б) Постепенное развитие ранней государственности в Силла. Изменения в протогосударствах Кая (IV–V вв.)
Ранняя государственность, основы которой были заложены в Силла на рубеже III–IV вв., укрепилась в ходе преобразований конца IV в. Именно в это время трон Силла окончательно закрепляется за кланом Ким, составившим основу силлаской центральной аристократии как таковой. Базой влияния Кимов было их господствующее положение в двух центральных пу Кёнджуской долины — Кымнян (другое наименование — Тхак) и Сарян. Пу — полу автономные политии, созданные на основе вождеств племенной эпохи и управлявшиеся одним или, чаще, несколькими аристократическими родами. Как и в Когурё II–IV вв., они составляли в Силла IV–V вв. основу политической и административной структуры. Их дружины, являвшиеся костяком силлаской армии, контролировали завоеванную силласцами периферию. Их представители в Совете Знати оказывали решающее влияние на выработку важнейших политических решений. Традиционные поборы с рядовых членов пу были экономической основой существования аристократии. Другие аристократические роды Кёнджуской долины (прежде всего Пак и Сок), утратив влияние на центральные пу и права на трон, сохраняют с конца IV в. свое политическое влияние лишь в контексте брачных связей с Кимами. Окончательно монополизировав трон за своим кланом, правитель из рода Ким Нэмуль (356–402) принял новый титул марипкана («главенствующий вождь»). Следуя примеру Когурё, он установил в 381 г. дипломатические отношения с династией Ранняя Цинь (351–394), которая объединила большую часть Северного Китая. Кроме того, в этот период аристократия центральных пу Кёнджуской долины начала строительство гигантских насыпных каменных курганов с несколькими деревянными саркофагами, где вместе с хозяевами хоронили также принесенных в жертву на похоронах рабов. Все эти меры должны были поднять престиж клана Ким и поддерживавших его слоев аристократии. Но в то же время нельзя не отметить, что, укрепив описанным выше способом свое привилегированное положение, клан Ким и возглавляемые им центральные пу все равно вынуждены были вплоть до начала VI в. сохранять практически конфедеративные отношения с остальными четырьмя пу Кёнджуской долины. Марипканы признавали автономию этих четырех пу во внутренних делах, привлекали их к участию в управлении и считались с интересами их аристократии. И конечно же, на периферии у Силла существовали лишь зародыши администрации. В основном связь периферии с центром исчерпывалась выплатой дани.
С 392 г. Силла практически признает «сюзеренитет» Когурё. В столице Силла, Сораболь (ныне г. Кёнджу) активно воспринимается когурёская культура, сыновья силлаского государя посылаются заложниками в Когурё. Сами силлаские государи преподносят когурёским ванам ритуальную «дань» (чогон). На этот шаг силласцы пошли как в связи с усилением Когурё в правление государей Сосурима и Квангэтхо, так и из желания обезопасить себя от японских и пэкческих набегов и, особенно, от конкуренции со стороны конфедерации южнокаяских политий во главе с Кымгван. Именно конец IV в. был периодом наивысшего расцвета южнокаяских политий, вместе с Пэкче игравших роль главных торговых партнеров японских протогосударств на Корейском полуострове. Именно южнокаяская полития Тхаксун (по-видимому, располагавшаяся в районе совр. города Чханвон, пров. Юж. Кёнсан) сыграла роль посредника в установлении отношений между Пэкче и японцами в 360-х гг. Южнокаяские могилы этого времени изобилуют железным оружием, латами и кавалеристским снаряжением явно «северного» (пуёского или когурёского) типа, а также предметами роскоши и престижа (саблями с декорированными рукоятками, яшмовыми и золотыми украшениями, и т. д). Как раз в этот период вырабатывается отличавший позже Кая стиль керамики — неглубокие сосуды на высоких ножках или подставках, сосуды с выпуклыми боками и короткой шейкой, а также специфичные для этого региона сосуды с длинным горлышком и отдельно изготавливавшейся подставкой. Появление самостоятельного керамического стиля говорит о том, что в этот период в Кая начала складываться отдельная этнокультурная общность.
