Расцвет и кризис прусского Ordensstaat в XIV и XV вв.

Расцвет и кризис прусского Ordensstaat в XIV и XV вв.

Как и орден Госпиталя, Тевтонский орден, оставаясь военно-монашеским, эксплуатируя свои командорства в баллеях Германии, Нидерландов, Лотарингии и т. д., построил в Пруссии государство (а не в Ливонии, почему — было сказано). Орден не стал многонациональным государством — он сделал государством одну из своих провинций.

Экономическое могущество

Колонизация достигла высшей точки в конце XIII и в XIV в. Орден создал крупные владения, которые обрабатывали либо рабы — захваченные на войне или в набегах на Литву, — либо Freien, свободные немецкого происхождения, державшие свои земли непосредственно от ордена[879]. Орден был не единственным собственником: большие поместья получила во время завоевания в обмен на военную службу аристократия немецкого, прусского или польского происхождения; этим крупным собственникам были даны благоприятные возможности для передачи владений по наследству. Это была система Gutsherrschaft [помещичьего хозяйства (нем.)][880].

Здесь производили зерно (в основном рожь), в массовом количестве вывозя его с Северо-Запада в Европу через посредничество Ганзы, могучего союза сотни городов, имевшего очень гибкую организацию с центром в Любеке. Ганзейские суда загружались зерном в Эльбинге и прежде всего в Данциге, чтобы разгрузиться в Антверпене. С середины XIV в. подорвать эту монополию ганзейцев пытались английские и голландские купцы, что приводило к острым конфликтам[881]. Прусские порты Данциг, Эльбинг, Кенигсберг, Браунсберг входили в состав Ганзы, так же как внутренние города Кульм и Торн, ливонские порты Рига и Реваль — тоже, как и магистр тевтонцев. Но их интересы различались. Орден как экспортер поощрял свободу торговли на Балтике, тогда как прусские города, даже если у них были разногласия с Любеком, сохраняли верность монополии: в 1468–1474 гг. в войне Ганзы с Англией Данциг, обеспечивавший две трети экспорта зерновых, занял самую радикальную позицию. Один из его корсаров захватил флорентийскую галеру, направлявшуюся в Лондон, и присвоил заалтарную картину «Страшный Суд» Ханса Мемлинга. Теперь эта картина хранится в Гданьске (Данциге)[882]. Пруссия была также главным производителем янтаря, собираемого на побережьях; она экспортировала воск и меха. Через ее порты шли транзитом и металлы (в основном медь) из Центральной Европы. В Ливонию немецкие купцы Риги вывозили товары из внутренних территорий России (древесину, пеньку, меха) и, естественно, поскольку бизнес есть бизнес — литовские товары[883].

В Ливонии Тевтонский орден был всего лишь одним из производителей и продавцов наряду с другими, но в Пруссии благодаря своему верховенству он контролировал всю организацию торговли. Приблизительно с 1260 г. два Grosschaffer («великих администратора», или «великих эконома»), один из которых в Мариенбурге ведал зерновыми, а другой, занимавший пост в Кенигсберге, — янтарем и прочими продуктами, сосредотачивали продукты в нескольких центрах, направляя приказчиков для их сбора. Янтарь, собранный на побережье, свозили на склады замка Лохшттедт под ответственность хранителя янтаря, прежде чем отправить в Кенигсберг для продажи[884]. Каждый Grosschaffer имел комиссионеров (Lieger) в крупных торговых центрах Пруссии (Торне, Эльбинге, Данциге) и Европы (Брюгге, Любеке)[885]. Тем’самым орден оказывался в положении монополиста: он диктовал экспортные пошлины, но освобождал от них собственные товары. К большому недовольству крупных производителей зерна и богатых купцов-экспортеров в городах.

Кризис конца средневековья поразил Центрально-Восточную Европу, но позже, чем Запад, — в XV в.[886] Однако основная экономическая структура не была затронута, так что Пруссия и Польша продолжали вывозить зерно, пусть даже прибыль резко уменьшилась. Но это не способствовало оздоровлению финансов ордена, которые подорвало поражение при Танненберге.

Финансовый кризис

В XIV в. орден никогда не нуждался в том, чтобы взимать с Пруссии всеобщую подать. Доходов с его владений и ресурсов его тыловых командорств ему хватало, чтобы финансировать свои войны до самого 1410 г.[887]

Но после Танненберга бюджетный дефицит стал хроническим.

