Отставка Троцкого Заседание ЦК
Отставка Троцкого
Заседание ЦК
17 января 1925 г.
Письмо Троцкого в ЦК Коммунистической партии
Уважаемые товарищи!
Первым пунктом повестки предстоящего пленума ЦК стоит вопрос о резолюциях местных организаций по поводу «выступления» Троцкого. Не имея возможности, ввиду моей болезни, участвовать в работах пленума, я полагаю, что облегчу рассмотрение этого вопроса, если дам здесь нижеследующие краткие объяснения.
1. Я считал и считаю, что мог бы привести в дискуссии достаточно веские принципиальные и фактические возражения против выдвинутого обвинения меня в том, будто я преследую цели «ревизии ленинизма» и «умаления» (!) роли Ленина. Я отказался, однако, от объяснения на данной почве не только по болезни, но и потому, что в условиях нынешней дискуссии всякое мое выступление на эти темы, независимо от содержания, характера и тона, послужило бы только толчком к углублению полемики, к превращению ее в двухстороннюю из односторонней, к приданию ей еще более острого характера.
И сейчас оценивая весь ход дискуссии, я, несмотря на то, что в течение ее против меня было выдвинуто множество неверных и прямо чудовищных обвинений, думаю, что мое молчание было правильно с точки зрения общих интересов партии.
2. Я никоим образом не могу, однако, принять обвинения в проведении мной особой линии («троцкизма») и в стремлении ревизовать ленинизм. Приписываемое мне убеждение, будто не я пришел к большевизму, а большевизм — ко мне, представляется мне просто чудовищным. В своем предисловии «Уроки Октября» я прямо говорю (стр. 62), что большевизм подготовился к своей роли в революции непримиримой борьбой не только с народничеством и меньшевизмом, но и с «примиренчеством», т. е. с тем течением, к которому я принадлежал. Мне никогда за эти последние восемь лет не приходило и в голову рассматривать какой-либо вопрос под углом зрения так называемого «троцкизма», который я считал и считаю политически давно ликвидированным. Бывал ли я прав или ошибался в том или другом вопросе, встававшем перед нашей партией, я исходил при решении его из общего теоретического и практического опыта нашей партии. Ни разу за все эти годы никто не говорил мне, что те или другие мои мысли или предложения знаменуют собой особое течение «троцкизма». Совершенно неожиданно для меня самое слово это всплыло лишь во время дискуссии по поводу моей книги о 1917 г.
3. Наибольшее политическое значение в этой связи имеет вопрос об оценке крестьянства. Я решительно отрицаю, будто формула «перманентной революции», целиком относящаяся к прошлому, определяла для меня в какой бы то ни было степени невнимательное отношение к крестьянству в условиях советской революции. Если мне вообще случалось после Октября возвращаться по частным поводам к формуле «перманентной революции», то только в порядке истпарта, т. е. обращения к прошлому, а не в порядке выяснения нынешних политических задач. Стремление строить на этом вопросе непримиримые противоречия не имеет, на мой взгляд, оправдания ни в восьмилетнем опыте революции, проделанном нами совместно, ни в задачах будущего.
Равным образом я отвергаю указания и ссылки на мое будто бы «пессимистическое» отношение к судьбе нашего социалистического строительства при замедленном ходе революции на Западе. Несмотря на все трудности, вытекающие из капиталистического окружения, экономические и политические ресурсы советской диктатуры очень велики. Я неоднократно развивал и обосновывал эту мысль по поручению партии, в частности на международных конгрессах, и считаю, что мысль эта сохраняет всю свою силу и для нынешнего периода исторического развития.
