Эдуард Дуне (Иванов). Демократический централизм*

Эдуард Дуне (Иванов).

Демократический централизм*

[* МИСИ, фонд Двинова. Папка 2. Э. М. Дуне (Дунэ), член оппозиционной группы «демократический централизм». За свою оппозиционную деятельность был арестован, много лет провел в Воркуте. Эмигрировал во время второй мировой войны. Справку составил в 1947 г. для меньшевистского эмигрантского органа «Социалистический вестник». Умер в 1953 г. — Прим. ред.-сост.]

Конец гражданской войны, начало нэпа не случайно по времени совпали с возникновением оппозиции разных наименований внутри ВКП(б): «Рабочая правда», «Рабочая оппозиция», «Демократический централизм», «Военная оппозиция». Общее у всех было одно — дайте свободу. Это была реакция на ущемление демократических начал во время военного коммунизма. Все эти оппозиции подверглись жестокой критике, но тем не менее Десятому съезду ВКП(б) пришлось декретировать ряд требований оппозиции. Съезд разъехался, а Политбюро осталось. Но организационная структура партии была такова, что власть «аппаратчиков» усиливалась и росла. Советы и профсоюзы становились какими-то придатками, отделами партийной организации. Внутрипартийное брожение, недовольство «аппаратчиками» тоже росло.

«Заявление 48-ми» в 1923 году шло не дальше требований тех же демократических начал, принятых постановлением Десятого съезда. Мне думается, что Ленин имел больше смелости, чем нарастающая оппозиция, когда ставил вопрос о необходимости создания какого-то надпартийного контроля в лице ЦКК и РКИ для советского аппарата для борьбы с «бюрократическим перерождением». По этому проекту ЦКК и РКИ имели бы более широкие права, чем ЦК ВКП(б) и ЦИК СССР. На практике их деятельность ограничилась рамками контроля «маленьких недостатков большого механизма». ЦКК осталась мертворожденной: не ЦКК контролировала или смещала членов Политбюро, а Политбюро командовало.

* * *

На второй день заседания Второго съезда Советов СССР пришло известие о смерти Ленина [* Второй съезд Советов СССР заседал в Москве с 26 января по 2 февраля 1924 г.— Прим. ред.-сост.]. Крупская на трибуне съезда оплакивала потерю родного и любимого всеми человека. В том же духе говорили все выступавшие. Троцкий как никогда блеснул талантом трибуна и красноречием, сквозь те же затаенные слезы. Все оплакивали умершего друга и учителя. Было мучительно тяжело смотреть, как у сотни взрослых людей в руках мелькают носовые платки, чтоб утереть капающие слезы. Весь съезд плакал молча.

В этот момент лишь один человек — Сталин — сохранил хладнокровие, выступая с программной речью — что делать без Ленина. Его речь была, не плодом импульса, как у Троцкого, а речь заранее приготовленная. В то время мало кто думал о фигуре Сталина. Если бы кто-нибудь назвал Сталина наследником Ленина, его приняли бы за идиота. Настолько фигура Сталина была, никчемна и сера среди таких людей, как Троцкий, Каменев, Преображенский, Пятаков, Бухарин, Рязанов, Степанов-Скворцов и др. Да и сам Сталин принял бы это за насмешку. Сталин учился у иезуитов, потом у Маркса, а потом и теперь учится у Маккиавели. Он учел, что как у секретаря ВКП(б), в его руках все нити управления и команды. Общепризнанного наследника Ленин не оставил. Поэтому в своей речи он призывал к коллективному руководству наследием Ленина. Коллективное руководство при наличии такого серого никчемного рулевого, как Сталин, могло многих примирить. На этой формуле можно было и организовать борьбу против тех, кто претендует на наследство Ленина. «Старая гвардия» еще долгие годы после смерти Ленина считала Сталина центристской фигурой, простой пешкой на шахматной доске. Троцкий и при Ленине был не пешкой, а фигурой, с которой труднее бороться, в его фигуре видели кандидата на пост русского Бонапарта.

После смерти Ленина, ко всем прочим вопросам внутрипартийных разногласий прибавился вопрос о разделе ленинского наследства. Если Сталин так жестоко разделался с Троцким, Каменевым, Бухариным и др., то не потому, что они были наиболее «контрреволюционными» в оценке роли ВКП(б) на пути строительства бесклассового общества, а потому, что они претендовали на руководство партией на смену фигуре Сталина.

