Отставка

Отставка

От Лукулла отвернулся весь мир, и даже его друг — великий оратор Цицерон — выступил за передачу Восточной войны в руки Помпея.

Собственно, у Цицерона не было выбора; как полководец Лукулл был обречен уже тогда, когда лишил одного из источников дохода сословие всадников. Цицерону осталось лишь позаботиться о том, чтобы дело Лукулла попало в надежные руки. Словно оправдываясь перед народным собранием, Цицерон называет истинных виновников бед Лукулла: «Римские всадники, весьма уважаемые люди, поместившие большие деньги в дело сбора податей и налогов, взимаемых в вашу пользу, получают ежедневно вести из Азии. Пользуясь моими связями с их сословием, они поручили мне при ведении этого общегосударственного дела защитить и их собственные интересы». Интерес у откупщиков был один: убрать из Азии Лукулла.

Единственное, что мог сделать Цицерон для друга, — это сказать несколько похвальных слов в его адрес, вроде этих: «Луций Лукулл, выдающийся муж, так руководил там военными действиями, что его успехи в начале войны, большие и славные, следует приписывать не его военному счастью, а его мужеству, а недавние события — объяснять не его виной, а случайностью». Дело в том, что Лукуллу вменялось в вину поражение Триария, который не соразмерил свой полководческий дар с честолюбием и дал себя разбить Митридату.

Итак, в Азию послали Гнея Помпея, хотя люди здравомыслящие не без оснований считали, «что с Лукуллом поступают несправедливо, назначая ему преемника не столько для войны, сколько для триумфа и заставляя его уступать другому не труды полководца, но награду за эти труды». Действительно, после побед Лукулла война Помпея с тем же Митридатом и Тиграном казалась легкой прогулкой.

Лукуллу продолжали мстить: у него отняли право награждать и наказывать солдат. Помпей, еще не принявший у предшественника войско, начал издавать свои указы и отменять распоряжения Лукулла. Он забрал у Лукулла легионы, оставив ему только тысячу шестьсот человек для триумфа, и те, по своей привычке, «последовали за Лукуллом не слишком охотно».

Луций Лукулл прибыл в Рим, но здесь его ждали новые неприятности. Первое, что он узнал: брат Марк — его единственная привязанность — привлечен к суду Гаем Меммием «за то, что ему приходилось делать по приказанию Суллы, исполняя должность квестора. Марка оправдали, но тут Меммий обратил свои нападки уже на самого Лукулла и стал настраивать народ против него, советуя отказать ему в триумфе за то, что он-де нажился на войне и с умыслом затягивал ее. Лукулл оказался втянутым в жестокую распрю, и, лишь когда первые и наиболее влиятельные граждане пошли по трибам, им насилу удалось, потратив много стараний и просьб, уговорить народ дать согласие на триумф» (Плутарх).

Лукулл весьма равнодушно принял заслуженную высшую награду, однако вырванную у неблагодарных римлян с таким трудом. «Триумф Лукулла не был, как другие, рассчитан на то, чтобы удивить чернь протяженностью шествия и обилием проносимых в нем предметов». И все же, даже против желания триумфатора, зрелище получилось внушительное: «В триумфальном шествии прошли несколько закованных в броню всадников, десяток серпоносных колесниц и шестьдесят приближенных и полководцев царя; за ними следовали сто десять военных кораблей с окованными медью носами, золотая статуя самого Митридата в шесть футов высотою, его щит, усыпанный драгоценными камнями, затем двадцать носилок с серебряной посудой и еще носилки с золотыми кубками, доспехами и монетой, в количестве тридцати двух. Все это несли носильщики, а восемь мулов везли золотые ложа, еще пятьдесят шесть — серебро в слитках и еще сто семь — серебряную монету, которой набралось без малого на два миллиона семьсот тысяч драхм… Затем Лукулл устроил великолепное угощение для жителей Рима и окрестных сел».

Вид несметной добычи пробудил у римлян не самые лучшие чувства. Плутарх, всегда защищавший Лукулла, на сей раз утверждает, что «вред, нанесенный Лукуллом своему отечеству через других людей, перевешивает пользу, которую он принес ему сам». Вред греческий историк видит в том, что богатства, доставленные в Рим, «диадема Тиграна, захваченная и пронесенная в триумфальном шествии — все это подстрекнуло Красса к походу в Азию, внушив ему мысль, что ее обитатели — только добыча и средство наживы и ничего больше. Вскоре, однако, он познакомился с парфянскими стрелами и примером своим доказал, что Лукулл добился победы не потому, что враги были слишком глупы и малодушны, но благодаря собственному мужеству и искусству полководца».

Плутарх молчит о том, сколько золота осталось в кошельке Лукулла, но, видимо, не меньше, чем было пронесено в триумфе и поступило в доход государства.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.