Миссионерская война на Балтике

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Миссионерская война на Балтике

Оправданием действий военных орденов служили крестовые походы на Святой земле, священная война в Испании. На Балтике главной деятельностью тевтонцев и их предшественников, Меченосцев и Добринского ордена, была миссия. На этой территории не было ничего, что оправдывало бы войну, делая ее справедливой: ни могилы Христа, ни христианских земель, которые нужно было вернуть, пусть даже тевтонцы сделали Пруссию землей Девы Марии. Цели боев в Пруссии и Ливонии, как и борьбы с литовцами в XIV в., сводились к завоеванию земель и обращению язычников, при необходимости силой оружия. Существенным элементом этой борьбы была германская колонизация. Поскольку язычники оказывали ожесточенное сопротивление, дело надо было снова и снова начинать с нуля, постоянно устраивая все новые рейды и военные экспедиции. Призывы к крестовому походу были полезными, но очень спорадическими. Тевтонцы умели сохранять полный контроль над этими походами, а папство систематически поощряло эту практику, как показывают буллы Григория IX и Иннокентия IV[435]. Тевтонцы также набирали в Германии добровольцев вне институтов крестовых походов. Итак, за одним исключением (в 1255 г. этими крестоносцами командовал чешский король Пржемысл II Отакар) тевтонцы на свой лад — в XIII в. в Пруссии и Ливонии, в XIV в. против литовцев — вели миссионерскую войну.

Природные условия диктовали особый тип этой войны. Пруссия — это низинная, болотистая территория в прибрежной зоне. На юге и юго-востоке ее отделяет от Литвы широкий пояс лесов и болот («Вильднис», Wildnis). Климатические условия имели решающее значение: вести военные операции можно было только сухим летом либо умеренно холодной и сухой зимой — тогда болота и реки замерзали и не было снежных бурь, что давало возможность перемещаться. Как на дождливое лето, так и на мягкую и сырую зиму ничего планировать было нельзя. Именно в зимнюю кампанию, когда море замерзло, Меченосцы захватили остров Эзель[436].

Эта война набегов, состоящая из наступлений и контрнаступлений, с растянутым фронтом, заставляла предоставлять командованию на местах изрядную самостоятельность. Устав Тевтонского ордена, пересмотренный в 1244 г., предписывает командирам совещаться, чтобы приноравливаться к разным типам боя, которые навязывает мобильный и хорошо знающий местность противник[437].

В Пруссии происходила война с целью завоевания, а также покорения населения. Расставленные по стране замки и укрепленные бурги, опорные пункты систематической немецкой колонизации, в конечном счете сломили его сопротивление[438]. Замки и бурги имели одинаковую форму — квадратную, и центром им служили двор или площадь. По образцу Stock с квадратным донжоном было построено шесть десятков замков, которые насчитывались в Пруссии в 1300 г., не считая бургов и укрепленных городов. Тевтонцы внедрили камень и строительный раствор в эти регионы, где прежде царило дерево. Они привезли сюда каменщиков из Северной Германии. Только в XIV в. они усвоили датскую традицию кирпичного строительства, столь характерную для балтийских регионов[439].

В Ливонии орден располагал собственными замками, но обеспечивал также охрану епископских. В XIV в. там насчитывалось не менее 140 замков, в том числе 24 большие крепости[440]. Их повышенное количество объяснялось необходимостью защищать границы — на востоке с русскими княжествами Новгородским и Псковским, а на юге с Литвой. С обеих сторон Жемайтии, территории Литвы, вклинившейся между Пруссией и Ливонией, тевтонцы построили два заслона из замков — один в XIII в. вдоль обоих берегов реки D?na (Двина), от Дюнабурга [Даугавпилса] до Дюнамюнде [Даугавгривы] (в устье), другой в XIV в. на Немане со стороны Пруссии, при магистре Винрихе фон Книпроде[441].