* * *

В разгоревшейся борьбе после смерти Ленина троцкисты, зи-новьевцы, рыковцы, бухаринцы признавали, что партия находится на пути термидора, необходимы срочные реформы — иначе партия рабочего класса бессловесно погибнет. В противовес им, малочисленная и малоавторитетная «группа 15-ти» — «децисты» заявляла: борьба за диктатуру пролетариата в 1917 году оправдывалась тем, что ожидалась международная социалистическая революция. Диктатура пролетариата — это первый шаг, первый этап на пути социалистической революции. Между тем за истекшие 10 лет стало виднее, что сроки мировой революции перенесены на неизвестное будущее. Отсюда: построение социализма в одной стране равносильно построению социализма в одном уезде. Очутившись у власти на изолированном кусочке земли, партия большевиков тем самым стоит на пути перерождения из партии рабочего класса в партию чиновников, бюрократии. Борьба за внутрипартийную реформу не сможет дать ничего существенного, будет ли у власти Сталин или Троцкий. ВКП(б) уже в настоящее время (1926 г.) не является партией рабочего класса и не выражает интересы рабочего класса. Пролетарская революция потерпела поражение, и ВКП(б) теперь и по классовому составу непролетарская партия. Она впитала в себя все активные элементы, враждебные интересам рабочего класса. Процесс этот будет усиливаться и расти. Пропасть между интересами рабочего класса и многочисленной элиты будет расти и расширяться. Термидор, какую бы он форму ни принял, неизбежен. Борьба за внутрипартийную демократию не является самоцелью, а лишь средством активизации и мобилизации пролетарских масс. Насущной задачей организации является не борьба за смену Сталина Троцким или др. лицом, а кропотливая, длительная работа активистов для организации настоящей пролетарской партии в противовес ВКП (б). Раскол партии ВКП(б) не является пугалом, а благом. Эта крайняя точка зрения и малопопулярная концепция многих пугала. Такая четкая картина внесла «раскол» в группу 15-ти, и некоторые перешли в организацию троцкистов (например, Дробнис и др.). Другие находили более компромиссные формулировки и не переставали продолжать работу в группе. Морально мучительно рвать со всем своим прошлым, признать, что десятки лет своей сознательной жизни нужно списать со счета как ошибочные. Это уж не из области фактов, а психологии, но тем не менее она (наша психология) не всегда разрешала видеть реальную картину.

Вопрос о «термидоре» ВКП(б) был камнем, на котором спотыкались все оппозиции. Как до своего ареста, так и в ссылке, а затем в политизоляторах и в лагере, т. е. больше 10 лет, он беспрерывно дискутировался. Группа «децистов» в расширение этого пункта так, как он был сформулирован в «платформе 15-ти», находясь уже в ссылке, внесла поправки: термидор надо считать завершенным фактом; диктатура пролетариата превратилась в диктатуру мелкой буржуазии, экономической базой которой является государственный капитализм СССР. В 1936 году к этой точке зрения склонялось и большинство троцкистов.

Отсюда естественный вывод: необходимость организации самостоятельной рабочей партии в противовес ВКП(б). «Группа 15-ти» так ставила вопрос еще до своего ареста, но тем самым она изолировала себя не только от ВКП(б), но и от прочих внутрипартийных оппозиций.

Сталин пугал свою партию опасностью раскола и гибели диктатуры пролетариата — советской власти. Тем же пугали троцкисты, но они не заметили, что раскол нужен был Сталину, что советская власть ликвидирована при Сталине. Но теперь? Теперь, как и раньше, бывшая внутрипартийная оппозиция разрознена и не в силах создать единую организацию среди единомышленников, сидящих по политизоляторам. Так же как не в силах создать единую рабочую партию.

Логичнее было бы не организовывать новую рабочую партию, а перейти в существующую РСДРП, но этот вопрос для обсуждения не ставился. Почему? Мне кажется потому, что слово «меньшевик» стало ругательной кличкой, что таким образом организация могла потерять и так малочисленные кадры, а заполучить новых нечего было и думать (до 1927 года).

