д) Попытка радикального переворота в 1884 г. и ее последствия

К лету 1884 г. социально-экономическая ситуация в стране вновь резко обострилась. Курс клана Минов и Мёллендорфа на пополнение казны за счет массового выпуска удешевленной монеты привел к новому росту цен (цены на рис выросли почти в три раза), поставил массы городского населения на грань голода, дестабилизировал торговлю и ремесло. Росло возмущение коррупцией, невиданным произволом как олигархов из клана Минов, так и их китайских покровителей. В то же время начавшаяся весной 1883 г. из-за Вьетнама франко-китайская война отвлекла внимание цинских правителей от Кореи. В корейскую столицу приходили одна за другой вести о поражениях китайских войск, а половина китайского корпуса в Сеуле (1500 чел.) была отправлена воевать с французами. В сложившейся обстановке вожди реформаторов пришли к выводу, что все созрело для переворота. Они надеялись, что свержение режима Минов привлечет к ним народ, а китайские силы в Сеуле могут быть нейтрализованы японским батальоном, охранявшим японское посольство в корейской столице. Со своей стороны, японское правительство, уже начавшее перевооружение армии и флота в предвидении будущего столкновения с Китаем, было заинтересовано в том, чтобы испытать китайские силы на Корейском полуострове на прочность, и надеялось захватить в Корее господствующие позиции в случае успеха реформаторов. В итоге, Ким Оккюн сумел привлечь к заговору японского посланника Такэдзоэ Синъитиро (1842–1917). Главной вооруженной силой радикалов должны были стать тринадцать молодых корейских офицеров, вернувшихся с обучения в Японии, их подчиненные из корейской армии, личные дружины лидеров реформаторской группировки, а также японские солдаты. План предусматривал установление вооруженного контроля над дворцом, Коджоном и его окружением, физическое устранение основных членов клана Минов и их политических союзников, формирование — с формальной санкции Коджона — нового режима, и быстрое проведение «сверху» тех же преобразований, что изменили облик Японии в первые десятилетия после «реставрации Мэйдзи». Ким Оккюн, по-видимому, надеялся, формально сохранив монархию, сделать ее тем, чем была императорская «власть» в новой Японии — формальным институтом, легитимизирующим буржуазные преобразования и строительство современной государственности.

4 декабря 1884 г., в день, на который назначено было выступление, основные члены консервативной группировки (Мин Бёнсок, Мин Ёнъик, Хан Гюджик и другие) собрались на банкет по случаю завершения строительства здания для организуемого на современный лад почтового ведомства. Желая выманить их из банкетного зала и затем перебить, Ким Оккюн и его сподвижники организовали массовые поджоги в соседнем квартале. Однако на крики «Пожар!» из здания выбежал лишь один из членов клана Минов, Мин Ёнъик (бывший глава первого корейского посольства, отправленного в США), который и был тут же тяжело ранен. Не решившись устраивать побоище внутри здания, в присутствии иностранных дипломатов, Ким Оккюн и его сторонники поспешили во дворец, объявили королю о том, что якобы «китайские солдаты взбунтовались», и предложили искать убежище в одном из небольших дворцов на севере столицы и вызвать туда для охраны японских солдат. Напуганный заревом пожара вблизи дворца (а по предположениям некоторых историков, даже заранее извещенный реформаторами об их планах и сочувствовавший им), Коджон согласился на «временный переезд». В новом дворце он оказался под полным контролем дружин Ким Оккюна и японских войск. Завладев государственной печатью и получив таким образом возможность издавать правительственные распоряжения и указы, реформаторы от имени Коджона послали основным членам клана Минов и их сторонникам поддельные вызовы на срочную аудиенцию. Стоило их политическим противникам показаться во дворце, как их убивали подчиненными Ким Оккюна из числа обучавшихся в Японии корейских офицеров. Вековая монополия конфуцианского государства на политическое насилие оказалась грубо нарушенной. Ким Оккюн и его сторонники попрали корейские традиционные нормы, не допускавшие частных (не санкционированных государственной властью) вооруженных конфликтов между сановниками.

