Глава 3 Ответный ход прусского короля

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 3

Ответный ход прусского короля

Фридрих II в раздумье ходил из угла в угол большой, скромно обставленной комнаты. На столе лежало донесение, только что полученное от агента, скрытно действовавшего в русской армии. Донесение было весьма важным, оно требовало поправок детально разработанного плана начавшейся кампании. Король был озабочен тем, чтобы не ввязываться в открытые сражения, ловко маневрировать своими войсками, неожиданно появляясь там, где его меньше всего ждали в данный момент. Только такая тактика могла принести желанную отсрочку драматического финала, который он ждал каждый год. Но всякий раз ему удавалось выпутаться из, казалось бы, совсем затянувшейся петли. Его армия казалась сильной и непобедимой, когда он затеял рискованную операцию захвата Саксонии. Но его армия не могла победить столь многочисленных противников, как Австрия, Франция, Швеция и Россия, с их богатыми людскими и материальными ресурсами.

Фридрих вышел в другую комнату, где уже собрались генералы фон Платен, Вернер, Левальд…

– Господа! Я пригласил вас для того, чтобы сообщить неприятную новость: русские сформировали корпус под руководством графа Румянцева и направили его в Померанию взять Кольберг… Надеюсь, всем понятно, какое важное значение имеет эта крепость в ходе нашей войны. В ближайшие дни Румянцев будет в Конице с пехотными полками, предполагает там дать им двухдневный отдых и через Бишов пойдет к Кёслину… Известно нам, что к Кольбергу направляется русская эскадра с десантом и осадной артиллерией. Так что вряд ли можно надеяться на то, что Кольберг устоит, как в прошлом году, если мы не предпримем известные усилия… Что вы предлагаете?

Фридрих говорил отрывисто, резко, изредка бросая суровые взгляды то на одного, то на другого генерала.

Генерал фон Платен разделяет мнение короля и считает, что нельзя терять Кольберга, и он готов немедленно выступить со своим корпусом на его защиту. Генерал Левальд высказал опасение, что в решительный час, который наступает в этой кампании, нельзя ослаблять главные силы прусской армии. Фон Вернер готов выполнить любой приказ его величества…

– Если б к Кольбергу шел не Румянцев, а кто-либо другой, мы могли бы не опасаться за него. Но Румянцев – умный, расчетливый, смелый генерал, от него всего можно ждать… Это не Бутурлин. Бутурлин – плохой полководец. Он хорошо разбирается в винах, а в военном искусстве он полный профан. Он вряд ли на что-нибудь решится в начавшейся кампании, мы тоже его тревожить не будем и воспользуемся передышкой, которую он нам непременно даст. А если последуют какие-либо указания двора и Бутурлин предпримет что-либо, то мы сразу же узнаем о его действиях и успеем перегруппировать свои силы…

Фридрих, не глядя на присутствующих, ходил по комнате и словно размышлял вслух, роняя слова тяжело, медленно, с большим значением, как будто это были золотые слитки.

– Итак, господа, кто готов пойти на защиту Кольберга?

Первым решительно поднялся фон Платен, старый боевой генерал, за ним вскочили со своих мест и другие.

– Нет, фон Платен, ваше время еще не пришло. Пойдет фон Вернер, его легкие войска быстрее дойдут до места и будут оказывать сопротивление Румянцеву, не вступая с ним в решительное сражение. Нам нужно беречь свои силы. Вернеру легче маневрировать кавалерией.

– Благодарю за честь, ваше величество. – Вернер вытянулся в струнку и ел глазами своего короля.

Уже на следующий день Вернер руководил переправой на правый берег Одера и быстрым маршем пошел на помощь Кольбергу.

