Командные кадры царя

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Командные кадры царя

Вот волшебное слово[22]. Я мог бы также сказать, что это высшие кадры, военачальники, знатные македоняне, все те, кто напрямую зависел от царя. Слова со временем изменили свой смысл, и слово гегемон, буквально «тот, кто ведет», стало означать как знатных людей, так и полководцев, на которых царь возлагал часть своей власти. Но в Македонии были приняты другие титулы, нежели у нашей аристократии. Там человек не являлся знатным, то есть пригодным к командованию, только по крови или «по рождению» (таков первый смысл греческого слова eleutheros, которое переводится как «свободный», и слова eugenes, «хорошего рода»). Человек не являлся знатным, как у римлян, лишь потому, что был известен, nobilis, знатен или знаменит, ни тем более потому, что был богат или удачлив — одно из двух значений слова «счастливый», ни даже потому, что прославился отвагой или подвигами. Все эти черты были присущи македонской знати, особенно начиная с правления Филиппа II, который в период между 356 и 336 годами включил в ее состав и осыпал золотом множество греческих и варварских наемников, отличившихся отвагой и находчивостью. Но более всего следует отметить три ценные черты, присущие скорее личному, чем социальному и экономическому характеру данного института: щедрость, способность внушать доверие (или, как говорят в наши дни, используя английское слово, кредит) и, наконец, способность заставить признать себя. Именно так добивались самых высоких командных постов люди, которых в наше время сочли бы неуравновешенными, жестокими или пьяницами, начиная с самого царя. Из шести сотен «командиров» похода, чьи имена сохранила история, — они методически перечислены Г. Берве в его труде «Империя Александра в лицах» («Das Alexanderreich auf prosopographischen Grundlage», 1926) — мы отыщем едва ли с десяток таких, которые могли бы рассчитывать на милосердие в глазах наших блюстителей морали. Дело в том, что в этом войске знать не имела ничего общего с «природным величием», согласно определению Паскаля, но целиком зависела от «величия расположения». Критерии древних отличались от наших, и конечная цель македонского командования состояла вовсе не в торжестве добродетели, на стоический манер, не в торжестве, на персидский лад, правильного порядка, arta. Нет, по словам Демосфена, она всего лишь «боролась за власть и господство».

Главное качество царя и всех институтов, проистекающих от его особы, — это щедрость. Вождь должен быть щедрым в полном смысле этого слова, в классическом и современном вариантах одновременно. Это он дарует, он отдает и — подчас — он же и прощает[23]. Он завоевывает земли, сокровища, женщин, стада, чтобы потом их распределить. Слово, означающее по-македонски «обычай», nomos, и в греческом языке сделавшееся «законом», восходит к древнему индоевропейскому корню nem- (сравните немецкий глагол nehmend), означавшему одновременно «брать» и «давать», «распределять», «разделять». Мистически связанный с царем, великим провидцем и распределителем побед, командир воинского подразделения должен делить с ним свои хлеб, вино, кровь и, если царь попросит, и свое ложе, как он сам разделяет со своими людьми испытания, пищу и добычу. Филота, командующий конницей гетайров, «пользовался большим уважением среди македонян. Его считали мужественным и твердым человеком, после Александра не было никого, кто был бы столь же щедрым и отзывчивым» (Плутарх «Жизнь», 48). Командир принадлежал к «истинной» касте, касте воинов, гетайров, от слова hetas, «истинный, подлинный», такой касте, куда принимали с помощью ритуальных испытаний. Он был другом, товарищем, сотрапезником, компаньоном других военачальников. В принципе царь являлся лишь primus inter pares, «первым среди равных», выделяясь своей инициативностью и непомерными расходами. Первоисточники о походе Александра полны рассказами об удивительной щедрости, о людях, отказывавшихся от всего и подававших пример другим, поскольку в этом заключались их долг, честь и обязанность. «Несмотря на то, что при выступлении Александр располагал столь немногим и был так стеснен в средствах, царь прежде, чем взойти на корабль, разузнал об имущественном положении своих друзей и одного наделил поместьем, другого — деревней, третьего — доходами с какого-нибудь поселения или гавани. Когда, наконец, почти всё царское достояние было распределено и роздано, Пердикка (один из лучших стратегов и гвардейцев, будущий регент Македонии) спросил его: "Что же, царь, оставляешь ты себе?" — "Надежды!" — ответил Александр. "В таком случае, — сказал Пердикка, — и мы, выступающие вместе с тобой, хотим иметь в них долю". Пердикка отказался от пожалованного ему имущества, и некоторые из друзей Александра последовали его примеру» (Плутарх «Жизнь», 15, 3–6). Щедрость обязывает и связывает. Она побуждает к соперничеству и стремлению превзойти себя.

Военачальником становился тот, кто внушал доверие, но не потому, что он был хорошо вооружен и экипирован, не потому, что он платил за себя или некогда прославился (молодость и удача так быстро проходят!), а потому, что его собственная дисциплина основывалась на преданности царю — сакральном обязательстве, разновидности жертвоприношения. Знатный человек, назначенный на какой-либо пост верховным вождем, становился его доверенным человеком, человеком преданным. Он связывался с ним при помощи специальной церемонии, регулярно повторявшейся по усмотрению царя и заставлявшей вспомнить множество других индоевропейских, скифских, персидских, германских, славянских и кельтских воинских дружин: все они разделяли со своим вождем чашу хмельного напитка, в данном случае чистого вина, и обменивались поцелуем, символизирующим обмен дыханиями, душами. Тем самым он признавал своего военачальника больше чем родственником — своим близким доверенным другом, своим избранным братом. Таким образом они закрепляли, как пишет Квинт Курций (VIII, 2, 32) «amicitiam cum fide», привязанность и веру. Отсюда ярость правителя, когда его доверие оказывалось преданным или когда товарищ, разделивший с ним стол, поцелуи или ложе, вступал в заговор. Больше не было братства по оружию, единокровия, разделенной любви, это было хуже, чем разрыв договора: это было вероломство, предательство, святотатство. И тогда становятся понятны пытки и мучения, жестокие умерщвления через побивание камнями или удушение, сына Аэропа Линкеста, гетайра, командующего фракийской кавалерией; Филоты, сына Пармениона; Гермолая, одного из «пажей», последовавшие после раскрытия заговоров против Александра.