Установив контроль над государем и двором, реформаторы спешно начали публиковать указы, касавшиеся самых разных сторон политической и социальной жизни. Один из указов формировал новое правительство, в котором господствующие позиции были отданы реформаторам, а также некоторым деятелям, лояльным Тэвонгуну. Последнего реформаторы потребовали немедленно вернуть из Китая. Совершенно не разделяя его ультраконсервативных идей, Ким Оккюн и молодые реформаторы видели в нем популярного национального политика и считали его похищение китайцами унижением для Кореи. Другие указы отменяли сословное неравенство, ограничивали королевскую власть (основные дела передавались в ведение Совета Министров), вводили единую централизованную налоговую систему современного типа, отменяли кабальную зерновую ссуду (хванджа), объявляли о создании полиции современного типа (в старой Корее полицейская стража была только в столице и жалованья рядовым стражникам не платили, предоставляя им «кормиться от дел», т. е. обирать население) и суровых карах за коррупцию, запрещали произвольные наказания и поборы на местах, и т. д. Имей реформаторы возможность действительно воплотить в жизнь ту программу, которую декларировали их указы 4–5 декабря 1884 г., Корея могла бы действительно начать движение по «японскому» пути развития капитализма «сверху» (хотя периферийное положение по отношению к Японии вряд ли бы поменялось). Однако в реальности указы остались не более чем декларациями: практически все чиновничество, включая даже тех умеренных реформаторов, которым Ким Оккюн хотел дать ответственные посты, рассматривало действия организаторов переворота как государственную измену и не выказывало никакого желания следовать распоряжениям «самозванцев». От всяких контактов с группой Ким Оккюна отказался, например, умеренный реформатор Юн Уннёль (отец Юн Чхихо — одного из первых корейцев, отправившихся учиться в Японию и затем США), заявивший, что убийства сановников, «насилие над волей государя» и использование иностранных войск способны лишь возбудить народный гнев и окончательно погубить дело реформ. С точки зрения столичных масс, и без того пропитанных антияпонскими настроениями, переворот был «мятежом японских варваров», а Ким Оккюн и его сторонники — «предателями, продавшимися японцам». Беспрецедентное для Кореи политическое насилие, к которому прибег Ким Оккюн, дало результат, обратный желаемому — пассивное неприятие реформ сменилось у абсолютного большинства населения активной враждебностью к «убийцам и предателям». Реформаторы, и до того интеллектуально оторванные от местной «почвы», оказались в буквальном смысле слова изолированы от страны.

Расчет Ким Оккюна на то, что авторитет находившегося практически под стражей у реформаторов Коджона окажется достаточным для захвата аппарата власти и нейтрализации китайских сил в столице, оказался ошибочным. Государыня Мин через близких ей придворных сумела передать китайским командирам просьбу подавить мятеж. Одновременно она потребовала от Ким Оккюна перенести двор в более просторный дворец Чхандоккун, который наличными силами японской миссии (всего около 120 солдат) было невозможно защищать. Согласие реформаторов — опасавшихся обвинений в «насилии над государевой волей» — выполнить это требование оказалось для них роковым шагом. 6 декабря 1884 г. дворец Чхандоккун был атакован китайскими войсками под командованием Юань Шикая, сумевшими быстро обратить в бегство японских солдат. Несколько реформаторов, во главе с Хон Ёнсиком, попытались перевести Коджона и свиту в другой дворец, но были опознаны кипевшей гневом на «японских прихвостней» толпой и убиты. Государь и двор оказались под полным контролем Юань Шикая, а лидеры неудачного переворота — Ким Оккюн, Пак Ёнхё, Со Гванбом, и другие (всего 9 чел.) — бежали вместе с посланником Такедзое, его сотрудниками и спасавшимися от погрома японскими обитателями Сеула в Инчхон. Гнев толпы не оставлял японцев в покое и там (всего переворот стоил жизни примерно 40 японским подданным). В конце концов посланнику и его свите пришлось ретироваться в Японию, и вместе с ними ушли в изгнание и переодевшиеся в европейское (т. е., по представлениям корейцев тех лет, японское — собственно европейцы были в Корее еще очень редкими гостями) платье организаторы переворота. Тех членов их семей, что не покончили с собой сразу после провала выступления, ждали казни, длительное заключение в тюрьме, конфискация всего имущества. Репрессии, обращенные против тех, кто так или иначе был связан с Ким Оккюном и его группой, подорвали базу для распространения радикальных реформаторских идей. Некоторые умеренные реформаторы, с самого начала переворота отрекшиеся от акции Ким Оккюна, сохранили влияние при дворе, однако идея следования японским путем реформ была дискредитирована. Консерваторы получили новые «доказательства» того, что «реформы делают из людей безнравственных животных», а радикальная реформаторская мысль оказалась под запретом на целое десятилетие. Делу капиталистических преобразований в стране был нанесен непоправимый ущерб.

