с) Празднества, насилие, контроль

Именно в этом контексте смутного отторжения надо рассматривать попытки общества Старого порядка установить контроль над играми, вплоть до ограничения игры в ручной мяч, результатом которого, как мы видели, стало сокращение числа «притонов»[647]: медленная работа, направленная, как считается, на искоренение волнений, беспорядков и в конечном счете насилия.

Первым объектом гонений оказываются состязания в ловкости, устраиваемые во время церковной службы, как это было в Лионе в 1582 году: «Повелевается всем жителям Лиона и окрестных деревень присутствовать на божественной литургии по воскресным и праздничным дням, в каковые, пока длится служба, запрещается всем господам, содержащим игру в мяч, заводить игру, выдавать ракетки и мячи, а также принимать у себя тех, кто приходит играть; в эти же дни и под угрозой такого же наказания запрещено играть в брелан, кегли, карты, кости, шары, крокет и прочие»[648]. Под прицелом находится беспорядок — игры, которые не знают пределов и ограничений ни по срокам, ни по месту проведения и существование которых не может не вызывать противостояния с властями: «До нашего сведения дошло, что многие частные лица, подмастерья из различных лавок, ремесленники, лакеи и другие молодые люди позволяют себе играть в волан, в чурки и в кегли на самых людных улицах и публичных площадях, что препятствует свободе и безопасности этих улиц и подвергает прохожих опасности получить ранения»[649].

Особой мишенью для обличения в XVII веке становятся праздники, контроль над которыми усиливается: «Прежде всего речь о том, чтобы христианизировать календарь и вернуть себе наиболее важные моменты цикла традиционных общественных празднеств между карнавалом и постом, между праздниками Тела Господня и святого Иоанна»[650]. Это совместное наступление гражданских и церковных авторитетов, стремящихся колонизовать пространство вольностей; слияние Контрреформации и государственной власти, попытка сократить количество нерабочих дней, реорганизовать временные циклы и общественные развлечения. Отсюда постановление королевского суда, принятое в 1665 году на выездной сессии в Оверни, запрещающее «все шутовские праздники… каковые становятся поводом к похоти, пьянству, отвратительным богохульствам, завязывающимся во время них кровавым побоищам, ведущим к смертоубийствам»[651]. Это наступление дает видимые результаты: в XVIII веке (а в городах намного раньше) традиционные празднества сменяются торжественными зрелищами, дозволенными и христианизированными процессиями. Оно неизбежно затрагивает холостяцкие сообщества с их призами, игрищами, молодежными группами и избранием «королей», временными законами и шаривари, которые постепенно начинают обвинять в «отвратительном разврате», происходящем во время «танцев, игр и пирушек» в дни карнавала[652]. Независимость отдельных сообществ, даже частичная и временная, в XVII–XVIII веках становится нестерпимой для государства, все глубже проникающего в ткань общества. Отсюда случай Монпелье — одно из многих решений, принятых в середине XVII столетия: «Во вторник 3 февраля 1651 года г-н де Ла Форе де Туар, наш сенешаль, велел опубликовать указ, запрещающий лицам любого сословия избирать предводителя молодежи и предпринимать какие–либо действия, злоупотребляя его именем, и произошло это во время магистратуры г-на де Мюрля»[653]. В 1660 году Людовик XIV запрещает выборы предводителя молодежи в городах Лангедока[654]. Как на примере Могувера и приходов в окрестностях Лиона показала Натали Земон Дэвис, в XVIII веке этот институт быстро приходит в упадок[655].

Еще более упорному преследованию в конце XVII века подвергается насилие, в частности связанное с игрой в ножной мяч. Реннский парламент накладывает на нее запрет в 1686 году, но в Бретани она еще удерживается; преследование усиливается в середине XVIII века после несчастного случая в Пон-л’Аббе, когда во время игры в воде утонули несколько человек[656]. Запрет вводится и в Англии, где в 1743 году Джон Уэсли констатирует, что в Корнуолле «теперь и не слыхать о херлинге, любимом занятии жителей Корнуолла, предаваясь которому они переломали столько членов и порой приносили в жертву свои жизни»[657]. Это, конечно, то самое понижение уровня терпимости по отношению к насилию со стороны государств Нового времени и постепенное установление контроля над индивидуальными проявлениями агрессии, многочисленные примеры чему можно найти у Норберта Элиаса[658].