Расположение и роль этих замков определялись характерными особенностями войны на этой двойной границе. Их функция состояла не в том, чтобы выдерживать осаду многочисленного и сильно вооруженного противника, а в том, чтобы сдерживать набеги мелких, очень подвижных групп, прежде всего настроенных на грабеж и разрушение. Ливонские бурги находились в тылу, и их защищало местное ополчение. После того как противника обнаруживали и население ближайших деревень по возможности отправляли в укрытие, по тревоге поднимали уполномоченных ордена, и те вызывали тевтонскую армию. Группы литовцев, уже с добычей или без нее, перехватывались и уничтожались, прежде чем они могли проникнуть в глубь Ливонии. Замки не нуждались в особо сложной системе укреплений, но они должны были стоять близко друг к другу, чтобы контролировать водный путь, на котором летом использовали эффективные малые суда — Bolskop[442]. Финансировались эти замки отчасти за счет налогов, собираемых с жителей[443]. Тевтонцы приспособились к тактике литовцев и отвечали на их набеги своими, быстро продвигаясь по тропам или по берегам замерзших рек. Крупномасштабные операции против литовских городов и крепостей происходили летом, когда оно было благоприятным. Завоевания сразу же закрепляли, строя новые крепости. Взятие Каунаса в 1362 г. позволило Книпроде продлить линию обороны вдоль Немана.

Все эти операции проводили войска, состоящие из тевтонских рыцарей, их знатных вассалов и вспомогательных отрядов из ополчения бургов, ?quit?s prutheni [прусских всадников (лат.)], занимавших место — в другом регистре, — которое в Святой земле занимали туркополы[444]. Для более важных операций орден мог рассчитывать также на мелкое немецкое дворянство и в XIV в. — на западноевропейскую знать, которая, как мы увидим, с большим удовольствием принимала участие в «крестовых походах в Пруссию». Иногда поддержку ордену оказывала высшая знать империи: в 1266 г. в Пруссии побывали маркграф Бранденбургский, ландграф Тюрингский и герцог Брауншвейгский.

Войны на побережье Балтики часто были жестокими. Язычников тогда считали дикарями и скотами, в то время как мусульмане и евреи, оставаясь «нечестивыми противниками имени Христова», сохраняли право на некоторое уважение. В глазах завоевателей Пруссии и Ливонии (впрочем, это было общей позицией как христиан, так и мусульман) для язычника не могло быть иного выбора, кроме обращения или смерти. Уточним для читателя, на которого произвели впечатление образы и музыка из фильма Эйзенштейна и Прокофьева «Александр Невский», — фильма, конечно, хорошего, но пропагандистского, — что тевтонцы не имели монополии на насилие: немецкого или польского колониста, попавшего в руки литовцев, тоже не ждало ничего хорошего. Но, в конце концов, агрессорами были тевтонцы и христиане. Войны в Пруссии и Литве — это долгий и нудный перечень побоищ, расправ над пленными, отправок в рабство, пыток и костров, массовых переселений. Хроника Виганда Марбургского без эмоций сообщает об одном из таких набегов, типичном для войны того времени. Это 1372 г.

[Командор Инстербурга (в Восточной Пруссии)] едет в лес с сотней копейщиков, чтобы грабить и изнурять язычников. На реке Шешупе они спешиваются, едят и пьют, поднимаются по Неману и переходят его, внезапно входят в четыре деревни, не предупрежденные об их появлении. Они предают мечу всех, кого обнаруживают, когда те только что уснули, — мужчин, женщин, детей[445].

Командор и не подумал предложить крещение! И это XIV в., когда орден уже осудили за применение насилия францисканец Роджер Бэкон, архиепископ и горожане Риги, папы Климент V и Иоанн XXII!

Итак, набеги, осады, разрушения. Сражения были редкостью, и в них одно государство — тевтонское — сталкивалось с другими: с русским Новгородским княжеством (битва на льду озера Пейпус [Ледовое побоище] в 1242 г.; с Польским королевством (битва при Танненберге [Грюнвальде] в 1410 г.); с великим княжеством Литовским. Тут уже стоял вопрос не о покорении язычников, а о политическом, военном и религиозном leadership [лидерстве (англ.)] в Центрально-Восточной Европе.