Союзники Кая — японцы — активно использовали каяскую территорию для нападений на Силла. Это спровоцировало в 400 г. масштабную карательную акцию со стороны «сюзерена» Силла, когурёского Квангэтхо-вана. Японцы были наголову разгромлены, а значительная часть южных районов Кая (прежде всего территория современного города Тоннэ близ стратегически важного устья р. Нактонган) подпала под влияние местных союзников Когурё — силласцев. Вскоре Кымгван, утеряв своё господствующее положение в среде южнокаяских политий и подвергнувшись нападению со стороны соседних каяских ранних государств, была вынуждена обратиться к Силла за военной помощью. Так, благодаря союзу с могущественным Когурё, было устранено серьезное препятствие на пути экспансии Силла в южном направлении.
V в. был для Силла временем стабильного развития производительных сил и культуры, а также серьезных постепенных изменений в социальной организации. Постепенно распространяется пахота на быках, дававшая более глубокую вспашку и несравненно лучшие урожаи. С 502 г. этот метод земледелия официально поощряется государством. Расширяется круг владельцев железных орудий сельскохозяйственного труда, прежде всего лопат и серпов. Как кажется, именно в этот период силласцы впервые знакомятся со снабженным железным сошником плугом. Государство организует крупномасштабные ирригационные работы на местах. Один пример масштабной мобилизации такого рода известен из источников под 429 г. В результате, в Силла, как и в Когурё III в., постепенно подтачиваются основы общинной собственности на землю. Поля, формально оставаясь общинным достоянием (и, в идеале, собственностью государства), реально переходят в распоряжение отдельных семей.
Рис. 39. Набор ритуальных бронзовых цилиндриков с язычками внутри (Кымгван, IV–V вв.). Видимо, подобного рода цилиндрические «колокольчики» играли роль священных музыкальных инструментов. Они использовались для призывания добрых духов и изгнания злых на религиозных церемониях. Похожие инструменты бытовали в описываемую эпоху и в районе Кинай в центре о. Хонсю (Япония). Длина — до 14 см.
В ходе этого процесса выделяется слой богатых крестьян (хомин). Владельцы часто недоступных для бедноты железных орудий труда и тяглового скота, они захватывают в свои руки общинное самоуправление, организацию общинного ополчения, и т. д. Одновременно беднейшие крестьяне начинают разоряться, переходя на положение батраков или бродяг. Расслоение в крестьянской среде ослабляет позиции традиционной знати пу, привыкшей опираться на традиции общинной солидарности. Но в то же время разложение кровнородственной общины укрепляет позиции государства, получившего возможность постепенно перейти к налоговой и мобилизационной эксплуатации каждого крестьянина индивидуально (вместо традиционных нерегулярных поборов с общины как целого). Процесс распространения железных орудий также в значительной мере контролировался государством, монополизировавшим основные железнорудные ресурсы и центры производства железа. Другим источником доходов для государства был открытый в 490 г. в столице рынок, где богатые крестьяне могли продавать свои продукты. Таким образом, постепенное развитие частной собственности и торговли, углубляющееся расслоение крестьянства способствовали, в конечном счете, укреплению государственной власти.
Рис. 40. Железный серп каяского производства, IV–V в. Обнаружен при раскопках в деревне Тоханни, уезд Хаман, пров. Юж. Кёнсан. Длина 16 см., ширина 3,6 см Похожие орудия использовались и силласкими крестьянами того времени.
Общему повышению роли государства в жизни общества способствовала и мобилизационная атмосфера, связанная со сложной и напряженной международной ситуацией V в. С середины V в. Силла избавилось от положения «вассала» Когурё, став в 433 г. союзником Пэкче и активно участвуя с 450-х гг., вместе с пэкчесцами и каясцами, в борьбе с продвижением когурёсцев на юг. Однако в связи с этим Силла начало подвергаться постоянным атакам когурёсцев и их союзников мохэ, и было вынуждено заняться строительством линии крепостей на своих северных и западных границах. Мобилизации на крепостное строительство и армейскую службу укрепляли роль военно-административной верхушки (рекрутировавшейся практически только из клана Ким) и способствовали постепенному формированию представлений о единстве, однородности силлаского социума, вне зависимости от традиционных родоплеменных подразделений. Тот же эффект вызывала и необходимость противостояния участившимся набегам японских пиратов, воспринимавшихся как старые, извечные враги Силла.
