О молодости Мамая

О молодости Мамая

О детстве и юности Мамая нам ничего не известно. Родился он, вероятно, на рубеже 1320-1330-х гг. Дело в том, что в середине 1990-х гг. в окрестностях старого Крыма было обнаружено захоронение конца XIV в., с большой степенью вероятности являющееся могилой Мамая. В ней обнаружены останки человека примерно пятидесятилетнего возраста,[68] что и позволяет приблизительно определить время рождения нашего героя.

При рождении юный аристократ получил обычное для мусульманина имя Мухаммад (по некоторым предположениям — «Султан-Мухаммад»[69]), к которому несколько позднее прибавили прозвище Кичиг, т. е. «малый, маленький». О причинах этого прозвища (равно как и о последующей трансформации арабского имени Мухаммад в тюркский сокращенный вариант Мамай) остается только догадываться. Вполне правдоподобным представляется предположение, что причиной такого прозвища стал его малый рост.[70] Такой вывод также позволяет сделать изучение захоронения Мамая: рост покоящегося в нем человека не превышает 150 см.[71] Впрочем, низкорослость, скорее всего, была единственным его физическим недостатком: упомянутые останки позволяют сделать вывод, что Мамай был физически очень сильным человеком с весьма развитым плечевым поясом и наверняка хорошим наездником.[72]

Сохранилась характеристика Мамая, данная современником — послом литовского князя Ягайла, побывавшего у него, вероятно, в 1380 г., незадолго до Куликовской битвы: «Царь Мамай… и ростом средний человек, и разумом не слишком крепок, и в речи непамятлив, а горд весьма».[73] Следует весьма осторожно отнестись к этим словам, поскольку они вложены уста польского дипломата автором «Сказания о Мамаевом побоище», которое является, по мнению ряда исследователей, скорее историческим романом, нежели летописным сточником.[74] Тем не менее есть основания считать, что кое-что в приведенном описании Мамая могло соответствовать истине. Так, например, вполне вероятно, что это был вспыльчивый человек, не слишком следивший за своими ловами и нередко противоречивший сам себе («в речи непамятлив»). Однако вместе с тем он был человеком весьма смелым, решительным и амбициозным. И, подобно своим предкам, готов был не останавливаться ни перед чем, чтобы обиться своих целей.

Являясь представителем знатного и влиятельного рода, Мамай уже в молодости стал ханским приближенным: в «Дэфэрэ Чингиз-намэ» он упоминается среди эмиров хана Джанибека.[75] По некоторым сведениям, Мамай носил титул шах-заде: этот титул в тюрко-монгольской традиции был ниже ханского или султанского и поэтому мог принадлежать лицам не только из рода Чингизидов, но и их близким родичам — каковыми и являлись кияты. Такой вывод делают исследователи на основании сведений исторического сочинении «Маджму ат-таварих» («Собрание историй») среднеазиатского историка XVI в. Ахсикенти: Мамай в этом труде назван Шамай, исследователи склонны видеть в этом имени «Шах[заде] Мамай».[76]

По некоторым предположениям, он еще в детстве или юности мог сблизиться с ханским сыном-наследником Бердибеком,[77] впрочем, источники не содержат упоминаний о том, что между Бердибеком и Мамаем были тесные дружеские отношения.

Но даже если Мамай и был дружен с ханским первенцем, это не помогло его семейству преуспеть в придворных интригах: на рубеже 1340-1350-х гг. кияты лишились власти в Крымском тюмене, который в 1349-1356 гг. возглавлял Зайн ад-Дин Рамадан — представитель еще одного влиятельного золотоордынского рода сарай.[78] Лишь после смерти Рамадана кияты вновь сумели вернуть былое влияние при дворе, и новым правителем Крыма (Солхата) стал Алибек б. Исатай — отец Мамая.[79] Не исключено, что именно Мамай благодаря своим связям при дворе сумел помочь отцу занять вожделенный наследственный пост. Не будем также забывать, что Джир-Кутлуг, брат Алибека, в это время являлся всесильным наместником Синей Орды и тоже мог поспособствовать ему в карьере.

