Тушинское «сидение» (август 1608 — декабрь 1609 гг.)

Как уже сказано, 25 мая 1608 года правительство царя Василия Шуйского и король Сигизмунд III заключили новый договор о продлении Ям-Запольного перемирия. Одним из его условий стало обязательство властей Речи Посполитой выдавать всех поляков и литвинов, поддерживающих Лже-Дмитрия II, впредь никаким самозванцам не верить и за них не вступаться.

Еще до заключения этого договора в ставку Лже-Дмитрия, находившуюся тогда в Звенигороде, прибыл специальный посланник Борзковский, который от имени короля и сейма Республики потребовал, чтобы поляки и литвины, служившие Самозванцу, покинули пределы Руси. Однако гетман Рожинский дал ему от имени всех воинов категорический отказ.

Формально теперь в тушинском лагере были и царь и царица. Тушино стало как бы второй столицей Московии. Была тут и «воровская» Боярская дума, которую возглавили Михаил Салтыков и Дмитрий Трубецкой, то есть светская власть была в полном составе. Не хватало только патриарха.

В сентябре 1608 года Ян-Петр Сапега со своим отрядом по пути к Троице-Сергиеву монастырю подошел к Переяславлю-Залесскому. Город сдался без боя, жители присягнули «царю Дмитрию». Далее Сапега пошел к Ростову Великому. Этот город отказался добровольно признать Самозванца. Дело в том, что он имел совершенно уникальный состав населения: на 400 дворов посада приходилось 70 церквей! Большинство дворов принадлежало духовенству. Церковники сумели удержать население от присяги Самозванцу, но оказались не в силах организовать достойное вооруженное сопротивление. Местный воевода Третьяк Сеитов вышел в поле навстречу противнику с «малыми силами» и был разбит. После этого в Ростове «воров» хлебом-солью встретил митрополит Филарет.

Позже русские историки утверждали, что литвины насильно посадили беднягу Филарета в простые сани и отвезли в Тушино. И что ехал он в простой меховой шапке и в простых сапогах. Ну, это вполне можно допустить. У «полевого командира» Сапеги не было шикарных возков, отделанных золотом, да и время поджимало. Но что обычно делали в те времена с пленниками? Казнили, бросали в темницы, меняли на своих людей, отдавали за выкуп. Никто не предлагал пленникам стать главой церкви. Так что Филарет, скорее всего, сам вызвался сотрудничать. Например, архиепископа Тверского Феоктиста, не пожелавшего признать «вора», тушинцы убили.

В Тушино «царь Дмитрий» объявил Филарета патриархом. Тот рьяно приступил к своим новым обязанностям: совершал богослужения и рассылал по всей стране грамоты, призывая покориться царю Дмитрию. Под грамотами он подписывался: «Великий Господин, преосвященный Филарет, митрополит Ростовский и Ярославский, нареченный патриарх Московский и всея Руси».

В Тушино сбежали родственники Филарета по женской линии — Сицкие и Черкасские. Туда же прибыл муж сестры Филарета (Ирины Никитичны) — Иван Иванович Годунов, поставленный царем Василием воеводой во Владимире, жители которого тоже присягнули Тушинскому вору.

Итак, в стране возникло двоевластие: существовали два правительства: царя Василия IV Ивановича в Москве и царя Дмитрия II Ивановича в Тушино.

В стане Самозванца были созданы собственные государственные органы — приказы. «Царь Дмитрий» назначал своих воевод, раздавал поместья, должности и жалованье тем, кто переходил к нему на службу. В Тушино потянулись представители разных сословий (и казаки, и дворяне, и крестьяне) в надежде повысить свой социальный статус и получить привилегии. Были такие ловкачи, которые перебегали, а затем возвращались обратно, требуя при каждом переходе «чины и земли». Их москвичи называли «тушинскими перелетами». По этому поводу С. М. Соловьев отметил:

«Крестьяне, например, собирались вовсе не побуждаемые сословным интересом, не для того, чтоб, оставаясь крестьянами, получить большие права: крестьянин шел к самозванцу для того, чтобы не быть больше крестьянином, чтобы получить выгоднейшее положение, стать помещиком вместо прежнего своего помещика; но подобное движение произошло во всех сословиях: торговый человек шел в Тушино, чтобы сделаться приказным человеком, дьяком, подьячий — чтобы сделаться думным дворянином, наконец, люди родовитые, князья, но молодые не надеявшиеся по разным отношениям когда-либо или скоро подвинуться к боярству в Москве, шли в Тушино, где образовался особый двор в противоположность двору московскому».

