Восстание и смерть Генриха Молодого

Победа Ричарда казалась полной, но уже в который раз она была достигнута с помощью отца и брата Генриха. Однако их согласие рисковало продолжаться недолго. Кажется, что Генрих Молодой вновь стал испытывать недобрые чувства по отношению к младшему брату, чья репутация, живость, богатство, щедрость, независимая жизнь, не имевшая ничего общего с гнетущей отцовской опекой, возбуждали его зависть. Он так же, как и отец, мог заметить, сколько сеньоров Аквитании были раздражены диктаторской, брутальной, даже жестокой манерой правления Ричарда в этом регионе. Они пожаловались Генриху II, когда тот созвал их в Гранмоне^35[131]. Проезжая через Лимож по направлению к Периге, Генрих Молодой торжественно подарил монахам Сен-Марсьяля плащ, на котором был вышит его титул: король Генрих. Чувствовалось, что ему не терпится царствовать в соответствии со своим титулом^36[132]. Несколько баронов Лимузэна, среди которых был Бертран де Борн, надеялись, что молодой король поддержит их дело. Всегда в поисках сражений, Бертран сожалел, что его герой, Генрих Молодой, участвует с отцом в собрании в Санлисе, которое положило конец войне, начатой Филиппом Августом и Филиппом Фландрским, впавшим в немилость и в конце концов подтвердившим свое обещание передать королю Франции Артуа в качестве приданого Изабеллы^37[133]. Трубадур, наоборот, надеялся, что война продолжится, и он в одной из своих песен обличил малодушие молодого короля:

Папиоль, скачи быстрей: молодому королю ты скажешь, что я не люблю, когда долго спят. Сеньор Да и Нет любит больше мир, и я искренне верю, что его младший брат Жан лишит его наследства^38[134].

Генрих Молодой, завидовавший брату и взбудораженный слухами, что его наставник Гийом Маршал стал любовником его жены Маргариты, к этому времени был особенно чувствителен и раним^39[135]. Он желал быть признанным тем, кем он являлся: старшим, королем, законным наследником. Он изложил свои стремления при дворе на Рождество 1182 года, которое отец с сыновьями провели в Кане. Бертран де Борн как раз присутствовал при дворе, скорее всего, по приглашению Генриха II. Разве он не восставал только что против Ричарда и не сочинял ли про Генриха Молодого несколько горьких строк? Генрих разочаровал своих сторонников, подчинившись отцу и помирившись с Ричардом под стенами Периге^40[136]. Рыцарь-трубадур выразил свое разочарование и недовольство аквитанских баронов в двух песнях; одна из них неприкрыто ранила самолюбие молодого короля, напоминая о его зависимости от отца:

Так как он ведет себя как человек посредственный, живя лишь за счет того, что ему выдают, сосчитанное и измеренное. Коронованный король, который получает на жизнь от другого, мало похож на знаменитого Гийома, который захватил башню Миранда, воистину достойного славы! Так как в Пуату он врет и обманывает людей, больше его любить там не будут^41[137].

Семейное единство, продемонстрированное при дворе в Кане, треснуло по швам уже на собрании в Мане, где Генрих II призвал сыновей принести оммаж старшему брату, назначенному наследнику. Тем самым он продемонстрировал, что его наследник должен рассматриваться как его преемник, сюзерен других братьев, которым отныне надлежит держать свои фьефы от него. С Жоффруа проблем не возникло, но Ричард отказался это сделать, он держит Аквитанию от матери Алиеноры и намеревается жить независимо от брата. Согласно хроникам, он ответил сердито и довольно резко:

«Не являемся ли мы детьми одного отца и одной матери? Ну ие странно ли при живом отце заставить нас подчиниться старшему брату и признать его старшинство? Впрочем, если владения с отцовской стороны перейдут старшему, я требую законного получения земель матери»^42[138].

