Домжур. Приподнимая крышку на медийной кухне
Домжур. Приподнимая крышку на медийной кухне
Лидерами в плане обустройства в собственном гнезде оказались журналисты. Они, как вы уже знаете, первыми в 1918 году сами организовали в Столешниковом свое собственное кафе. Им же — поскольку в силу самого своего ремесла журналисты всегда считались среди интеллигенции наиболее привязанным к идеологии контингентом — первым предоставили свой дом. И первых же стали подкармливать.
На родине первых сухих завтраков
Утро социалистической родины для работников печати действительно началось с «халявы». Но, разумеется, строго нормированной. Случилось это в открывшемся 3 марта 1920 года московском Доме печати по адресу Никитский бульвар, 8 (его наследником потом стал Центральный дом журналиста, или неофициально — Домжур). По стране гуляла Гражданская война и разруха. Всего за какие-то три года после октября 1917-го Москва превратилась в запущенный, голодный, холодный, с разладившимся бытом город. Так что членам дома, как бойцам передовой линии идеологического фронта, стали время от времени выдавать по два бутерброда. Это было так называемое доппитание — особенно ценное тем, что выдавалось сверх тех нищенских норм, которые предоставлялись по карточкам.
К тому же при большом везении некоторым счастливцам удавалось во время раздачи кое-что «заныкать» и сверх лимита. Один из них — очень популярный до войны поэт-сатирик Арго — даже вдохновился на такие стихи:
Печати дом — краса природы.
Дают там по два бутерброда.
Но все же — господи, прости! —
Я съел не менее шести.
Между серпом и молотом
Возвращение подлинно ресторанной жизни началось бо время нэпа. В пору этого первого и недолгого отступления большевиков перед «частнособственнической инициативой» питание в Доме печати значительно улучшилось. Но как ни старался временно туда прикомандированный Я.Д. Розенталь, выше уровня хорошего кафе здешний пункт питания поднять не смог. Пик этого кафе пришелся на дни оглушительного сталинского реванша во время Большого террора 1937–1938 годов. Однако даже в ту пору оно явно проигрывало не только всем тогда открывшимся лучшим «дворцам советского общепита», но и аналогичным заведениям в домах своих творческих «смежников».
Свидетельство тому две записи Елены Сергеевны Шиловской в ее дневнике. В первой из них — от 26 июня 1937 года — жена Булгакова записала: «Вечером пошли ужинать в кафе «Журналист». Боже, что за публика». И буквально спустя три дня в следующей: «Вечером пошли в кино с Вильямсами на «Маленькую маму». Чудесная картина, мы уже видели ее зимой на ночном просмотре. Потом пошли в это же мерзкое кафе «Журналист». Оно гаже вчерашнего, и кормят хуже».
И снова след загулов в «Грибоедове»
С качеством еды в уютном особнячке на Никитском бульваре тогда действительно бывало не ахти. Но что более всего удручало, Елена Сергеевна подметила очень точно — публика. Всеобщая атмосфера страха в обществе и, в частности, широкие аресты лучших представителей тогдашней журналистики сделали свое дело. Как и во всех остальных местах ведомственной тусовки творцов, в Доме печати — с какой-то невероятной экзальтацией и энтузиазмом одновременно закусывали, веселились и стучали. Секрет такого сочетания вроде бы несочетаемого объяснялся просто: почти каждый советский человек в глубине души был тогда уверен, что лично он если и создан для сталинских забот, то исключительно по линии Наркомата легкой и пищевой промышленности. А НКВД (Наркомату внутренних дел) он вроде бы и не клиент…
Так что Михаил Афанасьевич Булгаков для своего «Дома Грибоедова» если что-то из Дома печати и взял, так это довольно неприятную в своей массе публику. И некоторые реальные детали — вроде открытой летней веранды и характерной решетчатой ограды, отделяющей небольшой придомовой садик от шумного проезда Никитского бульвара.