Ордену пришлось выплатить Польше тяжелую контрибуцию. А ведь нападения поляков на Пруссию с 1410 по 1422 г., даже если они терпели неудачу, вызывали многочисленные разрушения; до самого 1419 г. последние тщательно подсчитывались. К этому добавились неурожаи 1412 и 1415–1416 гг. — заставившие сократить экспорт зерна — и чума 1416 г. Доходы резко понизились повсюду; оброк от крестьян не поступал, и немецкие командорства больше не выплачивали responsiones[888]. Поэтому пришлось прибегнуть к всеобщему обложению — чтобы выплатить контрибуцию полякам, но еще и затем, чтобы покрывать военные расходы ордена. Тевтонцы, как и госпитальеры, значительную часть своих финансовых ресурсов использовали для оплаты наемников: после битвы при Танненберге Soldbuch — счетная книга, где фиксировалось жалованье, выплаченное солдатам, которые приняли участие в сражении или были взяты на службу позже, — насчитывает более 600 наемников[889]. Но баланс восстановлен так и не был, так что орден в конце концов уже не мог оплачивать наемников и его военная мощь ослабла. Во время Тринадцатилетней войны с Польшей (1454–1466) события из-за этого приняли драматический оборот. Эта война могла лишь усугубить ситуацию.

Финансовый кризис и налоговая политика ордена привели к политическому кризису.

Кризис в ордене[890]

Кризис, изгнавший Генриха фон Плауэна в 1413 г. с поста магистра ордена, отчасти был вызван отказом подданных ордена оплачивать последствия поражения при Танненберге. Михаэль Кюхмейстер, его преемник, внимательно прислушивался к общественному мнению, которое выражали прежде всего земельная аристократия и городское бюргерство, склонные к миру и враждебно относившиеся к налогу. Однако изгнание Плауэна не решило никаких проблем. Орден не сумел выработать последовательную политику ни по отношению к Польше, ни по отношению к своим подданным. Противостояние (если упрощать) между партией войны и партией мира сочеталось с борьбой фракций и клик внутри ордена, например между сторонниками Юга и Севера. Злоупотребления, коррупция, растущий деспотизм магистра и орденской верхушки вызывали все новые трещины в отношениях как внутри ордена, так и между орденом и населением.

Все эти аспекты проявились во внутреннем кризисе ордена в 1437–1440 гг. Магистр Германии Эберхард фон Зейнсхейм поставил под сомнение состоятельность магистра Пауля фон Русдорфа (1422–1441) как руководителя ордена: жалуясь, что руководство ордена ставит провинцию Германия во все более маргинальное положение, он потребовал от Русдорфа вернуться к обычаю, который, по его словам (статуты 1329 г., на которые он опирался, утрачены), давал магистру Германии широкие полномочия. Первый тревожный звонок.

В следующем, 1438 г. Русдорф назначил магистром Ливонии одного из своих сторонников, Генриха фон Нотлебена, рейнландца, навязав его вопреки мнению большинства братьев Ливонии, «северян». Это большинство апеллировало к генеральному капитулу ордена и объединилось с магистром Германии 29 июля 1439 г. Тогда же против орденского руководства восстали три командорства Восточной Пруссии, в том числе Кенигсбергское, потребовав реформ: возвращение к уставу и статутам в отношении дисциплины, наказаний, комплектования; избрание великого магистра капитулом, представляющим все языки; непредвзятость визитеров, этих контролеров, направляемых магистром в командорства. В целом это означало бы переход от подобия авторитарной монархии к аристократической республике.

Русдорф преодолел кризис, внеся раскол в ряды противников. 5 мая 1440 г. на ландтаге (собрании, представляющем разные — общественные — сословия Пруссии) он сделал некоторые уступки городам в отношении налога, а решение внутренних проблем ордена было отложено. Без объединения всех недовольных ничто не могло измениться.

Орден и его подданные

Союз между «реформаторами» ордена, земельной аристократией и городским бюргерством начал складываться именно в 1440 г. Аристократия даже сумела представить себя выразительницей чаяний свободного крестьянства. Чтобы понять такой ход событий, надо рассмотреть экономическое и социальное развитие ордена в XV в.

Пруссия, конечно, по-прежнему производила и экспортировала зерно, но — следствие кризиса — с меньшей прибылью: цены на зерно застыли на одном уровне, в то время как стоимость его производства росла, потому что цены на ремесленные изделия повышались и рабочая сила, которой становилось все меньше, стоила все дороже. Через такое веком раньше прошла Западная Европа. Политика, которую стал проводить орден, чтобы компенсировать это сокращение доходов и сохранить прибыли на достаточном уровне, восстановила против него производителей и торговцев.