А Фридрих II внимательно следил за движением русской армии, оставившей свои зимние квартиры и расположившейся вокруг Познани. Но что предпримет Бутурлин? Куда он будет двигаться со своей армией? На помощь Румянцеву? Вряд ли… Этому корпусу предназначено действовать самостоятельно. Так что, скорее всего, Бутурлин пойдет навстречу австрийскому главнокомандующему Лаудону, который при виде прусских войск, прибывших в Силезию, тут же стал отступать… Бутурлин может двинуть армию по реке Варте в Померанию, пусть на время, потом к Ландсбергу – и на Берлин… Придется маневрировать, выжидая активных действий русских… Итак, принца Вюртембергского – к Кольбергу, генерала Гольца – к Глогау, по эту сторону Одера…

Долго размышлял Фридрих II о предстоящей кампании, ему надеяться не на кого, он сам себе голова. Разбить поодиночке войска союзников – вот план, который вынашивал Фридрих, но сил для этого было явно недостаточно. Хоть бы удерживать союзные войска на старых позициях. Три фронта – против французов, против австрийцев и против русских, – какую же армию надо иметь, чтобы сдержать эти силы! А тут еще нужно защищать Кольберг. Нет, прусский король не может вести наступательную войну. Силы нужно беречь… Пока действует в русской армии его тайный агент, он может спокойно маневрировать, зная о всех передвижениях противника. Если Вернера будет недостаточно, то фон Платен будет всегда наготове выйти в тыл корпуса Румянцева и атаковать его неожиданно… Пусть думают, что он побоится разделять свои силы… Кольберг он не отдаст…

Нет, по-старому нельзя воевать, ничего не добьешься… Только используя все средства – военные, дипломатические, используя агентурные сведения и все хитрости текущего века, извлекая опыт из прошедшего, можно добиться желанного возвышения Пруссии. А кто бы мог сейчас подумать, что всего лишь сто лет тому назад Пруссия была в вассальной зависимости от Речи Посполитой! А теперь посмотрим, кто кого…

Корпус Румянцева медленно двигался по маршруту. С каждым днем становилось опаснее. Разноречивые слухи о противнике побуждали командующего действовать осторожно и осмотрительно. И все потому, что корпус был недостаточно сильным, чтобы действовать самостоятельно, хотя Конференция рекомендовала Бутурлину «выделить в команду Румянцева столько войска и так его всем снабдить, как он сам этого потребует».

Румянцев был озабочен тем, как сформировать те «рухлые и обнаженные» батальоны с «увечным или больным» офицерством, которые оставались пока за Вислой и в таком состоянии не имели никакого значения для корпуса. Нужно было время, чтобы их привести в боевое состояние, подчинить своей команде. Бригадир Неведомский, которому была поручена команда над этими пятнадцатью батальонами, по-прежнему держал связь только с главной квартирой, посылая рапорты Бутурлину. А тот пересылал эти рапорты со своими указаниями Румянцеву. Сколько же при этом терялось времени!

Чтобы ускорить дело, Румянцев приказал сформировать прежде всего четыре батальона, отобрав в них лучших штабных, обер– и унтер-офицеров, капралов, рядовых и прочих строевых и нестроевых чинов по штатному расписанию, снабдив ружьями мушкетерского калибра, положенным числом патронов, всеми оружейными, мундирными и амуничными вещами наилучшего качества, провиантскими и прочими повозками. Каждый батальон обеспечить четырьмя орудиями с зарядами и прислугой. Затем из оставшихся после этого отбора людей сформировать еще четыре батальона. Оставшихся же после такого отбора Румянцев повелел оставить на Висле для охраны магазинов и ведения письменных дел.

Весь поход Румянцев провел в неустанных трудах. Мелочи военного быта, нехватка то одного, то другого требовали постоянного внимания. И хотя Румянцев заранее разослал по полкам свои наставления, в которых, казалось, учтен чуть ли не каждый шаг солдата и офицера, тут то и дело возникали ошибки и просчеты… За всем приходилось следить, поправлять, а кое-кого и наказывать.

