Идея о царе Владиславе

Итак, «семь бояр» и патриарх Филарет решили сделать московским царем Владислава, сына короля Сигизмунда III, которому летом исполнилось 14 лет. В связи с этим, Жолкевский по их просьбе отогнал от Москвы Самозванца.

Затем бояре 17 августа 1610 года подписали договор с Жолкевским об условиях пребывания его войска в Москве и о передаче престола Владиславу. Но при этом некоторые важные вопросы остались открытыми. Гетман без санкции короля и сейма Речи Посполитой не решился утвердить статьи о принятии Владиславом православия; о вступлении его в брак с девицей из знатного московского рода; о возвращении Москве всех городов, захваченных Сигизмундом; о взаимном обмене пленными без выкупа; о прекращении осады Смоленска.

Поэтому в сентябре из Москвы к королю под Смоленск отправилось «великое посольство». Его возглавили князь Василий Голицын и патриарх Филарет. В состав посольства вошли окольничий князь Мезецкий, думный дворянин Сукин, думный дьяк Томила Луговский, дьяк Сыдавный-Васильев; из духовных лиц — спасский архимандрит Евфимий, троицкий келарь Авраамий Палицын и другие официальные лица. Всего в составе посольстве, вместе с помощниками, охраной и слугами, было 1246 человек!

Посольство прибыло под Смоленск 7 октября. Поляки приняли его «с честью» и отвели послам 14 шатров в версте от королевского стана. Но кормили послов плохо, а на их жалобы отвечали, что «король не в своей земле, а на войне, и взять ему самому негде». Это было правдой.

10 октября король дал аудиенцию послам, которые попросили Сигизмунда отпустить своего сына на царство в Москву. Они также напомнили, что Владислав — в соответствии с договором от 4 февраля — должен принять православие в Смоленске от патриарха Филарета и смоленского архиепископа Сергия, чтобы явиться в Москву уже православным человеком. Канцлер Лев Сапега от имени короля неопределенно ответил им, что король желает спокойствия в Московском государстве и назначит время для переговоров.

Помимо тех условий, которые утвердил своей властью гетман Жолкевский, послам следовало добиться от короля соблюдения всех остальных: чтобы королевич взял с собой из Польши лишь небольшое число необходимых ему людей; что жениться Владислав должен на девице православной веры; что все города, занятые людьми Сигизмунда или «Тушинского вора», следует очистить, как было до Смуты и как уже договорено с гетманом Жолкевским. А если кто-либо из жителей Московского государства захочет отступить от православной веры, того казнить смертью, таким образом, возможность унии православной церкви с католической категорически исключалась.

Согласно условиям, принятым обеими сторонами, ни литвины, ни поляки не имели права занимать руководящие посты в Москве, провозглашалась свобода торговли между Москвой и Республикой, а также совместная оборона от крымских татар.

Теоретически, возведение Владислава на престол могло стать благом для Московского государства. Отпрыск шведско-польского королевского дома пользовался бы большим авторитетом в стране, чем какой-нибудь князь Голицын или боярин Мстиславский, еще недавно пресмыкавшиеся перед выскочками Борисом Годуновым и Василием Шуйским.

Призвание иностранного монарха на престол в Западной Европе было обычным делом и в те времена и много позже. Например, через 100 лет внук французского короля Людовика XIV Филипп стад королем Испании и основал династию испанских Бурбонов. Да и в России в 1762 году престол заняла стопроцентная немка, принцесса Фредерика-Августа Анхальт-Цербстская, ставшая императрицей Екатериной Второй, или «Великой».

Но фактически мечты московских бояр о «ручном короле» Владиславе были утопией. Сигизмунд вел речи о царствовании сына лишь в качестве «дымовой завесы», в действительности он сам хотел сесть на московский престол, чтобы после этого не мытьем, так катаньем добиться введения церковной унии. Напомним, что он был ревностным католиком и соображения «о пользе истинной веры» являлись для него абсолютной ценностью.

Условия, предложенные боярами, были вполне приемлемыми, но за спиной бояр отсутствовали «большие батальоны», если употребить любимое выражение Наполеона Бонапарта. Сигизмунд лгал москвичам, поскольку руководствовался тайным планом, зато батальоны у него были. Точнее, он думал, что они у него есть. Поэтому переговоры постепенно зашли в тупик. Король соглашался на переход сына лишь в униатство и вообще не хотел отпускать его в Москву — под предлогом малолетства. В конце концов, в начале апреля 1611 года, Сигизмунд приказал отправить все посольство под вооруженным конвоем на территорию Польши, в замок Мариенбург.

А тем временем в королевском совете спорили, отпускать Владислава в Москву или нет? Сначала Лев Сапега, уже не надеясь взять Смоленск, был на стороне тех, кто соглашался отпустить королевича в Москву, но вскоре изменил свое мнение. Особенно повлияло на Сапегу письмо королевы Екатерины, супруги Сигизмунда, которая написала канцлеру:

«Ты начинаешь терять надежду на возможность взять Смоленск и советуешь королю на время отложить осаду: заклинаем тебя, чтоб ты такого совета не подавал, а вместе с другими сенаторами настаивал на продолжении осады: здесь дело идет о чести не только королевской, но и целого войска».

После этого Сапега заявил на королевском совете, что присяга, данная московитами Владиславу, подозрительна. Не хотят ли они просто выиграть время? Нельзя ради сомнительных выгод с позором уходить из-под Смоленска, оставив надежды на приобретение Смоленской и Северской областей. В итоге Владислава в Москву не отпустили, а московских послов, как уже сказано, задержали в качестве пленников или даже заложников.

Ситуация сложилась запутанная. Литвинские и польские магнаты отказались помочь Сигизмунду как войсками, так и деньгами для планировавшегося им похода на Москву. Чтобы заплатить наемникам, стоявшим под Москвой, королю пришлось в феврале 1610 года частью продать, частью заложить свои драгоценности. Смоленск же продолжал успешно защищаться.