В конце концов под давлением отца Ричард согласился принести оммаж, но теперь отказался уже Генрих. Оскорбленный Ричард стал угрожать войной. Он вернулся в Пуату, укрепил новые замки и восстановил старые^43[139]. Разрыв казался окончательным, к радости Бертрана де Борна, который старательно раздувал тлеющий огонь. Генрих же смог найти союзников в Аквитании даже против Ричарда. Осенью 1182 г. в Аквитании разгорелось новое восстание, спровоцированное Эмаром Лиможским и графами Ангулема, завербовавшими большое количество наемников. Бертран де Борн присоединился к ним, рассчитывая и на Генриха Молодого, который, как он надеялся, поддержит его в борьбе с братом Константином. В песне он отметил причину, или если хотите, повод для разрыва — Ричард только что укрепил замок Клерво в Анжу, которое не принадлежало к его землям^44[140]. На этот раз король, по мысли Бертрана де Борна, не может игнорировать это оскорбление:

«Между Пуату и островом Бушар, Мирбо и Луденом и Шнноном, в Клерво, построили без страха и установили на равнине красивый замок. Но я не хочу, чтобы о нем узнал или увидел молодой король, так как ему будет это неприятно. Но боюсь, что его белизна так сверкает, что король может узреть его еще из Матефлона» ^45[141].

Конфликт между братьями обострился. Генрих Молодой и Жоффруа заняли сторону восставших баронов против Ричарда, который, однако, пошел на поводу у отца и сдал замок. Старый король пытался помирить сыновей и усмирить баронов; в Мирбо готовилось мирное соглашение, и Генрих II поручил Жоффруа созвать туда восставших баронов. Здесь он совершил ошибку: Жоффруа примкнул к повстанцам, и вскоре его примеру последовал Генрих Молодой, который вместе с братом вторгся в Пуату. Завербовав брабантцев и других солдат, они опустошили и сожгли Пуату Ричарда, убивая, сжигая и калеча население. В который раз Ричард обратился за помощью к отцу. Опасаясь за жизнь Ричарда, старый король пришел к нему на выручку в Лимож, занятый Генрихом Молодым. Там он случайно попал под ливень со стрелами, одна из которых чуть не вонзилась ему в грудь^46[142] В свою очередь, Генрих Молодой обратился за помощью к королю Франции, что вновь столкнуло Генриха II и Капетинга и еще больше раскололо семью Плантагенетов. Филипп Август направил своих наемников брабантцев[143], которые помогли Генриху взять Сен-Леонар-де-Нобла, потом Брантом и разграбить округу. В то же время мятежные бароны опустошили Лимузэн, а Бертрану де Борну удалось выгнать брата из замка Отфор. Но вскоре у Генриха Молодого закончились деньги, и он был вынужден грабить, грабить, грабить...

Военные операции, очень беспорядочные, отмеченные вымогательством, поджогами, резней, увечьями, грабежом, кражей реликвий и принудительными «займами» церковной утвари не представляют для нас особого интереса. Мы не будем задерживаться здесь, но во второй части вернемся к некоторым эпизодам, так как они хорошо отражают черты войны XII в. и поведение рыцарей[144]. Развязка конфликта заслуживает внимания: Генрих Молодой, преследуемый войсками отца и Ричарда, несколько раз выказал желание отправиться в крестовый поход, чтобы искупить свой грех неповиновения отцу. Генрих II, тронутый этими словами, кажется, уже дважды дал согласие профинансировать его паломничество. Каждый раз это было хитростью, и Генрих Молодой поспешил присоединиться к повстанцам[145]. Когда в Мартеле в июне 1183 г. он тяжело заболел, разграбив перед этим сокровищницу Рокамадура, Генрих Молодой вновь призвал отца и привел ему те же причины. Но Генрих II даже не дрогнул, подозревая новый обман. Однако на сей раз это была не хитрость. Генрих Молодой умер в возрасте двадцати семи лет, исповедавшись в своих ошибках и пообещав возместить ущерб всем жертвам своего грабежа. Он также просил верного Гийома Маршала вместо него совершить паломничество в Иерусалим. Он умер в Мартеле, один, «в окружении людей скорее варварского вида», как заметил Ральф де Дицето[146], 11 июня 1183 г. Удрученный отец слишком поздно узнал правду. Генрих II приказал перевезти тело сына в Ман, потом в Руан, где его и похоронили.