Так пролетели три недели… Бригадир Неведомский, проявив усердие, доносил о сформировании шести батальонов… Бутурлин, узнав о движении прусского корпуса в Померанию на помощь Кольбергу, пообещал дать три пехотных полка в подкрепление. Кроме того, несколько полевых орудий. Хоть и с большим опозданием, Бутурлин сделал правильный вывод из сложившейся ситуации в Померании: как раз здесь могут разыграться главные события предстоящей кампании.

7 июня 1761 года состоялся военный совет корпуса. Настала пора подвести первые итоги марша и определить план на ближайшее будущее. Необходимо было обсудить рескрипты Конференции, ордера Бутурлина, рассказать о связях с другими корпусами действующей русской армии.

Румянцев сидел за походным столом, глубоко задумавшись, когда ему доложили о прибытии генерал-майора Еропкина. «Как хорошо, что он зашел первым, успеем поговорить до военного совета», – подумал Румянцев и попросил старого друга войти.

– Так редко стали видеться, – грустно сказал вошедший Еропкин, крепко пожимая могучую руку Румянцева.

– Как я рад видеть тебя! Дела, как волны морские, захлестывают, и нет уж совсем покоя. А помнишь, раньше на все ведь время находилось, и столько попусту потеряли его. Теперь уж не вернуть…

Оба вспомнили свою молодость, пиры, гулянки, бесконечные карточные баталии…

– Ну что ж, времени у нас с тобой мало. Скоро придут бригадиры Брандт и Елчанинов, полковники Девиц и Гербель, а мне хочется кое-что наедине тебе сказать…

Румянцев помолчал, стал суровым и неприступным, как будто и не было дружеской улыбки на его устах и доброжелательства в глазах.

– Петр Дмитриевич! Чувствую в себе силы великие, но столько еще мешает нам стать единой армией, способной на великие дела… Знаю тебя как хорошего командира, полагаюсь на тебя и прошу обратить внимание на дисциплину в войсках… Во-первых, чтоб все чины должность свою исполняли исправно. Только в этом случае мы можем все авантажи себе обещать. Прикажи строго, чтоб не отлучались самовольно от рот и команд, не разоряли дома, пресекай грабительство, а больше всего пресекай возможность смертных убийств неповинных земских жителей…

Румянцев тяжко вздохнул. Но что можно поделать, когда столько совершалось всяких преступлений. Солдаты все еще думали по старинке: раз завоевал тот или иной город или деревню, грабь, насилуй. Тут не люди, а враги…

– Я, повинуясь высочайшему повелению и соблюдая военную строгость, ни в коем случае не оставлю ни одного случая преступного поведения нижних чинов и офицерства… Надеюсь и на вас, ваше превосходительство, как известного ревнителя и рачителя к службе…

– Рад стараться, ваше сиятельство, – по форме ответил Петр Еропкин, понимая настроение Румянцева.

– Господа бригадиры, как мне тоже известно, отличных достоинств офицеры и вашему превосходительству не упустят подражать в сем случае. Точно так же и сами полковники, которые в сем пункте больше всех обязаны соблюдать воинскую строгость. Что касается офицеров, то я, по почтению к сему чину, не думаю, чтоб кто-нибудь оказался таким преступителем и нарушил божественные и государственные законы. Но если найдутся таковые, то оные немедленно должны предстать перед судом и по военным правилам будут наказаны. Жестокость сих правил им сведома: чем выше степень офицера, тем больше наказание…

Во время разговора Румянцев то бледнел, то лицо его розовело, становилось приятно-округлым.

– Ваше сиятельство, – доложил адъютант, – господа члены военного совета прибыли и ожидают вас в соседней комнате.

– Ну что ж, Петр Дмитриевич, начинаются главные события этого года, вступаем вскоре в Померанию, а это уже неприятельская страна, и военная строгость тут особливо нужна… Идем.