4. По спорным вопросам, разрешенным XIII съездом партии, я не выступал ни разу ни в ЦК, ни в СТО, ни тем более вне руководящих партийных и советских учреждений с какими бы то ни было предложениями, которые бы прямо или косвенно поднимали уже разрешенные вопросы. После XIII съезда выросли или ярче определились новые задачи хозяйственного, советского и международного характера. Разрешение их представляет исключительные трудности. Мне было безусловно чуждо стремление противопоставить какую-либо «платформу» работе ЦК партии в деле разрешения этих вопросов. Для всех товарищей, присутствовавших на заседаниях Политбюро пленума ЦК, СТО или РВС СССР, это утверждение не требует никаких доказательств. Спорные вопросы, разрешенные XIII съездом, были снова подняты в последней дискуссии не только вне связи с моей работой, но и, насколько я могу в данный момент судить, вне связи с практическими вопросами политики партии.
5. Поскольку формальным поводом для последней дискуссии явилось предисловие к моей книге «1917», я считаю необходимым прежде всего отвести обвинение, будто я печатаю свою книгу как бы за спиной ЦК. На самом деле книга печаталась (во время моего лечения на Кавказе) на тех же совершенно основаниях, что и все другие книги, мои или других членов ЦК, или вообще членов партии. Разумеется, дело ЦК установить те или другие формы контроля над партийными изданиями; но я ни с какой стороны и ни в малейшей степени не нарушал тех форм контроля, которые были установлены до сих пор, и не имел, разумеется, никакого повода к такому нарушению.
6. Предисловие «Уроки Октября» представляет собой дальнейшее развитие мыслей, неоднократно высказывавшихся мной ранее и, особенно, за последний год. Я здесь называю лишь следующие доклады и статьи: «На путях европейской революции» (Тифлис, 11 апреля 1924 г.), «Перспективы и задачи на Востоке» (21 апреля), «Первое мая на Западе и Востоке» (29 апреля), «На новом переломе» (предисловие к книге «5 лет Коминтерна»), «Через какой этап мы проходим» (21 июня), «Основные вопросы гражданской войны».
Все перечисленные доклады, вызванные поражением немецкой революции осенью 1923 г., печатались в «Правде», «Известиях» и др. изданиях. Ни один из членов ЦК, а тем более Политбюро в целом, ни разу не указывали мне на неправильность этих работ. Равным образом, и редакция «Правды» не только не снабжала мои доклады примечаниями, но ни разу не сделала ни малейшей попытки указать мне, что она с ними не согласна в том или другом пункте.
Само собой разумеется, что свой анализ Октября, в связи с немецкими событиями, я не только не рассматривал как «платформу», но не допускал и мысли, что эта работа кем бы то ни было могла быть понята в смысле «платформы», которой она не была и быть не могла.
7. Поскольку сейчас в круг обвинения вовлечены и некоторые другие мои книги, в том числе и такие, которые выдержали ряд изданий, я считаю необходимым установить, что не только Политбюро в целом, но и ни один из членов ЦК не указывали мне ни разу, что та или другая статья или книга моя может быть истолкована как «ревизия» ленинизма. В частности, это относится к книге «1905», которая вышла при Владимире Ильиче, выдержала ряд изданий, горячо рекомендовалась партийной печатью, была переведена Коминтерном на иностранные языки, а ныне является главным материалом по обвинению в ревизии ленинизма.
8. Изложенными соображениями я преследую, как уже сказано вначале, единственную цель: облегчить пленуму разрешение вопроса, стоящего первым пунктом порядка дня.
Что же касается повторявшихся в дискуссии заявлений о том, будто я посягаю на «особое положение» в партии, не подчиняюсь дисциплине, отказываюсь от той или другой работы, поручаемой мне ЦК, и пр., и пр., то я, не вдаваясь в оценку этих утверждений, со всей категоричностью заявляю: я готов выполнять любую работу по поручению ЦК на любом посту и вне всякого поста и, само собой разумеется, в условиях любого партийного контроля.
Незачем, в частности, доказывать, что после последней дискуссии интересы дела требуют скорейшего освобождения меня от обязанностей председателя Революционного военного совета.
В заключение считаю нужным прибавить, что я не выезжал из Москвы до пленума, чтобы в случае, если понадобится, иметь возможность ответить на те или другие вопросы или дать необходимые объяснения.
Л. Троцкий.
15 января 1925 г.
Кремль