«Метрополь» молодости нашей

«Метрополь» молодости нашей

Ресторан «Метрополь», как и одноименная гостиница, в которой в советские времена размещался еще и двухзальный кинотеатр с таким же названием (до революции он назывался «Театр «Модерн»), безусловно, весь прошлый век оставался одним из самых респектабельных и популярных в столице. Сказать, однако, что главным его достоинством была какая-то особенная кухня, нельзя. Нет, в нем всегда можно было отведать прекрасно приготовленные отечественные и европейские блюда, представленные в большом выборе и разнообразии. Но по эксклюзивности это, конечно, вряд ли могло сравниться, скажем, с тем, что подавалось в располагавшемся когда-то сбоку от него, через Воскресенскую площадь (потом площадь Свердлова, теперь Театральная площадь) знаменитом трактире Тестова.

ВИП-трапезы

Особую статью, разумеется, составляли мероприятия большого государственного значения. Вроде памятного обеда в декабре 1949 года, когда за уставленным кулинарными шедеврами банкетным столом в красном зале «Метрополя» товарищ Сталин лично принимал прибывшего на его 70-летний юбилей Мао Цзэдуна. Вся остальная страна такой гастрономической благодати отродясь не видывала. Сенсационное открытие того, что «народ и партия едины, но только разное едим мы», советских тружеников поджидало далеко впереди. В отличие от Джона Фицджеральда Кеннеди. Эту истину будущий 35-й президент США — а тогда никому не известный в СССР молодой человек, носящий фамилию одного из богатейших кланов Америки, — открыл еще в конце 1930-х, во время своего частного ознакомительного визита в Москву.

Кстати, остановился он тогда тоже не где-нибудь, как раз в «Метрополе». Здесь же и питался.

^{Зал ресторана «Метрополь»}

Под сенью струй

И все же москвичи, особенно принадлежащие к старшему поколению, всегда любили этот ресторан.

Вспоминая «Метрополь» времен своей молодости, я — да и не только я, а и многие его тогдашние посетители — не перестают удивляться, почему казался таким уютным огромный, накрытый сверху стеклянным куполом главный ресторанный зал. Это уже потом, ближе к нашим дням я узнал, что по существовавшей в начале прошлого века традиции перед новогодним балом к нему подвешивали пышные гирлянды цветов и разные аллегорические фигуры. А однажды даже подняли целый дирижабль цеппелин, под брюхом которого развевался флаг с надписью «С новым 1911 годом».

В серединные советские годы под купол ничего не подвешивали. Но зато посредине укрытого его просторной чашей зала по-прежнему как-то умиротворяюще журчал фонтан. Его водяные струи осыпались в бассейн, где вместе с золотыми рыбками легкомысленно плескались их сотоварищи совсем не декоративных, а гастрономических пород.

Глоток свободы в рыбный день

Точно так же, как когда-то в «Яре», всех этих судачков, сазанов, карпов и карасей можно было выбрать и заказать. Минут через пятнадцать официант приносил вашего избранника в сметане, фри или запеченного в картофеле. Я лично, как и многие другие, никогда таким заказом не пользовался. Сначала из принципиальных соображений: не могу — как говаривал почетный завсегдатай этого ресторана, писатель Ю. Нагибин — есть знакомых. А позже — потому что не желал быть лохом. Так как совершенно случайно выведал: на кухне заказанных рыб, которые, как известно, немы и «на лицо едины», на сковороду отнюдь не швыряли. Им там же, в укромном аквариуме-отстойнике срочно предоставляли временный вид на жительство. И ближе к утру, после разъезда простодушных клиентов, возвращали в родной бассейн. На стол же подавали их менее удачливых, давно уже доведенных до «свежезамороженного» состояния коллег.

Насколько я теперь понимаю, тогда это был единственно возможный способ быстро, не покидая исторической родины получить «политическое убежище».

Да и то — доступный лишь живым дублерам прописанных в ресторанном меню блюд.