В процессе борьбы с японцами складывались легенды о преданных и отважных подданных, с готовностью пожертвовавших жизнью в борьбе с традиционным противником Силла, и эти легенды становились одной из основ нового, государственного самосознания. Особенно популярно было литературно дополненное и обработанное позже предание о правителе силласких земель на крайнем юге страны (ныне — г. Янсан в окрестностях г. Пусан), кане Пак Чесане. Он, согласно легенде, выручил в 418 г. из когурёского и японского заложничества братьев вана Нульджи (417–458), но был жестоко казнен (сожжен на костре) в отместку за это японцами. По преданию, в ответ на предложение японского государя предать Силла, стать японским подданным и тем сохранить себе жизнь Пак Чесан ответил, что он скорее готов стать «собакой или свиньей» в Силла, чем знатным слугой вражеского владыки. Эта модель поведения стала референтной для силлаского патриотизма на долгое время и была активно использована правящим слоем позже, в ходе боев за объединение полуострова под властью Силла. Другим способом обеспечить эмоциональное единение силласцев было основание в 487 г. (по другим источникам, даже ранее) Дворца Богов (Сингун) — центрального общесиллаского храма. Построенный на месте рождения легендарного Пак Хёккосе, он был посвящен обожествленным предкам кланов Ким и Пак и божествам Неба и Земли в целом. Так закладывались основы силлаской этно-культурной идентичности.
О том, какой уровень роскоши был необходим для поддержания престижа владык Силла этого времени, можно судить по материалам раскопок расположенных в основном в центре современного г. Кёнджу насыпных каменных курганов с деревянными саркофагами. Предположительно, это погребения силласких правителей V — начала VI вв. Верования того времени требовали снабжать покойных всем необходимым для загробной жизни, представлявшейся продолжением земного существования. Поэтому обстановка погребений дает представление о том, какими благами покойные пользовались при жизни. Так, один из самых известных силласких курганов этого времени, Гробница Небесной Лошади (Чхонмачхон; названа так исследователями по найденной в гробнице детали конской сбруи с великолепным рисунком летящей лошади), представляет собой круглую по форме каменную насыпь 6-метровой высоты. Над ней сложен земляной курган (общая высота — 12 м, радиус — 51 м). В саркофаге под насыпью (мёгвак) найдены прекрасная золотая корона, золотая шапка, наборный золотой пояс с множеством ювелирно выделанных подвесок различной формы (рыбы, ножики, и т. д.), сосуд из голубого стекла, предметы конской сбруи, оружие, и т. д. Все эти предметы, в которых явно чувствуется китайское, скифо-сибирское, а иногда даже и романо-переднеазиатское (как в случае со стеклянными сосудами) влияние, использовались погребенным (видимо, одним из государей Силла V в.) при жизни для утверждения личного и династийно-кланового престижа. Золотые короны и пояса, роскошные сабли, редкие и драгоценные для того времени стеклянные сосуды, а часто и кости десятков умерщевленных на похоронах людей (рабов или слуг) обнаружены и в других громадных погребениях этого периода: Кургане Золотой Короны (Кымгванчхон), курганах Собончхон и Хваннамтэчхон. Неудивительно, что, зная о роскоши, окружавшей силласких владык того времени, японцы называли Силла «страной золота и серебра».
Рис. 41. Так выглядит сейчас раскопанная в 1973 г. и позже превращенная в музей Гробница Небесной Лошади
Рис. 42. Изображение летящей небесной лошади, давшее название знаменитому кургану. Образ летящей лошади («гибрид» лошади и птицы) был, по-видимому, связан с издавна существовавшим у чинханских племен культом верховного небесного божества. Возможно, однако, что влияние на данный образ также оказали и китайские представления о фантастическом животном цилинь (кор. кирин) с туловищем лошади, копытами оленя, рогами, головой дракона и медвежьим хвостом. Считалось, что цилинь появляется на земле с приходом на нее совершенно мудрого властителя. Изображения цилинь встречаются на фресках Когурё; возможно, что ее образ повлиял и на искусство Силла.