Рис. 16. Ким Оккюн (1851–1894) — реформатор-радикал Кореи 1880 — 90-х гг.

Провал переворота был, с точки зрения японского руководства, серьезной неудачей в борьбе с китайским преобладанием на Корейском полуострове. Опасаясь до поры до времени идти на серьезное военное столкновение с Цинской империей, японское правительство предпочло «восстановить» свой пошатнувшийся престиж за счет грубого давления на корейскую сторону. Вскоре после провала переворота в Инчхон в сопровождении семи военных судов и двух тысяч солдат прибыл сам министр иностранных дел режима Мэйдзи, Иноуэ Каору (1835–1915), назначенный полномочным послом для улаживания инцидента. Переговоры с корейскими представителями, Ким Хонджипом и Мёллендорфом, были типичным примером так называемой «дипломатии канонерок» — Япония недвусмысленно давала понять, что несогласие с выдвинутыми ею условиями станет предлогом для открытой агрессии. По рекомендации Китая, опасавшегося широкомасштабного конфликта с Японией в ситуации неудачной войны против Франции, корейская сторона пошла на подписание крайне унизительного и невыгодного соглашения, известного как «Хансонский договор» (1885; Хансон — старое официальное название Сеула). Этот договор обязывал корейское правительство «извиниться в письменной форме» перед японскими властями за «нанесенный Японии ущерб» (при том, что неудачный путч был открыто поддержан японскими дипломатами в Сеуле!), выплатить очень большую по тому времени сумму в 110 тысяч иен в качестве компенсации семьям погибших японцев, оплатить постройку нового здания японской миссии (взамен сгоревшего во время переворота), и даже найти и казнить убийц японских дипломатов. Япония же, в свою очередь, отказалась выдать корейским властям организаторов переворота, настаивая, что они имеют право на политическое убежище. Копируя дипломатические приемы, широко применявшиеся империалистическими государствами Запада по отношению к периферийным странам Азии и Африки, Япония тем самым подчеркивала своё превосходство над континентальным соседом, свой новый статус «единственной цивилизованной страны» Дальнего Востока.

Стремление как японского, так и китайского руководства избежать преждевременного столкновения на Корейском полуострове привело также к успешному завершению переговоров между двумя сторонами в Тяньцзине и подписанию Тяньцзиньского договора (1885). По этому соглашению, как Китай, так и Япония обязались вывести из Сеула свои войска, «рекомендовать» корейским властям в дальнейшем нанимать для обучения корейских войск «нейтральных» (т. е. европейских или американских) инструкторов, и заранее предупреждать друг друга в случае отправки войск в Корею в «чрезвычайных ситуациях»; немедленно после «восстановления порядка» войска следовало выводить. Практически все это означало, что Япония признает китайские доминирование над корейским правительством и соглашается ограничиваться экономическим проникновением в страну «мирными» методами. Естественно, отказываться вовсе от планов включения Кореи в свою сферу влияния Япония не собиралась; японские правящие круги желали выгадать время для того, чтобы усилить армию и флот до уровня, гарантирующего победу над Китаем в случае военного конфликта. Корею же договоренности между Китаем и Японией обрекали на еще более тяжелую зависимость от китайских «советников», чем раньше. Акция Ким Оккюна и его товарищей, сознательно направленная на ликвидацию зависимости по отношению к Китаю (одним из своих «указов» радикалы отменяли выплату формальной дани Цинам), в итоге не решила, но, наоборот, усугубила проблему.