Общественное развитие Алжира в конце XIX в.

Окончание полувековой борьбы за покорение Алжира позволило европейским колонизаторам ощутить себя хозяевами страны. В конце XIX в. страна наиболее четко подразделяется на две части – «полезный Алжир» (l’Alge?rie utile) и «туземный Алжир». «Полезный Алжир» включал в себя центральную и западную часть алжирского приморья, подвергшуюся наиболее интенсивному хозяйственному освоению. Строительство новых зданий, дорог, мостов, осушение болот и ирригация засушливых земель, возведение поселков колонистов и новых городов заметно изменили облик целых областей страны. «Туземный» же Алжир, включавший горные и пустынные районы, по-прежнему оставался в рамках традиционного хозяйства и системы родоплеменных отношений. Как в традиционном, так и в модернизированном секторах алжирской жизни последняя треть XIX столетия ознаменовалась перестройкой социальных связей, появлением новых и уходом со сцены старых общественных сил.

В конце XIX столетия в колониальном обществе Алжира окончательно складывается довольно противоречивый социальный тип «алжиро-европейца». С одной стороны, «новые приезжие» составили прочную опору колониального режима, поскольку всех их объединяло общее желание стать хозяевами покоренной страны. Поэтому поселенцы-нефранцузы торопились оформить в Алжире получение французского гражданства и воспользоваться сопутствующими ему политико-правовыми преимуществами. Мысль о том, что «Алжир – это Франция» неизменно оставалась стержнем их мировосприятия. С другой стороны, «алжиро-европейцы» довольно быстро осознали свою самобытность и важность для колониальной администрации. Высмеивая жителей метрополии за «французский дух скаредности и бесплодных умствований», себя они полагали «новой европейской расой средиземноморцев». На их облике, складе психики, быте, нравах и образе жизни сказалось длительное проживание в Северной Африке. Даже бытовавший в их среде французский язык был дополнен испанскими, итальянскими, арабскими и берберскими словами. Однако желание «алжиро-европейцев» распоряжаться Алжиром по-своему и даже сепаратистские устремления в их среде имели свои пределы. Опасаясь ограбленного, униженного, но так и не покорившегося арабо-берберского населения, европейцы Алжира неизменно уповали на защиту французской армии и полиции. Их господство в стране гарантировалось только военной мощью метрополии, а для организации передового производства они нуждались во французских инвестициях, технике и кадрах. Поэтому лидеры «алжиро-европейцев», на словах выступая за сохранение власти Франции над Алжиром, на деле стремились максимально использовать помощь метрополии и в минимальном объеме выполнять свои обязательства перед ней. Политические позиции «алжиро-европейцев» заметно различались в зависимости от их общественного статуса. Если в 30-х – 60-х годах XIX в. тон в этой среде задавали французские аристократы и отставные военные, то после 1870 г. преобладали так называемые «сеньоры колонизации» – крупные землевладельцы, оптовые торговцы, судовладельцы и предприниматели. Низы европейского населения нередко выражали недовольство засильем «сеньоров», однако совместное противостояние коренным жителям Алжира неизменно заставляло их сплачивать ряды.

Структуры традиционного алжирского общества на протяжении XIX в. были, по существу, взорваны завоеванием и колонизацией страны. Прежние привилегированные группы (янычары, пиратские экипажи, кулуглу, мавры-андалусцы) полностью потеряли свой социальный статус и влияние. В обстановке почти не прекращавшихся сражений, набегов, репрессий и погромов многие из них погибли, а оставшиеся были вынуждены либо эмигрировать, либо пойти на службу к колонизаторам в качестве проводников, переводчиков, советников, чиновников. Разрушение французами городов и разорение цветущих районов побережья привели к тому, что городское население утратило прежнее корпоративное деление по религиозно-этническому признаку. Все горожане (турки, мавры, арабы, берберы, негры, евреи) оказались в равном положении «иностранцев в собственной стране». Кроме того, постепенный распад племенной структуры и обезземеливание алжирского крестьянства привели к застойной депрессии на селе. В итоге значительная часть сельских жителей была вынуждена обратиться к наемному труду у европейских колонистов или двинуться в город, втягиваясь в орбиту колониальной экономики. Городские же ремесленники, столкнувшиеся уже в первые годы колонизации с массовым притоком качественных и дешевых фабричных товаров из метрополии, переживали в 50-х – 60-х годах XIX в. подлинную дезорганизацию системы труда. В последней же трети XIX столетия крах традиционного ремесла дал начало алжирскому промышленному наемному труду. Избыток рабочих рук поглощался городским плебсом. Традиционная интеллигенция также приобщалась к новым видам умственного труда: в конце XIX в. в городах уже нередко встречались получившие европейское образование алжирцы-учителя, врачи, журналисты или адвокаты. Наконец, процесс колонизации повлиял и на национально-этническое развитие коренного населения. С одной стороны, арабы Алжира, составляя этническое большинство, постепенно поглощали прочие группы населения (мавров, турок, кулугли, арабизировавшихся берберов). Тем самым культурно-лигвистический облик арабского населения Алжира заметно усложнился. С другой стороны, административно-хозяйственное объединение Алжира и ломка региональных барьеров объективно содействовали формированию у коренных алжирцев национального самосознания.

Процесс колонизации оказал многостороннее и сложное воздействие на жизнь Алжира. Несомненно пагубное влияние колониального завоевания на традиционное общество и экономику страны. Однако колонизация, помимо желания ее творцов, многое дала Алжиру. С ее началом алжирцы стали знакомиться с достижениями европейской науки и техники, новейшими средствами транспорта и связи, методами ведения сельского хозяйства, промышленными технологиями, образованием, здравоохранением и культурой управления, сложившимися в метрополии.