Усиление Силла в V в. влекло за собой расширение силлаской экспансии на юг, в южно-каяские области, постепенное вовлечение небольших ранних государств южнокаяского региона (прежде всего Кымгван) в орбиту силлаской дипломатии, политики и культуры. Однако это вовсе не означало утраты каясцами политической самостоятельности и этнокультурной самобытности. Вместо Кымгван центром притяжения для северных и центральных каяских политий (верхнее течение р. Нактонган, районы современных уездов Корён, Хапчхон, Ыйрён, Кочхан и Санчхон провинций Северная и Южная Кёнсан) стало усилившееся к концу V в. раннее государство Тэгая. Буквально его название переводится как «Большая Кая». Располагалось оно в центре современного уезда Корён. Укреплению Тэгая способствовало временное ослабление Пэкче после катастрофического поражения, понесенного от когурёсцев в 475 г. Избавившись от навязанной пэкчесцами еще во времена Кынчхого-вана «опеки», северные каясцы, и прежде всего Тэгая, смогли уверенно выйти на сцену в качестве самостоятельной военно-политической и культурной силы.
В 479 г. государь Тэгая, подобно пэкческому, завязывает дипломатические отношения с китайской династией Южная Ци и получает от китайцев формальную инвеституру (хотя и более низкого ранга, чем ван Пэкче). Это символизирует вхождение Тэгая в ряды «цивилизованных» государств Восточной Азии того времени. Вместе с Пэкче и Силла, Тэгая становится частью антикогурёского альянса, и на равных с двумя могущественными соседями участвует в борьбе с продвижением когурёсцев на юг. Как и ранее Кымгван, Тэгая завязывает традиционные для каяских политий тесные контакты с японцами. Впрочем, даже более тесными, чем у Тэгая, были связи с японцами у другой северокаяской политии, Ара. Имевшая также другой вариант названия, Алла, эта полития располагалась на территории современного уезда Хаман провинции Южная Кёнсан. На ее землях с 20-30-х гг. VI в. даже расположилась постоянная торгово-дипломатическая миссия японского раннего государства Ямато.
В культурном отношении, Тэгая и окружающие ее северокаяские политии вырабатывают свой оригинальный стиль в керамике — сосуды с длинным горлышком и крышкой, часто с приделанной подставкой. Это является важным свидетельством формирования определенной этнокультурной общности. Активную культурную политику проводил тэгаяский правитель Хаджи (другой вариант этого имени — Касиль), получивший от Южной Ци официальную инвеституру. Желая ритуальным путем закрепить единение северокаяских политий вокруг Тэгая, он инициировал собирание ритуальной музыки северокаяских земель и ее переработку в единый общекаяский музыкальный «канон». Эта «каноническая» музыка исполнялась на каягыме («каяской цитре»). Каягым, новый музыкальный инструмент, вскоре вошедший в сокровищницу древнекорейской музыкальной культуры, был создан в Тэгая музыкантом Урыком на основе китайской двенадцатиструнной цитры. Тот факт, что власти Тэгая имели возможность проводить столь активную культурную политику, показывает существенный рост экономических ресурсов и политического влияния этой политии. Вскоре, в начале VI в., Тэгая, наравне с Силла и Пэкче, станет одним из главных игроков на политической сцене южной Кореи.
Рис. 43. Могилы тэгаяских государей и знати, расположенные в районе Чисандон города Корана. В нескольких из этих громадных курганов были обнаружены золотые короны, роскошные сабли, кавалеристское снаряжение и многочисленные останки погребенных вместе с хозяевами слуг и рабов.
Рис. 44. Золотые короны Силла (сверху; найдена в Гробнице Небесной Лошади) и Тэгая (снизу). Сличение этих двух памятников дает хорошее представление о различиях в ритуальных убранствах силласких и каяских владык. На силласких коронах обычны украшения в форме деревьев с 3–4 уровнями ветвей и стилизованных оленьих рогов. Эти украшения несут на себе отпечатки шаманских представлений о Мировом Дереве в центре мира (каковым в ритуале считался государь), а также связаны со свойственным всем древним корейцам культом оленя. Тэгаяская корона украшена стилизованными изображениями стеблей травы с тремя уровнями листьев. Это связано с представлениями о трехчастной структуре мира Небо, Земля и Подземное царство.