилий и старец того же монастыря Вассиан Муромцев, а также Афанасий Ежов, «солотинский (или солотчинский) архимандрит». Поминальные синодики самого Ивана IV упоминают 85 человек дворян, приказных и других лиц, казненных в Пскове. Тем не менее, псковичам неслыханно повезло. Их только ограбили. Убийство менее чем сотни жителей города и монахов не идет ни в какое сравнение с массовой бойней в Твери, Торжке и Новгороде.
Вот как описывал разгром Новгорода и Пскова Генрих Штаден:
«Ни в городе (Новгороде), нив монастырях ничего не должно было оставаться; все, что воинские люди не могли увезти с собой, то кидалось в воду или сжигалось. Если кто-нибудь из земских пытался вытащить что-либо из воды, того вешали.
(Таубе и Крузе так писали об уничтожении имущества и товаров новгородцев: «Грубые товары, как воск, лен, сало, меха и другие велел он сжечь и бросить в воду. Шелк, бархат, и другие товары были бесплатно розданы палачам»)
Затем были казнены все пленные иноземцы; большую часть их составляли поляки с женами и детьми (Штаден имел в виду литвинов, взятых в плен на территории ВКЛ и высланных из Полоцка — А. Т.) и тех русских, которые поженились на чужой стороне.
Были снесены все высокие постройки: было иссечено все красивое: ворота, лестницы, окна. Опричники увели также несколько тысяч посадских девушек…
Великий князь отправился затем дальше во Псков и там начал действовать также. К Нарве и ко шведской границе — к Ладожскому озеру — он отправил начальных и воинских людей и приказал забирать у русских и уничтожать все их имущество: и многое было брошено в воду, а многое сожжено. В эту пору было убито столько тысяч духовных и мирян, что никогда ни о чем подобном и не слыхивали на Руси. Великий князь отдал половину города на грабеж».
Штаден Г. Записки немца-опричника. М., 2002, с. 49
Современный российский историк Скрынников, опираясь на свидетельства псковских летописцев, а также на документы московских приказов, отметил:
«Опричная казна наложила руку на сокровища псковских монастырей. Местные монахи были ограблены до нитки. У них отняли не только деньги, но также иконы и кресты, драгоценную церковную утварь и книги. Опричники сняли с соборов и увезли в Слободу колокола».
Скрынников Р. Г. Царство террора. М., 1992, с. 375
Давая оценку описанным выше злодеяниям, Скрынников пишет:
«В истории кровавых «подвигов» опричнины новгородский погром стал самым отвратительным эпизодом. Бессмысленные и жестокие избиения ни в чем не повинного новгородского населения навсегда вделали самое понятие опричнины синонимом произвола и беззакония.
Приведенные факты позволяют опровергнуть точку зрения, согласно которой новгородский разгром был связан с объективной необходимостью ликвидации феодальной раздробленности в Новгороде.
Подлинными «героями» грандиозного политического процесса, известного под названием новгородского именного дела, были выходцы из старомосковской знати (Данилов, Волыский, Бутурлин), новгородские помещики, приказные люди. Они принадлежали к тем социальным слоям и группам, считать которых носителями традиций раздробленности не представляется возможным».
Скрынников Р. Г. Царство террора. М., 1992, с. 376
Что касается подлинных причин жуткого карательного похода царя Ивана против своих подданных, то об этом Скрынников говорит следующее:
«Одной из пружин новгородского «дела» были корыстные расчеты опричной казны. Непрекращавшаяся война, содержание опричного корпуса и дорогостоящее опричное строительство требовали от правительства чрезвычайных расходов. Между тем государственная казна была пуста. Податные поступления упали во много раз из-за неурожая и голода, поразившего страну в конце 60-х гг. Испытывая сильную финансовую нужду, правительство все чаще обращало свои взоры в сторону обладателя самых крупных денежных богатств — церкви.
Опричнина не осмелилась использовать низложение Ф. Колычева (митрополита московского) для секуляризации богатств митрополичьего дома. Но суд над митрополитом нанес сильнейший удар по престижу и влиянию церкви. Этим обстоятельством и воспользовалось опричное руководство, решившее наложить руку на ее богатства. Сфабрикованное в опричнине новгородское «изменное» дело послужило удобным предлогом для ограбления новгородско-псковского архиепископства.
Секуляризация монастырских и церковных сокровищ явилась едва ли не главным содержанием опричного похода на Тверь, Новгород и Псков. «Государев разгром» надолго подорвал влияние и могущество крупнейшей в стране новгородско-псковской епархии. После низложения митрополита Филиппа и суда над архиепископом Пименом русская церковь надолго лишилась того влияния, которым она пользовалась ранее.
Благодаря секуляризации сокровищ новгородской церкви, а также ограбления посадского населения Твери, Новгорода и Пскова опричное правительство смогла разрешить свои финансовые затруднения и получить средства для продолжения дорогостоящих затей».
Скрынников Р. Г. Царство террора. М., 1992, с. 378–379
Общий итог посягательств на Новгород московских государей Ивана III, Василия III, Ивана IV мы подведем тоже словами Руслана Скрынникова:
«Новгород был древнейшим русским городом. Он избежал упадка в период раздробленности и не был разгромлен татарами во время Батыева нашествия. Его самобытная политическая культура, имевшая неоспоримое превосходство над московской, была раз и навсегда уничтожена жестоким «присоединением» к Москве. Сто лет московского владычества превратили цветущий край в огромный пустырь».