Смерть Генриха Молодого положила конец мятежу. Принцы возвратились к себе, Жоффруа сбежал, но потом получил прощение отца. Бароны Аквитании были вынуждены сами сносить гнев короля: Эмар Лиможский отдал ему замок, но Генрих приказывал снести его своему сенешалю[147]. Ричард со своим союзником Альфонсом Арагонским, врагом графа. Тулузского, отправился разорять земли графа Перигорского, не встретив особого сопротивления. Филиппу Августу удалось восстановить мир между Раймундом Тулузским и Альфонсом II королем Арагона, и ссоры на некоторое время прекратились.

О молодом короле скорбели многие, особенно те, кто видел в нем идеальное выражение рыцарства. Все хроники поют ему дифирамбы. Гийом Маршал, его учитель в ратном деле, его наставник и друг, сочинил эпитафию:

В Мартеле умер тот, кто, как мне кажется,

Был всех учтивей и храбрей, Добрее и щедрей^52[148].

Бертран де Борн также оплакивает своего героя в известной жалобе:

Вы были королем куртуазных и императором отважных людей, сеньор, если бы вы прожили дольше, ведь вас называли «Молодой король», вы были бы начальником и отцом молодежи^53[149].

В той же песне Бертран сравнивает Генриха с Роландом, так как никто до него так не любил войну. «Бертран всегда хотел, чтобы война царила в отношениях отца и сына, между братьями; и он всегда хотел, чтобы между королями Англии и Франции война не прекращалась»^54[150], — говорит автор его «Жизни I» (Vida I). Автор «Жизни II» (Vida II) рассказывает другую историю, скорее вымышленную, но хорошо выражающую чувства главных действующих лиц. Он представляет диалог между королем Генрихом II и Бертраном де Борном. Бертран когда-то хвастался, что имеет такую ценность, что ему никогда не понадобится прибегать ко всей силе разума, на что ему король заметил, посадив в тюрьму: «Бертран, отныне вам понадобится весь ваш разум». Трубадур ответил, что потерял разум после смерти молодого короля. При этих словах король расплакался, вспомнив своего сына, простил Бертрана и дал ему одежду, земли и почести^55[151].

Вальтер Man, который хорошо знал Генриха Молодого и считал себя его другом, сразу же после смерти набросал портрет более контрастный; где перемешались восхищение и осуждение, и который хорошо отражает различные аспекты непростых взаимоотношений Генриха II, Генриха Молодого и Ричарда.

Это был изобретательный воин, который пробудил это ремесло ото сна и довел ее до апогея. Мы, будучи его другом и близким, можем описать его добродетели и качества. Он был самым красивым, самым одаренным в красноречии и любезности, самым счастливым в любви, в милости и расположении людей. Он был таким убедительным, что ему удалось обмануть почти всех приверженцев его отца, чтобы побудить их восстать против него. (...) Он был богат, великодушен, любезен, красноречив, красив, энергичен и милостив во всем, но так как он был «чуть ли не ангелом», он использовал все свои качества во имя зла, и, извратив все свои данные, этот смелый мужчина стал отцеубийцей в своей неукротимой душе, настолько, что смерть отца он ставил во главе своего списка желаний, поэтому Мерлин сказал о нем пророчество: «Рысь, проникая везде, грозит разрушить свой народ». Это был удивительный предатель, расточительный на проступки, прозрачный источник преступлений, милый очаг злости, великолепный дворец греха, королевство которого излучало шарм. Много раз я собственными глазами видел, как он нарушал клятву отцу; много раз он вставлял ему палки в колеса, и каждый раз, будучи уличен, он возвращался к отцу, готовый на новое преступление, так как факт того, что он будет прощен, делал его увереннее. Война укоренилась в его сердце. Оставляя наследником Ричарда, которого он ненавидел, он умер в ярости, но Бог не присутствовал при его кончине^56[152].

Смерть молодого короля на некоторое время примирила братьев. Говорят, что перед смертью Генрих попросил простить Алиенору и отпустить ее на свободу[153]. Эта просьба была выполнена лишь частично, но семейные отношения стали менее напряженными. Можно даже говорить о примирении. Эта смерть также положила конец противостоянию двух королей. Ричард, став старшим, быстро перехватил факел восстания и оживил разногласия между ними. Так как проблема наследства далека от разрешения, Генрих Старший не расположен был сделать его своим наследником.