Вспомогательные корпуса и наемники

Вспомогательные корпуса и наемники

Пехота, опасная при хорошей подготовке и удачном построении, на пересеченной местности могла оказаться совершенно бесполезной. И фаланга союзников, то есть греков, не имела шансов занять место македонской фаланги. Вообще-то в начале похода союзников и разного рода наемников насчитывалось двенадцать тысяч, но верховное командование использовало их в деле лишь как дополнительную силу. Во-первых, здесь имелись тяжелые гоплиты с большими щитами и короткими копьями. Были здесь, вероятно, и пелтасты с легкими плетеными щитами (от греческого pelta), покрытыми кожей. Согласно Аристотелю, такой щит не имел ни выступающего обода, ни двойной рукоятки. Ремнем он закреплялся на спине. Он, насколько можно судить по изображениям фракийских воинов, имел форму полумесяца. Шлем воину заменял кожаный фригийский колпак. Основным оружием его был дротик, пригодный для простых беспокоящих противника операций. Одетые в шнурованные кожаные сапоги, короткие туники и развевающиеся полосатые плащи пелтасты были экипированы для марша, бега или преследования, а не для разгрома противника, который поручался македонским гоплитам. Еще пехоту поддерживали три более мощных и маневренных соединения, по тысяче человек в каждом, называвшихся то «гвардией», то «царскими гипаспистами», что означает буквально «щитоносцы». Набранные лично царем из числа свободных македонян, не раз проверенные, это были профессиональные воины, разновидность постоянной национальной гвардии. После битвы при Иссе царь приказал покрыть их круглые щиты серебром. Отныне их называли «среброщитными». Они были вооружены копьями и короткими македонскими тесаками (kopis). Гипасписты двигались непосредственно за фалангой, чьим элитным корпусом считались: они были пешей гвардией, подобно тому, как agema была гвардией конной.

А перед шестью тысячами легковооруженных воинов, как мы уже видели, шел еще один элитный корпус, в который набирались пеонийцы и агриане с истоков Стримона и горы Витоша (2290 метров) (из центральных областей современной Болгарии). Это были метатели дротиков, горцы в высокой обуви на шнуровке и кожаных шлемах, разведчики, бывшие некогда пастухами и разбойниками, способные следовать за тяжелой кавалерией и конной гвардией. Весной 334 года их насчитывалось не более пяти сотен. В 330 году — их уже тысяча, в битве при Гавгамелах они прикрывают левый фланг и часть арьергарда войска. «Примененное построение было столь гибким, что поставленные сзади с целью помешать окружению могли повернуться и выдвинуться во фронт», — пишет Квинт Курций (IV, 13, 32). Вспомним также, с соответствующими коррективами, о полках иностранных стрелков во французской армии прежнего времени: различного цвета кожи, надежных, подвижных и безжалостных.

Следом за агрианами упоминаются критские лучники. Их набирали на острове, вот уже тысячу лет славившемся качеством своих луков, изготовленных из рогов каменного барана, соединенных бронзовым кольцом, а также верным глазом тех, кто пускал эти луки в ход: критские лучники с детства приобщались к охоте и облавам, а еще они славились культом лучника Аполлона и стреловержецы Артемиды. Подобно скифским, их двурогие луки посылали стрелу почти на 200 метров, а по точности могли соперничать с лучшими персидскими луками, большими, практически прямыми, сделанными из тростника, пальмового дерева и тростниковых волокон, усиленных рогом и жилами. Сделанная из кишки тетива пела при натягивании, как струна лиры. Наконечники критских стрел превосходили другие наконечники своими размерами: один из них, хранящийся в Британском музее, от острия до бронзового оперения достигает в длину 6,4 сантиметра. Упругим шагом, укутанные в плащи черной шерсти, спускались древние критские пастухи с изобиловавших дичью вершин Иды и Белых гор^[13], нагруженные лишь луками и колчанами на перевязи. И я уверен, что эти прирожденные танцоры, эти фанатичные любители ритма и воинственных песнопений, пели и перед самым боем. Столкнувшись с парфянскими и согдийскими лучниками, македонское командование около 330 года решило создать отряды конных лучников, многократно более мобильных, чем пешие критяне. Они должны были не только уметь управлять своими конями только с помощью колен, но еще и стрелять на полном скаку и обернувшись назад, как скифы.

Насчет пращников, имевшихся как в экспедиционном корпусе, так и начиная с V века до нашей эры во всем греческом войске (хватало их и в отступавшем войске Дария), сведения достаточно скудны. Известно лишь, что лучшие из них были с Родоса (Арриан, II, 7, 8), а самые лучшие метательные снаряды изготавливались из свинца и имели надписи вроде «поймай-ка это». Как специализированная вспомогательная боевая единица пращники составляли часть легкой пехоты наемников; они вступали в бой исключительно под прикрытием лучников и, подобно вспугнутой дичи, служили для того, чтобы заставить врага обнаружить себя. Что касается других вспомогательных отрядов пехоты — одрисов, трибаллов, иллирийцев, — набранных во время военных кампаний Филиппа и его сына на Балканах, о них не известно ничего. Более того, мы можем предположить, что в македонском войске, похоже, им отводилась роль заложников. Пока они орудовали в Азии своими тесаками, топорами и луками, они не помышляли о вторжении в Македонию. Кроме того, для всех производившихся работ — как созидательных, так и разрушительных — македоняне нуждались в огромном количестве рабочих рук, а уверенности, что их можно будет отыскать на вражеской территории, вовсе не было. Вспомним все укрепления, которые надо было разрушать и возводить, все деревья, которые следовало срубить, морские проливы и реки, через которые нужно было переправиться! На поле битвы эти иностранные наемники, часто поставленные во вторую линию, должно быть, напоминали «чистильщиков траншей» времен Первой мировой войны. Ведь тяжелые доспехи и некий лоск человечности были серьезной помехой в деле добивания раненых, грабежа убитых и захвата в плен беглецов. С точки зрения греков, все эти балканские формирования составлялись из варваров, ни языка, ни нравов которых они не понимали, пригодные лишь для того, чтобы «служить» вроде рабов или бросаться в атаку, как дикари.

Прервем рассуждения и ограничимся констатацией того, что бо?льшая часть войск, непосредственно участвовавших в боевых действиях в 334–323 годах, была вооружена очень легко и что основные ударные силы македонян, конные и пешие гетайры, являлись более легкими и подвижными, а следовательно, более маневренными, чем старая греческая пехота гоплитов. Уже Демосфен (IX = 3-я Филиппика, 49)^[14] отмечал, что армия Филиппа состояла не только из тяжелой фаланги, подобно армиям большинства греческих городов, но и из легких войск, а кроме того включала осадную технику. Новая армия располагала целым арсеналом многозарядных орудий для стрельбы на дальнюю дистанцию в виде метательных машин, катапульт, баллист, камнеметов, действовавших главным образом за счет кручения канатов. Средняя дальность колебалась в пределах от 300 до 400 метров, в то время как лук с двойным изгибом бил едва на 200 метров. Метрон, тот самый молодой аристократ, что в октябре 330 года представил царю доносчиков по заговору Филоты, «заведовал арсеналом». Метательные орудия предполагали наличие узкоспециализированного персонала, как воинов, так и рабочих. У нас еще будет случай увидеть их в деле, когда мы будем говорить о взятии городов.