Новая форма религиозной жизни, с трудом находящая себе место

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Новая форма религиозной жизни, с трудом находящая себе место

Освященное насилие, священная война, крестовый поход. Итак, все это было сердцевиной проблемы. Можно было бы подумать, что признание ордена Храма собором в Труа в 1129 г. и открытая поддержка, которую оказал этому ордену святой Бернард, написав «Похвалу святому воинству», положили конец всем спорам. Ничуть не бывало. Храм был первым военно-монашеским орденом, созданным на Востоке; он послужил прообразом для всех остальных — в прямой форме для орденов, которым просто-напросто дали его устав (Добринского, Меченосцев, отчасти Тевтонского), в косвенной для всех, возникших как ответвления Сито (иберийские ордены, входившие в состав Калатравы) или сочетающих военную и странноприимную деятельность: Тевтонского ордена, Сантьяго, но прежде всего Госпиталя. Последний был создан раньше Храма, но милитаризовался по образцу Храма настолько, что сравнялся с ним и стал соперничать.

А ведь такую эволюцию ордена Госпиталя, который, как показывает его название, был предназначен для того, чтобы помогать паломникам, идущим в Иерусалим, давать им приют и заботиться о них, церковь и верующие восприняли с беспокойством. Папа Александр III подверг критике массовое участие братьев Госпиталя в походах короля Амори I Иерусалимского в Египет (критике тем более резкой, что эти походы потерпели неудачу). Дважды — между 1168 и 1170 гг., а потом еще раз через десять лет — папа напоминал госпитальерам, что их первая миссия — не военное ремесло, а помощь бедным. С другой стороны, тот же Александр III поощрял создание иберийских военных орденов; значит, его нельзя заподозрить во враждебности к самой идее военного ордена, но он не хотел, чтобы развитие таких орденов происходило в ущерб более традиционной милосердной деятельности. В последующие двадцать лет папство изменило свои взгляды на Госпиталь: Целестин III полностью признал его военные задачи, он же согласился на трансформацию совсем молодого Тевтонского ордена в военный орден и, дав ему смешанный устав, заимствованный у тамплиеров и госпитальеров, тем самым узаконил сочетание милосердной и воинской миссий[976]. Не одно только папство было обеспокоено тем, что в результате этой военной активности образ Госпиталя меркнет. Даниэль Ле Блевек, изучавший развитие госпиталей и благотворительную деятельность на землях Прованса, пишет, что в 1180–1190 гг. госпитальеры «возобновили свою милосердную деятельность»; он вспоминает об отклонении в сторону военной деятельности, за которое они получили «суровый упрек папы», и добавляет: «Этот возврат к истокам, к их первоначальному странноприимному призванию, был предан широкой огласке, и его приветствовали все христиане, в частности, в Арльской церковной провинции»[977]. Автор упоминает этот факт в исследовании о возникновении ордена тринитариев — ордена, специализировавшегося на освобождении пленных[978].

Нельзя ли оценить всю совокупность этих фактов и изменений взглядов как проявление колебаний — а также рефлексии — папства в выборе лучшего средства для решения многочисленных проблем, порожденных крестовыми походами и священной войной (борьба с неверным, обращение неверных, помощь паломникам, выкуп пленных): стоит ли предпочесть специализированные или многоцелевые ордены? Папство так и не приняло окончательного решения: еще в XIII в. оно доверило миссионерскую функцию новым специализированным орденам — нищенствующих монахов, а в конце века уже добивалось слияния военных орденов Святой земли в пользу многоцелевого ордена Госпиталя. Возможно, папство не знало, как руководить такими орденами, и смутно представляло, как их использовать; оно желало обладать ими в качестве инструментов проведения своей политики в сфере крестовых походов, но они частично вышли из-под его контроля, — с одной стороны, потому что приобрели фактическую автономию, а с другой — потому что имели дело с государствами, тоже пытавшимися их использовать, как Фридрих II — тевтонцев или кастильская, арагонская и португальская монархии, превратившие иберийские ордены в свои орудия.