Старики умирают

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Старики умирают

В начале 80-х годов внешние отношения СССР снова оказались в атмосфере холодной войны. Олимпийские игры 1980 года было намечено провести в Москве. Выбор был сделан в наивысший момент разрядки, и любивший спорт Брежнев замыслил это событие как триумф своей политики. Столица по этому случаю была приведена в порядок и хорошо снабжалась. В последний момент в ответ на вторжение СССР в Афганистан американский президент Картер объявил о бойкоте Олимпиады, а также наложил эмбарго на экономические отношения с Советским Союзом. Игры состоялись, но в отсутствие спортсменов из Америки, Китая, Западной Германии и многих других стран. Олимпиада получилась «ополовиненной». Через несколько месяцев Картер проиграл на выборах. Его место в Белом доме занял республиканец Рейган. Памятуя об относительно хороших отношениях с республиканцем Никсоном, главы советского государства возлагали некоторые надежды на нового президента, хотя и знали, что он был деятелем правого толка[372]. Очень скоро Рейган их разочаровал. Он приступил к программе перевооружения, увеличившей вдвое за пять лет американские военные расходы. Москве становилось все труднее поспевать за Америкой, и Рейган учитывал это[373].

Дипломатическая изоляция СССР сопровождалась все более растущим неприятием ее политики за рубежом в глазах общественного мнения даже таких стран, как Франция, где прежде более всего симпатизировали Советскому Союзу[374]. Лишь с помощью экономических связей Москве еще удавалось приоткрывать какие-то отдушины в окружавшей ее стене враждебности. Рейган, сообразуясь с желанием своих избирателей-фермеров, согласился возобновить продажу СССР зерна, приостановленную поначалу в связи с наложенным Картером эмбарго. Европейцы закупали советский газ и специально строили для этой цели газопровод, хотя американцы старались тому всячески воспрепятствовать: они не хотели «давать кислород» советской экономике[375]. Но и таких отдушин, понятно, было недостаточно, чтобы реально облегчить экономическое положение СССР и тем более ослабить воздействие растущих политических трудностей.

На практике развитие страны остановилось на мертвой точке. Темпы роста производства, заложенные в новом пятилетнем плане, были снижены донельзя, по теперь уже в общественном сознании отчетливо царило мнение, что даже и заниженные показатели не будут выполнены. Это было единственным очевидным выводом из состоявшегося в 1981 году XXVI съезда КПСС[376], оказавшегося безжизненной церемонией, лишенной каких-либо политических обсуждений и глухой к реальным проблемам, загонявшим страну в кризис. Любая ссылка на реальность доходила сюда если не искаженной, то амортизированной ритуалом, согласно которому все должно было выглядеть оптимистичным. Больной Косыгин оставил свой пост незадолго до смерти, и его место занял другой старик, Тихонов, ровесник и друг Брежнева, личность хотя и незаурядная, но уже утратившая гибкость ума, чтобы внести хоть каплю воображения в политику. Даже и в таких форс-мажорных обстоятельствах неизменным оставалось стремление как можно меньше нарушать устоявшуюся на вершине власти стабильность.

Еще до Олимпиады, в январе 1980 года, на одной из московских улиц был арестован академик Сахаров. Лишенный всех своих наград, он был выслан на поселение в Горький (теперь Нижний Новгород), куда въезд иностранцам был запрещен[377]. Такое решение, принятое в самый разгар всемирной борьбы за права человека, представлялось еще одним признанием политической нецивилизованности. Но даже этим знаменитого ученого, которому была присуждена Нобелевская премия за борьбу за мир, не удалось полностью изолировать от организованного диссидентства и от его представителей в эмиграции[378]. Если случай с Сахаровым в силу известности ученого-физика неизменно оставался в сфере внимания мировой общественности, то различного рода репрессии в отношении других граждан СССР не всегда становились известными за рубежом. Удары наносились даже по учреждениям, считавшимся весьма приближенными к властям, например по знаменитому Институту мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО), где было произведено несколько арестов[379]. Точно так же были разогнаны и некоторые молодежные кружки.

Однако именно в эти годы рождается первая легальная организация, отличная от коммунистической партии и пусть даже неявно, но все же противостоящая ей. Это была националистическая организация под названием «Память». Она зародилась как культурное движение, но направленность ее была политической, что и не замедлило обнаружиться при первой же возможности. Через несколько лет название этой организации будет увязываться с самыми шовинистическими и антисемитскими тенденциями. В начале же ситуация выглядела гораздо сложнее. «Память» возникла из слияния по меньшей мере двух обществ, одно из которых называлось «Витязь» и в намерения которого входили восстановление и возрождение памятников истории древней России, воскрешение памяти о деятелях дореволюционного прошлого, причем выбор этих персонажей был весьма эклектичным: сюда могли входить историк петровской эпохи Татищев, премьер-министр последнего царя Столыпин и знаменитейший бас Шаляпин. Предлогом для создания общества послужила 600-летняя годовщина Куликовской битвы, в которой русские разбили татар. Образованию общества предшествовало издание исключительно крупными тиражами окрашенного в националистические тона и пользовавшегося большим успехом романа-эссе Чивилихина, одного из душителей «Нового мира». Активное участие в обществе «Витязь» принимали писатели, художники, артисты, но также историки, военные, экологи. Его представителями были и организаторы первых баталий в защиту русской природы: наиболее известной среди них стало движение за спасение сибирского озера Байкал[380].

Осенью 1981 года московские политические круги сотрясал «скандал с икрой» — грандиозная афера, в которой было замешано министерство рыбной промышленности вплоть до самых высших уровней: икра упаковывалась в банки, предназначенные для дешевых рыбных консервов типа селедки, и отправлялась на экспорт, что позволяло наживаться на разнице в ценах между двумя видами продукции. Начались аресты в высоких кругах. Это дело обнаружило, что «теневая экономика» находила все более широкое поле деятельности, все менее считаясь с законом. В связи со скандалом один из заместителей председателя КГБ, Цвигун, покончил жизнь самоубийством. Намечалась «морализаторская» кампания во главе с Андроповым. Руководя политической полицией, он имел в руках все средства, чтобы энергично наносить удары по некоторым наиболее проблемным участкам, даже когда метастазы болезни подходили достаточно близко к Брежневу[381], как было в случае с Цвигуном.

Косыгин умер в 1980 году, Суслов — в начале 1982 года. Через какое-то время вынужден уйти в отставку еще один из старейших функционеров — уже неизлечимо больной Кириленко. В апреле того же года Брежнев перенес в Ташкенте второй инсульт. Ходили слухи, что он находился в состоянии клинической смерти, но был возвращен к жизни в центре реанимации[382]. В этот момент Андропов оставил КГБ и вошел в Секретариат ЦК партии. Какая-то часть Политбюро противилась этому решению. Но, учитывая состояние, в котором находился Брежнев, решение было поддержано такими лицами, как Устинов и Громыко, и потому кандидатура Андропова была утверждена. На практике речь шла о назначении с целью последующего наследования власти. Действительно, Андропов заступал на место Суслова, многие годы занимавшего никогда не называемый официально, но молчаливо признаваемый всеми пост второго секретаря. Когда 11 ноября того же 1982 года умер Брежнев, Андропов без труда занял его место. Сложная проблема наследования, казалось, была урегулирована. Но только на очень поверхностный взгляд могло показаться, что все быстро уладилось. На самом деле в глубине как раз начинал вызревать политический кризис. Потребовалось еще несколько лет, чтобы он вырвался наружу.