5. Представления о патологической анатомии

В заключение необходимо упомянуть еще два направления, по которым развивалась теория болезни. Многие медики, с оглядкой на естественную историю, надеялись создать нозологическую классификацию болезней, то есть сгруппировать их по классам, видам и разновидностям, как это делается в ботанике и зоологии; составить более ясную картину сходств и различий. Отталкиваясь от идеи «естественной истории болезней», возникшей под влиянием престижного труда Линнея, таксономия заболеваний должна была исходить из представления о болезни как реальном явлении, управляемом естественными законами: к этому склонялись и Буассье де Соваж в своей «Методической нозологии» (1771), и Уильям Каллен, автор ряда нозологических сочинений.

Более важные, хотя и отдаленные последствия имело появление патологической анатомии, открывшей «подспудный» мир тела. Честь этого открытия принадлежит итальянцу Джованни Баттиста Морганьи, профессору анатомии Падуанского университета. Отталкиваясь от более ранних трудов Иоганна Вепфера и Теофиля Боне, Морганьи в возрасте почти восьмидесяти лет (род. в 1682) опубликовал собственную книгу «О местонахождении и причинах болезней» (1761), в которой обсуждает результаты около 700 проведенных им аутопсий. Книга немедленно получила известность и уже в 1769 году была переведена на английский, а в 1774 году — на немецкий язык.

Морганьи хотел показать, что «местом пребывания» заболеваний являются определенные органы, что симптомы болезней совпадают с анатомическими повреждениями и что именно эти патологические органические изменения несут ответственность за болезнь. Он дал ясное описание многих патологических состояний, первым идентифицировал сифилитические опухоли мозга и туберкулез почек. Морганьи установил, что если параличом поражена одна половина тела, то повреждение находится в противоположной половине мозга. Первооткрывательскими были также его исследования женских половых органов, трахейных желез и мужского мочеиспускательного канала.

Исследования Морганьи были продолжены другими учеными. Так, в 1793 году еще один практиковавший в Лондоне шотландец Мэтью Бейли, племянник Уильяма Хантера, опубликовал свою «Патологическую анатомию некоторых наиболее важных частей человеческого тела». Снабженная замечательными гравюрами Уильяма Клифта — на одной из них изображена эмфизема, обнаруженная в легких Сэмюэля Джонсона, — книга Бейли больше похожа на учебник, чем труд Морганьи, поскольку в ней описываются последовательные изменения внешнего вида, претерпеваемые больными органами. Бейли первым дал четкое описание цирроза печени, а во втором издании своего труда развил идею «сердечного ревматизма» (ревматической лихорадки).

Общая патология предоставит обильную пищу для размышления медицине начала XIX столетия, когда Франсуа Ксавье Биша опубликует свой «Трактат о тканях» (1800), где будет особенно настаивать на том, что болезни приводят к гистологическим изменениям. Патология образца Морганьи была сосредоточена на органах; Биша изменил перспективу; «Чем более мы наблюдаем больных и анатомированные трупы, — писал он, — тем более убеждаемся в необходимости исследования локальных заболеваний не с точки зрения сложных органов, а с точки зрения отдельных тканей».

Биша был родом из городка Туаретт (французская Юра), учился в Лионе, затем в Париже, где обосновался в 1793 году, в самый разгар Террора. С 1797 года он преподает медицину и работает в Отель–Дьё, главной парижской больнице для бедняков. Самый важный его вклад — наблюдение, что каждый телесный орган состоит из особых тканей, которые он именует «мембранами»; им описан двадцать одни тип тканей, в том числе соединительные, мышечные и нервные. Горячо увлеченный своими исследованиями — Биша провел более 600 посмертных вскрытий, — он перекинул мост от патологической анатомии Морганьи к более поздней целлюлярной теории Вирхова.

Итак, мы видим, как зарождается конкретное представление о пораженных зонах, а вместе с ним в сферу научной видимости попадает больное тело, позволяющее догадываться о материальном характере его интимных недугов. Впервые дает о себе знать «точное совпадение „тела” болезни и тела больного человека»[1016].

Европейская медицина Нового времени постепенно освобождается от симпатических представлений о теле, то есть от модели, укорененной в народной культуре. Она берет себе на службу механистическое, физическое и химическое воображение, коренным образом преобразовав репрезентации тела. К концу XVIII столетия медицина ставит перед собой невыполнимую задачу: понять, что такое жизнь. Тем не менее важно то, что она смогла перейти от размышлений об индивидууме к осмыслению общностей.