Срывая цветы удовольствий

Для тех же, кто хоть в какой-то степени «горел свободой» и вместо набивших оскомину трудовых маршей хотел отдохнуть душой под звуки блюза, очень сильной приманкой тогдашнего «Метрополя» была музыкальная программа. Дело в том, что начиная с первых дней своих и многие десятилетия подряд советская пропаганда рьяно предостерегала, что всякая там «легкая музыка» и особенно джаз — это «идеологический яд» и «очень нездоровое увлечение». Однако совершенно впустую! Ибо, как только представлялась возможность, «нездоровому увлечению» с еще большим энтузиазмом предавались даже самые законопослушные. Изгнанный с эстрады и из радиоэфира джаз (а тогда джазом называли любую легкую музыку) перекочевал на импровизированные танцвечера и в рестораны.

Последние, надо заметить, были настоящими островками аполитичности. Власти за ними приглядывали, но не «прихлопывали». Видимо, поджидали, когда «расцветут все цветы». Потому что «срывали» их обычно не сразу, а за общепитовским порогом.

«Качаюсь я, но в стиле блюз…»

На большой эстраде «Метрополя» выступали лучшие джаз-ансамбли с сильными солистами и очень достойным репертуаром. Долгие годы гонения на джаз их присутствие в роскошном зале гостиничного ресторана являлось таким же привычным его атрибутом, как мраморные колонны, фирменные напольные торшеры и дивной красоты хрустальные люстры. В 1930-х годах в «Метрополе» играл чудесный чешский инструментальный коллектив Питера. А в конце 50-х — начале 70-х люди специально приходили «на Леню Геллера». Или на небольшой, но чрезвычайно популярный в те годы ансамбль, в котором играли Александр Ривчун (кларнет, альт и тенор-саксофон), Ян Френкель (скрипка), Леонид Кауфман и Виктор Андреев (фортепиано), Александр Розенвассер (контрабас) и Сергей Седых (ударные). Ансамбль, благодаря которому одно время в «Метрополе» сконцентрировалась московская джазовая жизнь, играл эмоционально, в меру мягко и очень ритмично. Многие музыканты и просто любители приходили в этот ресторан специально для того, чтобы «вживую» послушать мелодии Чарли Паркера или Диззи Гиллеспи.

^{Гостиница «Метрополь»}

А все прочие, оказавшись во власти дефицитнейшей тогда «западной музыки», да еще в по-настоящему классном исполнении, просто кейфовали. Двигались при этом как могли, где-то не совсем в стиле блюз, но уже и не вприсядку. Танцевали вокруг бассейна. Освещение менялось — серебристое, оранжевое, рубиновое, синее… Соответственно окрашивалась вода в садке и фонтанные струи. Это было так красиво, так непреодолимо подхватывало и уносило из сероватой соцдействительности, что некоторые, увлекшись, наезжали на невысокий бордюр искусственного водоема. И вместе с дамой опрокидывались в фонтан. Рыбки при этом бешено метались по сторонам, а вытесненные излишки воды растекались по паркету…

Музей под открытым небом

Никаких других, более серьезных эксцессов в ресторане, как правило, не случалось. Не та заходила сюда публика. Без подгулявших командированных, «королей шмоточной фарцы» и теневых цеховиков, конечно, не обходилось. Но все это сильно разбавлялось сливками московской интеллигенции — облюбовавшими ресторанный зал «Метрополя» писателями, режиссерами, артистами. Да сама окружающая архитектурная среда дисциплинировала. Она воспитывала еще на подходе к зданию, которое возводили в период с 1899 по 1905 год. Генеральным заказчиком был не бог весть какой богатый предприниматель, но большой меценат С. Мамонтов. Над проектом трудились архитекторы В. Валькотт, Л. Кекушев при участии Ф. Шехтеля. С тех пор вот уже какое поколение москвичей и гостей города любуется этим классическим образцом стиля модерн. Чего стоят только одни его фасады! Ведь в их оформлении участвовали выдающиеся отечественные мастера. Но судите сами: выходящее на Театральный проезд большое керамическое панно «Принцесса Греза» (по мотивам чрезвычайно популярной в то время пьесы Э. Ростана) выполнено по рисунку М. Врубеля. Барельеф «Времена года» вылеплен Н. Андреевым. Автор семи керамических панно — замечательный художник А. Головин. Не фасад, а увлекательное пособие по образцам высокого искусства. Недаром по фризу над третьим этажом вязью из майолики в дореволюционное время была выведена цитата из Ф. Ницше: «Опять старая история: когда выстроишь дом, то замечаешь, что научился кое-чему».

