Источники

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Источники

Начиная с XVIII века нет ни одного труда об Александре Македонском, который не начинался бы с критики источников, касающихся его истории, настолько велика боязнь попасться в ловушку бога всеведущего и вездесущего, «властителя вселенной», космократора, поддаться обаянию мифа, поддерживаемого его почитателями, поклоняющимися его изображению и каменному саркофагу, а затем — хрустальному гробу в египетской Александрии. Ибо, если не принимать в расчет очень редкие иконографические документы в виде официальных скульптур и предметов живописи, а также монет; если подходить с осторожностью к льстивым надписям, происходящим из греческих городов или святилищ; если не рассматривать, по причине пристрастности, переписку, к тому же часто апокрифическую, глав государств и яростные нападки аттических ораторов, то, за исключением очень малого числа современных Александру материалов, вся наша информация покоится всего на трех произведениях, задуманных, написанных и опубликованных в Александрии после смерти великого завоевателя.

1. «История военных походов Александра», по крайней мере в дюжине книг, которую философ и моралист Клитарх из Колофона, впоследствии из Александрии, написал и опубликовал в период между 320 и 300 годами. Мы располагаем также следующими сведениями об Александре и его походе: у Диодора в XVII книге его «Исторической библиотеки» (54–36 годы); у Помпея Трога (между 20 и 2 годами); в «Истории Филиппа», книги XI–XII в изложении Юстина (III век); у Квинта Курция Руфа в «Истории Александра Македонского», книги III–X (между 41 и 50 годами); у Плутарха в «Сравнительных жизнеописаниях» Александра и Цезаря и «Об удаче и доблести Александра Великого» (начало II века); и наконец, в «Эпитоме деяний Александра и его смерти», той, что называют «Метцкой эпитомой» (IV или V век). Эти пять биографов излагают факты не только в одном и том же порядке, но даже в одном духе, а порой и в одинаковых выражениях. И хотя, например, Плутарх привлекает дополнительные источники, такие как сочинения Хареса или Сатира, все же и он не выходит из рамок традиции, основанной на курьезах и имеющей в виду нравоучительность и морализаторство, делая упор на чудо или восхищение. Утраченное произведение Клитарха, столь часто упоминаемое и представляемое в сжатом виде, является не чем иным, как тем, что эрудиты вот уже столетие называют «Вульгатой», то есть «Народной версией» жизнеописания Александра.

2. «Записки» царя Египта Птолемея Сотера («Спасителя»), сына Лага. Птолемей был тем самым военачальником, о котором передавали, что он спас Александра, после же смерти правителя он препроводил его мумию из Вавилона в Мемфис, а затем захоронил ее в центре Александрии. Посредством этого деяния и своих «Записок», опубликованных около 285–283 годов, он рассчитывал стать достойным наследником умершего бога. Эти «Записки», наряду с «Записками» другого очевидца, Аристобула Македонского, написавшего их в конце жизни (между 305 и 300 годами), послужили главным источником для Флавия Арриана из Никомедии, написавшего около 150 года «Анабасис Александра» (буквально: «Восхождение», то есть из Европы в Азию). Современная критика, падкая на подлинные исторические свидетельства, придает больше ценности этим свидетельствам командиров и друзей Александра, чем всем упомянутым выше биографиям, особенно если по времени написания они далеко отстоят от описываемых событий. Аристобул, например, дает рациональное толкование известной истории о гордиевом узле. И он, и Птолемей опираются на официальные сообщения и дневники, на документы старших офицеров, опубликованные Эвменом из Кардии, секретарем Александра. Но уж как-то так получается, с умыслом или нет, что дружба, интерес, страсть к политике подтасовывают факты в пользу Египта. Изображенный ими Александр является прежде всего сыном египетского бога Амона, как стал им впоследствии сам Птолемей.

3. «Роман об Александре Македонском, или Александрия», ошибочно приписываемый Каллисфену из Олинфа, историографу Азиатского похода, осужденному на смерть в 327 году. Известно, что на самом деле это беллетристическое произведение, которому было суждено на протяжении более чем тысячелетия вдохновлять поэзию и авантюрные романы западного мира, является сборником различных легенд, греческих, восточных и африканских, бытовавших в Египте в середине III века нашей эры, многие из которых, однако, восходят к эпохе Александра и более или менее подтверждают культурологические факты, некогда упомянутые настоящим Каллисфеном. Историки, основывающиеся на положительных фактах, отвергают «Роман об Александре». А вот этнологи и историки идей всё больше им интересуются. Часто герой или, скорее, идея, сформировавшаяся относительно какой-то незаурядной жизни, в большей степени свидетельствует о цивилизации, нежели сама история. Каждая эпоха любой страны рисует себе героя на свой лад. «Роман об Александре» больше рассказывает о египетских и африканских почитателях и последователях завоевателя, чем о самом герое.

Разумеется, еще остаются сведения, которые приходится собирать по крупицам из фрагментов, часто совершенно ничтожных, примерно сорока античных рассказчиков и мемуаристов, которые упоминаются, к примеру, у историка Полибия (II век до нашей эры), географа Страбона (I век), рассказчика Лукиана из Самосаты (II век), или у таких компиляторов, как Полиен (II век) или Афиней (III век). А пожелай мы узнать о жизни моряков, то, вполне очевидно, мы стали бы изучать ее с помощью трудов Арриана и сохранившихся фрагментов из Неарха, Онесикрита, Мегасфена и Эратосфена. Но каким из трех крупных александрийских источников воспользоваться, чтобы познакомиться с жизнью сухопутных войск? Выказавшей свою крайнюю неразборчивость «Вульгатой»? «Записками» Птолемея и Аристобула, хотя они и замышлялись изначально для правителей? Изобилующим чудесами «Романом об Александре»? Следует ли нам пытаться увязывать их, если они расходятся во мнениях, или использовать только те фрагменты, где авторы единодушны? Ясно, если отмести всё, чему отыскиваются противоречия, останутся жалкие крохи. Возможно, стоит выбрать из каждого произведения самые правдоподобные, самые вероятные, наиболее подтвержденные вспомогательными науками сведения. Иными словами, повторить поход Александра, не выходя из дома, — с помощью штабных карт, которых не знал мир Античности? Напрасный труд, уже проделанный множеством людей до нас. Потому что, если нас больше интересует не бог, а человек — я имею в виду пехотинца, того, кто прошел пешком 18 тысяч километров, чтобы создать недолговечную империю и затем грезить о ней до конца своих дней, — нам следует обратиться к тем авторам, которые писали об этом человеке, о его страданиях и восторгах: не к стратегам, политикам, жрецам, а к рассказчикам, повторявшим вслед за Протагором из Абдеры (480–410 годы): «Человек есть мера всех вещей — как сущих в их бытии, так и не сущих в их небытии. Что до богов, я не могу знать, есть ли они, или их нет, или же они только видимость, потому что слишком многое препятствует такому знанию, — и вопрос темен, и людская жизнь коротка». Может, предпочесть этот вариант? Мы станем следовать за повествованием «Вульгаты» всякий раз, когда бог в нем станет уступать место людям. Но будем обращаться и к другим свидетельствам, когда найдем в них точные и конкретные детали о жизни войска: скорее к Клитарху, чем к Птолемею.