Организация «децистов» не имела у себя громких имен, популярных в широких партийных кругах или в стране. У нас не было ни своего Ленина, ни Плеханова, ни Троцкого. Зато была уверенность, что время поможет их найти, время же поможет проверить правильность прогноза о ВКП(б). За время 1924 -27 гг. организация навербовала около 2000 человек [Член «группы 15-ти» Марк Миньков дал во время ареста откровенные показания, насчитав только 200 человек, но он по самой структуре нашей организации не мог все знать, так как был лишь членом московского центра.].

Наши низовые организации (ячейки) насчитывали не более 5 человек, при наличии большего количества — новая ячейка в том же предприятии. Представители ячеек выбирали представителей в центры. Такие центры я знал: на Украине (Харьков), Донбассе (Луганск), Урале (Свердловск) и Москве. В Москве помимо местного центра существовал свой «Литературный центр». В Ленинграде такого центра не существовало, так как было очень мало наших сторонников (знаю, так как отвозил туда чемодан с литературой).

Члены организации обязаны были соблюдать правила конспирации и не выступать от имени «группы 15-ти». От имени группы могли говорить, выступать на собраниях лишь те, которые себя расшифровали. В неизбежных случаях во внутрипартийных спорах могли говорить от имени троцкистов. Такая конспирация не могла удовлетворять молодую горячую кровь. Она стремилась к активному выступлению. Молодежь бурлила, кипела. Для Троцкого молодежь была барометром партии. Действительно, троцкисты впитали в себя прекрасные кадры из молодежи, среди которых в процессе борьбы вырастали талантливые фигуры, к словам которых прислушивалась старая гвардия и зачастую шла на поводу у этой молодежи [Например, Солнцев — погиб в политизоляторе от гнойного воспаления среднего уха, или К. Мелнайс (псевдоним), расстрелянный в Воркуте в марте 1937 как «идейный руководитель голодовки».]. Сторонники троцкистов все стали известны и все были сосланы. Сторонники децистов пострадали меньше. В ссылке не было никого ни из Свердловска, ни из Луганска [«В ссылке 1927 — 30 гг. шла оживленная переписка: пересылались проекты платформ, списки сосланных и их адреса, обмен мнений путем писем к «дорогому другу» и т. д.]. По-видимому, и низовые ячейки сохранились, если только не «самораспустились» после 30-х годов. Достоверных сведений, что наша организация продолжала работу «на воле», я не имею, зато достоверно известно, что некоторые члены оставались живы до 1941 г., не будучи ни разу арестованными [Проф. М., член нашего «Литературного центра», и теперь не арестован, работает в институте философии (Институт Красной профессуры). Другой работник техники, Д., работает теперь в 1947 г. в институте Мирового хозяйства в Москве.].

В группу «децистов» принимались как члены ВКП(б), так и беспартийные. Программа организации до 1927 г. — «платформа 15-ти». Программа организации после 1927 г. не имеет письменного оформления.

Да какая может быть программа, когда сидишь по тюрьмам и политизоляторам. Переписка разрешена по одному адресу ближайшему родственнику, а потом эти ближайшие родственники получают 8-10 лет лагеря как ЧСВН (член семьи врага народа).

Техника и средства организации были столь же бедны, как кадры. Особенно трудно было с «техникой». Например, еще во время блока с троцкистами был куплен за границей ротатор, но когда он прибыл по старой явке, блок был нарушен, и троцкисты не выдавали его нам, хотя он был куплен на личные взносы децистов. Заполучить его удалось больше под влиянием кулаков (буквально) Сапронова, чем по другим соображениям. (Для троцкистов после выхода из блока после четкой формулировки нашей концепции мы стали контрреволюционной группой.) Кроме ротатора имелись стеклограф, шапирограф и несколько пишущих машинок. О настоящем типографском шрифте мы и не мечтали — и организация и средства ее были слишком скромны. Да и массовая работа была лишь в далекой перспективе. После разгрома организации ни ротатор, ни стеклограф, ни работники техники не были ГПУ обнаружены. Они лежат спрятанными в одном совхозе под Москвой.