Веселые расплюевские денечки

Куда как сложнее оказалось с нашей отечественной историей. Если она нас и учит, то, увы, лишь «чему-нибудь и как-нибудь». В бурные дни 1904 года «Метрополь», в ресторане которого доселе по традиции доминировали богатые владельцы лошадей и завсегдатаи скачек, вдруг превратился в место братания прогрессивной российской интеллигенции с проснувшимися от векового сна трудящимися массами. Лучше всего про это в книжке большого знатока исторических мест Москвы Льва Колодного. Ссылаясь на описание данных событий в горьковском «Климе Самгине», он напоминает: «В тот описываемый в романе день, 18 октября, на улицы вышли толпы людей с красными знаменами. Впервые Москва могла свободно шествовать и митинговать. Фонтан на площади перед «Метрополем» служил трибуной, митинг шел и в зале ресторана, где находился Федор Шаляпин, вспоминавший так: «Пришлось мне однажды петь «Дубинушку» не потому, что меня об этом просили, а потому, что царь в особом манифесте обещал свободу. Было это в Москве, в огромном ресторанном зале… Ликовала в тот день Москва! Я стоял на столе и пел — с каким подъемом, с какой радостью!»

Ни Горький, ни Шаляпин не упоминают, что после пения артист взял шапку и пошел меж столиками собирать деньги. Бросали их не скупясь. И, как свидетельствует очевидица — писательница Т. Щепкина-Куперник: «Собрал он огромную сумму». «На революцию!» — говорил Шаляпин, как все тогда не ведавший, во что все выльется.

Они были первыми

А вылилось октябрем 1917-го. Тогда по замечательному фасаду «Метрополя» лупили из пулеметов и даже несколько раз пальнули из пушки. «А как же? — объясняли нам в школьных учебниках. — Ведь «Метрополь» стал одним из последних бастионов контрреволюции». «Контрреволюцию» работы Врубеля и других выдающихся мастеров русской культуры защищали мальчишки-юнкера. А убивали их и крушили здание малограмотные пришлые люмпены, которых учебник целомудренно обозвал «отряд иногородних революционных рабочих, пришедших под командованием М. Фрунзе на помощь московскому пролетариату». Трудовые массы возбудили лозунгом «Мир хижинам, война дворцам!». Прошло полвека, прежде чем дети поверивших в этот лозунг «очередников» стали наконец-то перебираться из своих хижин в хрущобы. Зато авторы лозунга моментально, уже в марте 1918 года въехали во дворцы. И расположились в них со всеми удобствами. «Метрополь», например, превратился во Второй Дом Советов. Швейцара на входе в ресторан заменил матрос с винтовкой. А его напарника в вестибюле — выдающий пропуска красногвардеец с браунингом и отбирающая их парочка строгих товарищей с пулеметными лентами через плечо.

Разделение сфер в вопросе питания

Самые существенные перемены произошли внутри. Там совсем недавние ароматы и звуки прежней жизни сменил торопливый топот сапог, скрип кожаных тужурок, запахи пота и лохматых, пахнувших сырой овчиной папах. В ресторанном зале царил полумрак, который тщетно пытались разогнать две-три лампочки в хрустальных чашечках. В центре серел цементным дном высохший фонтан. Вокруг него — кто на чем — сидели люди и слушали оратора, который вещал с притащенной откуда-то трибуны. Это заседал временно размещенный здесь Центральный исполнительный комитет — вроде бы главный законодательный орган страны, так сказать, голос народа, который большевистские вожди превратили в безгласную пародию на парламент. Зал бывшего ресторана, где циковцы какое-то время заседали, скоро превратили в «первую советскую столовую». Перед тем как перебраться в другое место, ЦИК под руководством товарища Свердлова принял здесь постановление о введении продразверстки. После того как у крестьян стали насильственно отбирать зерно, «скучно» стало даже в привилегированной «первой столовке», где звон оловянных ложек и мисок зазвучал довольно «минорно». Впрочем, ответственным товарищам, разместившимся вместе со своими женами и детьми в шикарных номерах, жилось повеселее. Как и свежеиспеченному начальству из временно занявших «Метрополь» правительственных учреждений (третий этаж, например, оккупировал Наркомат иностранных дел). Там по-прежнему «старорежимно» расстилались дорогие ковры. И разносили чай по номерам эфемерные существа в белых кружевных фартучках.