При виде генерал-поручика все встали, приветствуя своего командира. Бригадиры Брандт, Елчанинов, полковник-инженер Гербель, полковник Девиц…

– Итак, господа! Наш корпус получает хорошее пополнение в шесть батальонов с бригадиром господином Неведомским, полевую артиллерию в пять орудий, которая сейчас находится в девяти милях отсюда, к орудиям бомбардирского корпуса прибыли заряды и повозки с провиантом. Это отрадно, но вот о противнике нам ничего не ведомо, где он точно находится и в каком числе конницы и пехоты, артиллерии и в каких укреплениях. А без того ничего и предпринять невозможно. Все эти сведения должен был представить нам граф Тотлебен. Мы не раз пытались установить с ним связь и договориться о взаимной информации и совместных действиях… Мы послали ему сведения о числе состоящего под моей командой корпуса, число людей, лошадей и артиллерии каких калибров, с требованием дать сведения взаимно всего оного, а также сведения о неприятеле, поступающие от пленных и дезертиров. Корпус графа Тотлебена все это время был поблизости от неприятеля, всю зиму должен был производить против неприятеля разведывательные действия, но пока никаких конкретных сведений мы еще не получили. Неделю тому назад я послал к графу Тотлебену князя Вяземского для того, чтобы он подробно разузнал все обстоятельства и уведомил нас о противнике, чтобы мог персонально досмотреть, где стоят неприятельские корпуса…

На минуту Румянцев замолчал, перевел дыхание.

Стояло гробовое молчание, бригадиры и полковники внимательно слушали взволнованное слово своего командующего…

От Вяземского тоже не было никаких известий, и это событие, как и молчание Бутурлина и Тотлебена, смущало Румянцева и наполняло его душу какой-то неясной тревогой. Иной раз казалось, что никто не хочет служить Отечеству так, как повелевает долг. И потому впереди чудились одни грозные опасности, которые невозможно было преодолеть без ревностного отношения к воинским обязанностям. И чувствовал, что не будет в силах преодолеть нависающие над ним и его корпусом тяжелые цепи неудач. Перед его глазами стояла могучая крепость Кольберг, а вокруг нее мелькают какие-то слабые тени атакующих… И в эти мгновения им овладевало такое чувство, точно он оказывался во время землетрясения, когда падает все кругом, почва колеблется под ногами, падают на голову обломки зданий, которые еще совсем недавно прочно и неколебимо стояли на земле, создавая ее неповторимую красоту… Под тяжестью неизвестности он часто спрашивал себя: что же делать? Но внешне он всегда оставался уверенным, сильным, спокойным, и эта сила и уверенность передавались его подчиненным…

– Господа! – твердо прозвучал голос Румянцева. – Мы выступили от Вислы с малым запасом снарядов для бомбардирских орудий, а все потому, что недостаточно было лошадей. По этому же самому взяли только полумесячный запас провианта. Без припасов для орудий и провианта мы не могли ранее начинать военное предприятие. Но эти три недели не прошли даром. И припасы и пополнение прибыли. Пора начинать активные действия. Жду вашего совета…

Румянцев ушел к себе, а военный совет после длительного обсуждения вынес решение: «…девятого числа сего месяца отсюда к Полневу выступить и оттуда далее к Кёслину без потеряния времени маршировать; сей путь признавая за наиспособнейший в рассуждении магазинов, морской коммуникации и положения настоящего господина генерал-майора графа Тотлебена…»

Через несколько дней после военного совета, во время марша к Полневу, Румянцев получил сразу и письмо Бутурлина, и рескрипт Конференции о дальнейших действиях корпуса в Померании и взаимодействии с армией Бутурлина и эскадрой Полянского… Немало часов Румянцев провел в размышлениях о тех сведениях и наставлениях, которые он получил. Наконец-то армия 15 июня выступила из Познанского кампамента, имея с собою провианта на девятнадцать дней. Но самое главное не в этом… Бутурлин понял, что Румянцеву необходимо дать три пехотных полка. А получив три полка, шесть батальонов, флотский десант, корпус Румянцева не только будет превосходить неприятельские войска, но окажется настолько сильным, что может разбить эти войска, взять крепость или, по крайней мере, к ретираде принудить противника. Бутурлин наконец-то сообщил и другую приятную новость: в крепости не больше семи тысяч неприятельского войска, как показали пленные офицеры. К тому же фельдмаршал рекомендует разлагать неприятельскую армию посулами денежного вознаграждения прусским дезертирам, которых и без того не так уж мало. Но если найдутся такие, которые, получив вознаграждение от русских, снова вернутся в прусскую армию и попадутся в плен, то без пощады таких казнить надлежит…