После годовщины революции в ноябре 1927 г., когда троцкисты стали апеллировать к беспартийным (самостоятельные, не утвержденные ЦК, но безвинные лозунги во время демонстрации: назад к Ленину), раскрытие и арест типографии троцкистов [были неизбежны]. Стала назревать опасность арестов. Пришлось поставить вопрос о переходе на нелегальное положение нескольких руководящих лиц нашей группы — понадобилось заранее заготовить «липы». Но было слишком поздно. Большую пачку удостоверений личностей, профсоюзные карточки (тогда еще не была введена всеобщая паспортная система), а также один заграничный паспорт мне удалось спрятать в одном научном институте, но они не могли быть использованы, так как об этом знали лишь я да Сапронов. Аресты же произошли быстрее, чем мы ожидали. Об этих «липах» ГПУ ничего не было известно — пишу об этом для полноты картины организации нашей группы [После моего ареста эта пачка «лип» была сожжена в печке для сжигания погибших подопытных животных. Характерно, что сжигание производил мой друг, член ВКП(б), научный сотрудник института, ярый сталинец, всегда выступавший против оппозиции, совместно с беспартийным профессором, который теперь является членом ВКП(б). Значит, не все члены ВКП(б) столь безнадежны, как кажется. Правда, это случилось двадцать лет тому назад.].

«Красный крест» для организации материальной помощи семьям арестованных состоял из трех лиц, в организации нашей группы не входящих. Они сумели кое-что сделать, но в очень мизерных количествах. Организация прекратила работу в связи с общей дезориентацией после разгрома группы.

Из этих трех человек «Красного креста» лишь двое были арестованы, но не по делу «Красного креста». Один арестован и расстрелян ГПУ в 1937 году, другой Гестапо в 1941 году.

Организаторы и вдохновители

Группа «демократического централизма» выступала еще во время Ленина. Последний называл их «громче всех крикунов». После смерти Ленина она была одно время в блоке [с] троцкистами-зино-вьевцами. Потом нарушала блок в силу неприемлемых для [всех] прочих формулировок по вопросу об оценке контрреволюционной роли ВКП(б).

После этого децисты выступили как «группа 15-ти». Не все деци-сты подписали платформу этой группы по конспиративным соображениям, но подписи В. М. Смирнова и Т. В. Сапронова имеются и под этой платформой, и они же цементировали эту группу.

Т. В. Сапронов в прошлом строительный рабочий-маляр. Вступил в РСДРП во время революции 1905 года. Был арестован и сослан как организатор союза строительных рабочих в Москве. Во время войны 1914-16 гг. находился на нелегальном положении под фамилией Александрова, работал на заводе «Проводник», Тушино, под Москвой. До февраля 1917 г. организовал на заводе группу РСДРП(б) и профсоюзную организацию под видом больничной кассы. Человек без образования, но со светлым трезвым умом и с сильной волей. Из небольшой группы в феврале эта ячейка выросла до 1500 человек в октябре 1917 года (на заводе было около 5000 рабочих, эвакуированных из Прибалтики). В октябре 1917 года на улицах Москвы воевало около 300 человек Красной гвардии из рабочих «Проводника».

После февраля 1917 г. сфера его работы расширилась, охватывая почти все уезды Московской губернии. Стал председателем Московского губернского совета, председателем концессионного комитета, председателем Малого Совнаркома и секретарем ВЦИКа после организации ЦИК СССР. На этом кончилась его «карьера советчика», как некоторые любят выражаться.

Все свои свободные дни он по-старому проводил на знакомых заводах и фабриках. О судьбе революции он не переставал думать и став у власти. Был ли он хорошим оратором? Когда читаешь стенограммы его речей, они кажутся сумбурными, малоубедительными. Но стоило ему выступить перед рабочей аудиторией, как речь его становилась неузнаваемой, красочной. Аудитория слушала его, затаив дыхание. Так было до октября, так было после октября. Но впоследствии, для того чтобы защищать миф о диктатуре пролетариата, не находил не только слов, но и желания. Он был достаточно мужественный, чтоб отказаться от той партии, которой он посвятил десятки лет своей жизни, убедившись, что она ведет рабочий класс не к лучшему, а к худшему будущему.

В. М. Смирнов был прямым контрастом Сапронову. Человек, владеющий пером, по образованию экономист, имеющий большой запас слов в узком кругу, он терялся перед большой, незнакомой аудиторией. Если Сапронов был организатор-массовик, то В. М. Смирнов был «кабинетным ученым». Он был и в общественной, и в личной жизни болезненно скромен. Большая начитанность, эрудиция и личная деликатность, скромность в сношениях с другими привлекали к нему людей, успевших его близко узнать. В нем было многое от идеального нигилиста и народовольца.

[1947]