Как бы то ни было, отец Мамая недолго занимал пост крымского правителя: он скончался в 1357 или 1358 г. Его преемником в Солхате стал Кутлуг-Тимур б. Тулук-Тимур, приходившийся ему дядей.[80] К моменту своего назначения он был уже, вероятно, пожилым человеком, и поэтому неудивительно, что вскоре скончался: в вышеупомянутой «платежной ведомости» ханши Тайдулы 1359 г. фигурируют жена и дети Кутлуг-Тимура, но не он сам.[81]

Между тем, пока киятские эмиры спокойно сменяли друг друга на посту даруги Крыма, в Золотой Орде происходили важные изменения. 4 шабана 758 г. х. (22 июля 1357 г.) умер хан Джанибек,[82] и его преемником стал его старший сын Бердибек, причем при довольно таинственных обстоятельствах. По сведениям одних историков, Джанибек вскоре после завоевания Азербайджана в 757 г. х. (1356 г.) опасно заболел и умер еще до того, как Бердибек, назначенный правителем вновь завоеванных областей, успел прибыть ко двору.[83] Другие авторы утверждают, что Бердибек во время болезни отца самовольно покинул Азербайджан, наместником которого был назначен, и прибыл в ханскую ставку, за что отец сурово отчитал его; обиженный царевич, по одним сведениям, приказал убить отца, по другим — собственноручно задушил его.[84] Однако даже если Бердибек не имел отношения к убийству отца, то практически все источники обвиняют его в другом преступлении: вскоре после прихода к власти он расправился более чем с десятком царевичей-Джучидов, потомков Узбека, в которых видел возможных конкурентов в борьбе за ханский трон.[85]

Естественно, далеко не все ханские родственники и влиятельные эмиры одобрили действия нового хана, и ему понадобились могущественные сторонники, чтобы сохранить и укрепить свою власть. Перед Бердибеком встала серьезная проблема: с одной стороны, он должен был назначить на ключевые посты в государстве верных себе людей, но с другой — не слишком-то желал возвышать своих сообщников по расправе с родичами, что могло вызвать еще большее осуждение со стороны знати. Поэтому хан принял половинчатое решение: ряд высших должностей в Золотой Орде заняли его сторонники, а на других остались прежние ставленники Джанибека, сохранившие влияние и после его смерти. Так, пост бекляри-бека получил Могул-Буга, уже занимавший его в начале правления Джанибека, а везиром стал Сарай-Тимур, исполнявший ранее эту должность при Бердибеке в Азербайджане.[86]. Тоглубай, главный сообщник Бердибека по устранению родственников, рассчитывавший за свои «заслуги» получить пост бекляри-бека, был вынужден довольствоваться более скромной должностью даруги Азова — его могло утешить только одно: его новый удел был богатым портовым регионом и позволял даруге обрести немалые богатства за счет покровительства местным и иностранным торговцам.[87]

Кутлуг-Тимур, наместник Крыма, либо получил свой пост еще при Джанибек-хане и сумел сохранить его при Бердибеке, либо был назначен самим Бердибеком, не хотевшим ссориться с влиятельным родом киятов. Однако в 1359 г. Кутлуг-Тимур скончался, и, по-видимому, почти одновременно с ним в Синей Орде был убит его племянник Джир-Кутлуг. В результате влияние рода киятов сильно снизилось: вряд ли сравнительно молодые еще Тенгиз-Буга и Мамай могли составить конкуренцию в придворных интригах опытным политикам из других могущественных родов.

Тенгиз-Буга благодаря отдаленности Синей Орды сумел сохранить власть над левым крылом Золотой Орды, принадлежавшую в его лице уже третьему поколению киятов. Мамаю повезло гораздо меньше: благодаря усилиям бекляри-бека Могул-Буги и, вероятно, ханши Тайдулы новым даругой Крыма стал Кутлуг-Буга из рода кунграт, брат бекляри-бека Могул-Буги, сам прежде тоже являвшийся бекляри-беком при Джанибек-хане.[88]

Назначение Кутлуг-Буги крымским наместником означало, что власть над Крымом вновь ушла из рук киятов. Несомненно, Мамай, имевший все основания занять пост даруги, в течение полувека почти непрерывно принадлежавший его роду, был обижен на такое решение хана и выразил свою обиду в весьма решительной форме. Утемиш-хаджи сообщает: «В его [т. е. хана Бердибека. — Р. П.] время было много смут. Кыйат Мамай забрал правое крыло и ушел с племенами в Крым…»[89] Судя по всему, Мамай вместе со своими родичами и приверженцами покинул ханский двор и отправился в свои родовые крымские владения, выражая несогласие с тем, что Солхат «уплыл» из рук киятов.

Конечно, вряд ли Мамай позволил бы себе подобную выходку при хане Узбеке или даже при Джанибеке, которые сурово наказали бы дерзкого эмира за такое самовольство. Однако Бердибек уже не пользовался столь безоговорочным авторитетом среди племенной знати, и Мамай прекрасно это понимал. Своими действиями он продемонстрировал, что уже в молодости обладал отличным политическим чутьем, которое он неоднократно проявлял и в дальнейшем. В результате, проявив неповиновение хану и откочевав от него, он не прогадал и получил даже больше, чем рассчитывал.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.