Не многое прояснило письмо Бутурлина, но все-таки Румянцев сделал надлежащие из него выводы. А вот рескрипт Конференции поразил его своей неопределенностью, если не сказать полной беспомощностью, в предвидении планов начавшейся кампании. Уже июнь в полном разгаре, а Конференция занимается гаданием, куда пойдет главная русская армия: или прямо в Силезию, или же по Варте к Ландсбергу. И совершенно непонятно, почему они там, в Петербурге, считают, что лучше пойти на время в Померанию, к Ландсбергу, дабы показать вид на Франкфурт и Берлин и попытаться разделить силы неприятеля и по отдельности разбить его. Все только и пытаются показывать вид, а не по-настоящему сражаться с неприятелем, все что-то выжидают, вместо того чтобы предпринять серьезные действия против ослабленного неприятеля. Ведь и в самом деле прусский король отказывается от активных действий, явно желая выиграть время… Он свободно маневрирует своими войсками, посылает корпус Вернера к Кольбергу, корпус Гольца к Глогау, корпус принца Вюртембергского через Шведт к Штаргарду по Одеру, а оттуда рукой подать и до Кольберга. Так что прусский король выжидает, куда повернет армию Бутурлин. А стоит русской армии повернуть от Познани вправо, в Померанию, как сразу и Гольц, и Вернер, и принц Вюртембергский с крайним поспешанием могут собраться тут же вместе, дабы и до осады Кольберга не допускать, и Берлин прикрывать…

По всем предположениям Конференции, получалось, что знатного корпуса против Румянцева прусский король не может выставить, опасаясь активных действий главной русской армии. Кажется, все случаи постарались предусмотреть старички из Конференции. Но беда в том, что члены Конференции ничего не знают о конкретных условиях затянувшейся войны. Да, кажется, и в военном деле ничего не понимают, судят по старинке, когда они воевали еще вместе с фельдмаршалом Минихом…

Румянцев был огорчен полученными наставлениями. Там, в Петербурге, уже точно все предусмотрели, казалось бы, на все случаи жизни… Даже и на тот случай, если армия Бутурлина не произведет никакого предприятия в Померании и последует в Силезию, в выигрыше окажется Померанская экспедиция, потому что вслед за русской армией последует и неприятельская; значит, в Силезии развернутся главные события, и туда будут стягиваться все войска, а Кольберг останется беззащитным, и бери его чуть ли не голыми руками…

Но Конференция высказывала и еще одно предположение, которое больше всего омрачало душу Румянцева… Может такое действительно случиться, когда граф Бутурлин надолго застрянет в Померании в ожидании генерального сражения, а неприятель хитрыми маршами и контрмаршами будет от баталии уклоняться, чтобы выиграть время и армию нашу походами и подготовкой к сражению будет изнурять. Вот это самое страшное… Но все равно осада должна быть осуществлена. В любом случае неприятель будет защищать Кольберг, только малыми силами, считают члены Конференции. А ему, генералу Румянцеву, нужно лишь окружить крепость и взять ее на шпагу…

Ладно, он все сделает, что возможно будет в человеческих силах. Конференция должна руководить взаимодействием всей армии, а не подсказывать, что ему делать в конкретных случаях. А чтобы не появился корпус противника под стенами Кольберга, надо атаковать основные силы Фридриха II. Не давать ему возможности маневрировать. Король знает, чем кончилось сражение с русскими под Кунерсдорфом, и поопасается ослаблять основную армию.

И Румянцев твердо решил действовать согласно обстановке.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.