а) Закат кровопусканий и оздоровительные прогулки
Поначалу привычной частью быта образованного общества становятся «оздоровительные прогулки». Кондорсе пишет Жюли де Лепинас о еженедельных походах от улицы д’Антен до своего дома в Ножан, уверяя, что они «заметно его укрепили»[782]. Бюффон, когда не имеет возможности выйти, ходит из угла в угол, отсчитывая шаги, чтобы лучше контролировать упражнение: «Я в несколько приемов прогуливался по своей квартире, ежедневно делая от тысячи восьмисот до двух тысяч шагов»[783]. Руссо пошел еще дальше и превратил прогулку в один из культурных мотивов, в способ не только улучшения здоровья, но углубления сознания, в предромантическое увлечение долинами и рощами, на которые (без сомнения, впервые) проецируется внутреннее состояние повествователя[784]. Одним из самых убедительных проектов, сочетающих укрепление волокон и нравственности, мы обязаны Троншену — женевскому врачу, известному пропагандисту режима пищевой умеренности, упражнений и холодных обливаний. В 1745–1750 годах к нему со всей Европы стекалась просвещенная публика: «Он проповедовал движение и телесные упражнения. <…> Наши щеголихи восприняли это лечебное средство как новую моду»[785]. Госпожа д’Эпине подолгу у него гостит, детально описывая свои трапезы, состоящие из молочных продуктов и фруктов, прогулки и резкий холод, «который ее укрепляет»[786]. У него консультируется герцог Орлеанский, Вольтер провозглашает его «великим человеком»[787]. Это изобретатель на первый взгляд банальных и естественных практик, успех которых приводит к внедрению новых предметов и жестов — высоких бюро, за которыми можно работать стоя, или «троншин», укороченных платьев без фижм, облегчающих движение при ходьбе. Эту практику ставят под сомнение (попутно подтверждая ее существование) антифеминистские высказывания Мерсье, относящиеся приблизительно к 1780 году: «Во времена Тоншена (Так — Ред.) наши дамы хотели заняться упражнениями, ездить верхом. Одной неприятности было достаточно, чтобы они вернулись к своему любимому состоянию бездействия. Но на балах они испытывают почти невиданный прилив сил»[788].
Иначе говоря, способы укрепления тела решительно изменяются в середине XVIII века, а практики классической эпохи — например, кровопускание, столь энергично продвигаемое Ги Патеном в 1640–1650–е годы, особенно в качестве профилактической процедуры, которая, регулярно очищая тело, способствует физической крепости детей[789], — безвозвратно устаревают. Век спустя такие кровопускания уже считаются «вредоносной затеей»[790], расслабляющей волокна, истощающей нервы, не способной «укреплять», даже если в определенных случаях к ним прибегают в «лечебных» целях. Как в 1782 году констатирует Мерсье, «теперь меньше пускают кровь, и только старые хирурги подвергают наш добрый народ этому опасному очищению»[791]. Отсюда неизбежное изменение практик, ведущее к более спонтанным обращениям к упражнениям, к акцентированию их стимулирующего эффекта, к обоснованию их присутствия в школах и в методиках преподавания. Так, скажем, в 1770 году Вердье разработал образовательную программу для «учеников, которым предназначено исполнять первые должности и занимать высокие государственные посты»[792], где предлагалось все обычные практики заменить упражнениями «одного тела другим»[793].
Этот дидактический проект тем более примечателен, что он стремится разрушить телесные практики воспитания отпрысков благородных семейств классической эпохи. Прежде всего речь идет о верховой езде и владении оружием, об «упражнениях, которые, за исключением танца, необходимы лишь тем дворянам, кому предназначается военная карьера»[794]. Цель состоит в том, чтобы сделать упражнения «доступными всем»[795], по–новому взглянуть на предъявляемые к ним требования, перенести центр тяжести с тех, что соответствуют своду социальных правил, на те, что способствуют телесному развитию. Как мы видели, Андри де Буарегар уже предлагал сочетать разнородные упражнения. Этот же принцип утверждает в своей школе Вердье, но он вводит определенную систематику, распределяя упражнения по группам, соответствующим частям тела, — «движения рук, кистей и ног». Впервые физическое воспитание основывается на строении тела, на определенных морфологических зонах: так возникает новое представление о целостности. Но об анатомическом анализе или о различении разных мускулов пока речь не идет: упражнения для рук состоят из игр с мячом, упражнения для ног — из бега и «некоторых школярских забав»[796]. Как уже было сказано, несмотря на новизну, категории упражнений пока четко не отделены друг от друга.