Орден и земельная аристократия могли договориться об уменьшении стоимости труда за счет замораживания заработной платы, всеобщего распространения подневольного труда и прикрепления работников, которых стало мало, к земле. О методах, применяемых при внедрении этого нового серважа, можно судить по такому распоряжению 1494 г.: любого беглого серва в случае поимки прибивать за ухо к позорному столбу; ему будет дан нож, чтобы он мог освободиться![891] Но союз не возник, потому что орден захотел один пользоваться выгодами от этих принудительных мер против крестьян. В самом деле, орден поставил под сомнение аграрную систему Gutsherrschaft и старался уменьшить крупные владения аристократов, либо выкупая их, как только предоставлялся случай (но финансовый кризис ограничивал эту возможность), либо изменяя правила передачи прав — запрещая наследование по женской линии, ограничивая количество правопреемников. Тем самым орден хотел добиться, чтобы как можно больше земли вернулось в руки сеньора, то есть его самого. Прибегая к нажиму и всевозможным злоупотреблениям, он исказил правила земельного рынка в свою пользу[892].

Однако самое решительное сопротивление оказали города и особенно Данциг и Торн, которые сразу после Танненберга уже были готовы признать суверенитет Польши. Кровавое подавление восстания в Данциге с казнью четырех горожан 7 апреля 1411 г. сделало пропасть еще глубже[893]. Города хотели мира с Польшей и требовали уважения к городским вольностям. Действительно, орден вмешивался в городские дела на всех уровнях — выбора муниципалитетов, городских финансов, планов градостроительства (орден владел землями и домами и умел навязывать свою точку зрения). В качестве сеньора он добивался соблюдения своей монополии на мельницы и вывоз товаров. И ни одно дело в суде не заканчивалось успехом!

Аристократы, свободные крестьяне и бюргеры были отстранены от власти; они чувствовали себя несправедливо оттесненными и обиженными, хотя гордились своей исторической ролью. Орден, напоминали они, под стенами Акры был основан купцами; это они в качестве братьев добились завоевания и колонизации Пруссии. Орден, забыв собственную историю, склонный в любой критике видеть мятеж, низводил жалобщиков в разряд завоеванных подданных. «Они говорят, что завоевали нас мечом», — гласит «Данцигская хроника»[894]. Разве в 1450 г. один адвокат ордена не сказал мятежным подданным, составившим коалицию, «что они все язычники и что их покорили мечом»?[895]

В принципе, у аристократии и бюргерства в качестве трибуны был ландтаг. Развитие представительных собраний стало в конце средних веков феноменом, общим для всей Европы, потому что монарх, прибегающий к введению подати, должен был «вступить в диалог» со страной[896]. Но сбор ландтага, его периодичность, повестка дня зависели от ордена. Поэтому оппозиция нашла другие способы согласовывать свои действия — кстати, не обязательно для борьбы с орденом.

С 1370 г. шесть прусских городов — членов Ганзы совещались между собой ради защиты своих интересов. Крупным собственникам возможность встречаться для обсуждения местных дел давали доманиальные суды, а поскольку эти суды осуществляли правосудие в мирное время, на них собирались Freien — свободные держатели. Однако все это по-прежнему не влияло на орденское правительство. Некий порог был перейден, когда внутри прусской аристократии в 1397 г. образовался «союз ящериц» с ярко выраженным политическим характером.

Кризис 1437–1440 гг. способствовал оформлению всех видов оппозиции. Поскольку попытки провести реформу в ландтаге провалились, то уже за его пределами образовалась революционная организация «Прусский союз» (Bundesvertrag, или Bund), который 14 мая 1440 г. в Мариенвердере скрепили актом единения 53 дворянина и представители 19 городов. В первом ряду требований стояло подтверждение привилегий, вольностей и законов, но требование создания верховного суда было более дерзким, потому что предполагало избавление от произвола ордена[897].

Верхушка ордена отказалась прибегать к репрессиям, и магистр Пауль фон Русдорф был вынужден 6 декабря 1440 г. подать в отставку. Ему на смену пришел Конрад фон Эрлихсхаузен, попытавшийся любыми средствами расколоть «Прусский союз». Ничего не вышло: под влиянием «Союза» ландтаг в Эльбинге принял 20 апреля 1450 г. список из 61 наказа. Тогда магистр потребовал от папы и императора роспуска «Прусского союза», мотивируя это тем, что Тевтонский орден как монашеский может нести ответственность только перед папой, а не перед своими подданными. «Союз» не отступил. 4 февраля 1454 г. он начал революционные действия: в Торне жители захватили в плен маршала и двух командоров; в Пруссии «Союз» занял крепости и изгнал из них многих агентов ордена. Наконец 15 апреля 1454 г. «Прусский союз» заключил соглашение с Польшей, утвержденное ландтагом: он предложил польскому королю Казимиру IV власть над Пруссией в обмен на признание привилегий и автономии сословий. Бюргерство и аристократию при короле должен был представлять совет из семи человек[898]. Это обращение к Польше вызвало, разумеется, интервенцию с ее стороны. Так началась Тринадцатилетняя война.