Православный историк-монархист Соловьев не захотел, вернее, не мог сказать то же самое о церковниках. За него это сделал польский автор Казимир Валишевский:

«Вслед за Филаретом, этой пародией на патриарха, вся церковь ринулась, очертя голову, в тину: священники, архимандриты и епископы оспаривали друг у друга милости Тушинского вора, перебивая другу друга должности, почести и доходы ценою подкупа и клеветнических изветов. Вследствие этих публичных торгов епископы и священники сменялись чуть ли не каждый месяц. Во всем царила анархия: в политике, в обществе, в религии и в семейной жизни. Смута была в полном разгаре».

Взятие тушинцами Ростова Великого повлекло за собой сдачу соседних городов: Ярославля, Вологды и Тотьмы. На юге на сторону Лже-Дмитрия II перешла Астрахань, на северо-западе — Псков. Однако создать четкую систему управления на присягнувших ему землях Самозванцу не удалось. Там фактически царил «беспредел». С одного и того же села либо городка могли взять контрибуцию и казаки Рожинского, и литвины Сапеги, и бандиты Лисовского.

Во Владимирской земле зверствовал какой-то Наливайко, однофамилец знаменитого казацкого атамана Северина Наливайко, казненного в Варшаве в 1597 году. Он отметил свой путь ужасными оргиями, сажая на кол мужчин, насилуя женщин. По свидетельству Сапеги, который ему покровительствовал, только в одной деревне он собственными руками зарезал 93 человека обоего пола. Кончились его приключения тем, что Рожинский, конкурент Сапеги, велел схватить и повесить мерзавца. По приказу Рожинского был убит и его конкурент на посту гетмана, пан Меховецкий, вновь явившийся в армию Самозванца.

Ни та, ни другая сторона не могла победить окончательно. За Шуйского никто не хотел класть голову, а Самозванца реально поддерживали только литвины с поляками, да казаки, которых было, во-первых, недостаточно, а во-вторых, судьба вождя мало их волновала. Они преимущественно грабили местное население. Грабежи заставили жителей городов «садиться в осаду»: закрывать ворота и не пускать тушинцев. Но противостоять профессиональным головорезам они не могли. Тушинцы, особенно поляки и литвины, брали город за городом, крепость за крепостью. Деревянные замки («крепостицы») и деревни они сжигали, горожан и крестьян обирали до нитки, словом, вели себя так, как действует деморализованная солдатня в завоеванной стране.

И все же с осени 1608 года в ряде мест «тушинские воры» стали получать отпор. При этом народ защищал уже не царя Василия Шуйского, а свое имущество, свои жилища и свои семьи. Так, 5 января 1609 года конный отряд «воров» появился в окрестностях маленького города Устюжной. Гарнизона в нем никогда не было, но из Москвы для организации обороны прислали воеводу Андрея Петровича Ртищева, а с Белоозера подошли 400 ополченцев. У деревни Батневка Ртищев сразился с литвинами. Устюжане и белоозерцы мало что смыслили в ратном деле, и, как гласит летопись, «литовцы покосили их как траву».

Однако Жители Устюжной не пали духом. Они построили укрепления. В 60-и верстах от Устюжной находились залежи железной руды, в городе было свыше 30-и кузнечных мастерских. За четыре недели в них изготовили или доделали более 100 пушек и крепостных пищалей.

3 февраля 1609 года к Устюжной подошел отряд атамана Козаковского. Литвины полезли на деревянные стены городка, но были встречены сильным огнем. Понеся большие потери, они отступили. 8 февраля, получив подкрепление, литвины и казаки снова приступили к Устюжне с двух сторон, и снова вынуждены были отступить с большими потерями, и после этого уже не возвращались. Вплоть до 1918 года устюжане 10 февраля праздновали спасение своего города от «воров» крестным ходом, в котором носили чудотворную икону Богородицы.