Все золото мимо

К 1929 году бурное жилищное партстроительство для номенклатуры достигло таких успехов, что родное рабоче-крестьянское правительство сочло возможным освободить «Метрополь» для «Интуриста», который вновь открыл в нем гостиницу. С этого момента в этом помещении получили возможность остановиться, нормально покушать в возрожденном ресторане люди не столь номенклатурные, но зато очень известные: например, отечественное медицинское светило И. Мечников, художник И. Репин или композитор С. Прокофьев. Останавливались в ней и знаменитые иностранные визитеры, вроде писателя Бернарда Шоу (1931) или Бертольта Брехта (1942).

Бывало, что и судьбы известных всей стране людей здесь связывались. Например, именно в фойе «Метрополя» Сергей Есенин признавался в любви Айседоре Дункан, а в ресторане впервые встретились Галина Вишневская и Мстислав Ростропович. Здесь же кушал и даже первое время после возвращения в СССР жил в одном из номеров заметно обескураженный этим своим опрометчивым шагом А. Куприн.

Ну а «передовой рабочий класс» озабоченно шмыгал мимо, лишь иногда задирая голову, чтобы мимоходом полюбоваться врубелевской «Принцессой Грезой». А также пробежать глазами фразу, которую уже в советское время выложили на той стороне здания, что смотрит на памятник Карлу Марксу. Надпись гласила: «Только диктатура пролетариата в состоянии освободить человечество от гнета капитала». И подпись: «В.И. Ленин».

Приступ шахматной лихорадки

Про освобождение от «гнета капитала» потом трезвонили 70 лет подряд. Но в 1920-х годах от разрухи и голода население спас нэп, то есть как раз частный капитал. В тот же период в «Метрополе» снова заработал ресторан. На небольшой период он закрывался лишь в конце 1925 года. Но по уважительной причине: в Фонтанном зале Второго Дома Советов (читай: бывшая гостиница «Метрополь») проходил 1-й Московский международный шахматный турнир. Он вызвал в Москве приступ форменного массового шахматного безумия, когда у всех на устах были имена участников — прославленных зарубежных гроссмейстеров. И прежде всего действующего чемпиона мира кубинца Х.Р. Касабланки, экс-чемпиона немца Э. Ласкера и — ура! — победителя турнира, чемпиона СССР тех лет Е. Боголюбова. Все они, как и сама шахматная лихорадка, потом были упомянуты в легендарном романе И. Ильфа и Е. Петрова «Двенадцать стульев», успех которого, кстати говоря, авторы тоже отмечали в «Метрополе».

Виноват! В ресторане Второго Дома Советов.

Красиво есть не запретишь

Свою порцию радости несколько лет спустя в этом же ресторане получил и народный артист СССР, мхатовец Михаил Яншин. Как-то там за ужином он углядел в меню название, которое привело его в большое волнение. Именовалось оно «омлет с вязигой». Когда-то в «Метрополе» это высоко ценимое подлинными гурманами блюдо всегда можно было заказать. Но потом в силу известных исторических причин, казалось бы, исчезло навсегда. Яншин подозвал официанта и стал заказывать этот омлет, входя в мельчайшие подробности. Когда все уж, казалось, обсудили и официант стал уходить, Яншин его вернул. И тихим, нежным голосом, как будто речь шла о новорожденном младенце, сказал: «И ты поосторожнее с ним, братец. Будешь нести, накрой не одной салфеткой, а тремя, чтобы он не простудился». Официант принес омлет. И привел с собой шеф-повара. И пока Яншин накладывал себе с блюда на тарелку и с упоением ел, повар стоял у колонны и, прикладывая к глазам и носу салфетку, бормотал: «Благодарю тебя, Господи, сподобил еще раз увидеть, как господа едят».

«Ну вы, блин, лаете!»

Ох, сколько лет после этого ленинские и прочие обязательные к употреблению цитаты в жизни наших людей заменяли нормальную гастрономию! Без малого три четверти века.

Однако, когда в дни Московской Олимпиады перед ее высокими зарубежными гостями потребовалось блеснуть нашим богатырским гостеприимством, старый добрый «Метрополь» не подвел. Пожалуй, наибольшим успехом в те дни пользовалась специально открытая в нем к Играм русская чайная. По моему наблюдению, в заставленном самоварами, пузатыми чайниками зале, на антресолях которого бушевал русский народный оркестр, видавшая разнообразные гастрономические виды зарубежная публика сдавалась без боя.

А все потому, что большинство из них оказалось совершенно не в состоянии противостоять искушению хорошенько откушать блинов с семгой, икрой, сметаной или маслом.

В плену соблазнов

Сопротивляться было бесполезно. Да и куда деваться? После разминки в чайной уходить надо было через главный зал. А там…

Словом, если в русской чайной многое можно было смело посвящать светлой памяти Ивана Яковлевича Тестова, то в ресторанном меню главного зала явно угадывались далекие отзвуки когда-то блистательного «Славянского базара». Здесь бал правили дичь и рыба. Из мясного особенно был хорош фирменный бифштекс из говяжьей вырезки, обжаренный на сковороде в кипящем масле с обеих сторон до румяной, нежно похрустывающей корочки. Подавалось это дивное блюдо с картофельными крекерами и острым соусом.

Особо тогда потрафили, конечно, любителям рыбного. Вот лишь несколько названий для знатоков: рыба фри, рыба «по-русски», «по-московски», «по-польски», паровая и т. д. и т. п.

А ведь надо было еще добраться до десерта — пломбира «Метрополь» в шоколадном соусе и нашпигованного жареным миндалем…

Но многие, между прочим, очень даже добирались!

И вот им я бы без колебания сразу давал большую золотую медаль на Олимпийских играх для любителей хорошенько покушать, если бы таковые конечно же существовали.

Наряды прошлого и контуры будущего

Между прочим, я тогда не поленился — оставил себе в качестве сувенира запись в журналистской книжке рецепта салата «Метрополь», который хотелось бы процитировать: курятина, перемешанная с мякотью вареной куропатки, мелко порезанный картофель и соленый огурец в равной пропорции, 10 граммов зернистой икры и немного фруктов для нарядности…

Потом я не без грустной улыбки несколько раз натыкался на эту запись. И сразу же захлопывал книжку. Потому что кулинарная сказка закончилась, олимпийский Мишка улетел. А мы так и остались один на один с яростно надвигающейся перестройкой и стремительно пустеющими прилавками.

Сегодня, конечно, многое поменялось. Причем настолько, что, несмотря на относительно бережное отношение к старине в «Метрополе», прежнего «старомосковского гранда» не узнать. По-современному перестроена вся система обслуживания. Рядом с рестораном работает ночной клуб. На кухне «колдует» новое поколение мастеров. И, судя по тому, что, скажем, в 1998 году на первом московском конкурсе звание «лучшего повара города» было присвоено Андрею Малахову, а титул «лучшего кондитера» получила Наталья Назарова, и оба — работники ресторана «Метрополь», «колдует» на высшем уровне.

Так что уже тогда новое начало наступать по всем фронтам.

Голубиный след на «холодильнике с бородой»

Из лучшего прежнего также остался прекрасный вид на Театральную площадь с Большим театром на ее западной стороне. А наиболее забавного — памятник Карлу Марксу в сквере на южной стороне. Сам памятник открыли 19 октября 1961 года. Именно с той поры любоваться на него можно было с летней веранды одноименного с отелем кафе, которое в годы моей молодости славилось чудесным кофе, фирменными бриошами, пончиками и смуглым аппетитным хворостом. Уже тогда гривастый профиль гранитного Карла Маркса вызывал противоречивые чувства. Тем более что за прошедшие десятилетия памятник превратился в городскую достопримечательность. Причем отнюдь не в силу какой-то своей особой художественной выразительности. А благодаря исключительно точной оценке остроумной Фаины Георгиевны Раневской, в свое время окрестившей монумент «холодильником с бородой». А еще голубям. Почему-то именно на этом «холодильнике» их до сих пор частенько поражает чудовищное желудочное недержание…

Но к комбинату питания нынешнего «Метрополя» это, как вы понимаете, никакого отношения не имеет.