Впрочем, и то и другое сходное по виду имелось еще в «Доме Герцена»…
Сыны Отечества и пользователи его
Между прочим, двадцать лет спустя веранду разломали. Говорили, якобы по приказу всесильного тогда Алексея Аджубея. Перед тем как стать местом журналистской тусовки, дому пришлось пережить непростые времена. Дело в том, что в суровом 1941 году большинство уцелевших после массовых репрессий журналистов ушло на фронт. И образовавшийся в особняке вакуум мгновенно заполнил Краснопресненский райком партии. Отбить дом у этих героев тыла пытались уже в марте 1944 года. То есть как раз тогда, когда подоспело историческое постановление правительства за номером 283, открывавшее журналистам перспективу иметь в своем сообществе ресторан первого разряда, да еще с питанием в нем с 30-процентной скидкой. Как уже было ранее замечено, привилегии эти быстро, еще при Сталине, отменили. Зато при Хрущеве свободно разрешили гулять на свои. Процесс затягивания поясов смягчили упованиями на возрождение ленинских норм партийной жизни. Процессу насыщения оттого не сильно подфартило. А вот языки действительно развязались…
Не имей сто рублей, а женись как Аджубей
При Хрущеве его зятю, да еще стоящему во главе «языкастых» «Известий», никакой партаппарат был не указ. Так что хоть летнюю веранду и разломали, но Центральный дом журналиста, или в обиходе просто Домжур, стал краше прежнего. К прочим прелестям владения в виде большого беломраморного зала для массовых мероприятий, комфортабельного кинозала, прекрасной библиотеки с читальней, разных уютных закоулков и добротных кабинетов для правления на третьем этаже прибавился и полноценный, наконец-то с хорошей кухней ресторан. Благодаря, прямо скажем, Аджубею и расцветшей под его эгидой «новой советской журналистике» эта профессия, сам Домжур и его замечательный «пункт питания» с приоритетным правом кормления владельцев членской книжки Союза журналистов и их гостей стали весьма престижными и потому исключительно модными.
Призывно сияющий вечерами Домжур прямо-таки захлебывался в ожиданиях чуть ли не «собственной партии», всеобщей «свободы слова» и «социализма с человеческим лицом».
Вам здесь не тут!
Сияние угасло, когда Хрущева вместе с зятем отправили в отставку, больше похожую на ссылку. И с телеэкранов на страну стало ежедневно пялиться следующее главное лицо социализма — с хорошо развитыми надбровными дугами, щедро украшенными густейшими, вразлет бровями.
При новом генсеке журналистам сразу же вновь напомнили, что они совсем не властители дум и даже не бойкие мастера «газетного слова», а в лучшем случае дисциплинированные подмастерья на подхвате у партгосаппарата. Мгновенно присмиревшую журналистскую братию разгонять не стали. А лишь покрепче завязали на соответствующем отделе ЦК КПСС и творческом союзе, где в свободное от службы время можно было не только увлеченно проштудировать брежневские литературные хиты типа «Малая земля. Новороссийск», «Возрождение», «Целина», но и славно вкусить от домжуровских гастрономических плодов.
За издержки в этом процессе провинившихся карали не страшно — не сталинские, чай, времена! Но за «базаром» рекомендовали следить.
Что с разболтавшейся во времена Аджубея журналистской братией получалось не всегда. О чем могу свидетельствовать лично, поскольку в силу профессиональной принадлежности к данному цеху сам там был, мед пил, а что по усам текло, мимо рта не проливалось…
К такой-то матери на адмиральском катере
Видимо, для того, чтобы этот процесс как-то дисциплинировать, хотя бы в медийной среде, на исходе 1960-х годов директором Домжура назначили адмирала в отставке. К поставленной задаче нетерпимый к внеуставным отношениям военачальник отнесся всерьез. А отсутствие в уставе Союза журналистов таких основополагающих армейских понятий, как «подъем» и «отбой», вообще воспринял как подрыв основ. Устранять взялся лично. То есть взял себе за правило каждодневно и при полном параде прибывать к полуночному ресторану, дабы лично проследить за порядком на объекте и состоянием разъезжающихся по домам гостей. Как-то один из них, сильно подгуляв, все же ухитрился добрести «на автопилоте» до парадного входа. И здесь напоролся на адмирала. Вернее, зациклился на его форменных, с широкими желтыми лампасами брюках.
— Швейцар! — радостно завопил гость — по слухам, заочный обладатель «золотого журналистского пера». — Такси!!!
— Я вам не швейцар! — сурово отрезал директор. — Я адмирал!
— А-а-а! — ничуть не смешался гость. — Ну, тогда — маленький катер!
«Сдувая шапку дивной пены»
Домжуровские байки времен «развитого социализма» — тема особого разговора. А вот место, где большинство из них рождалось, заслуживает пусть мимолетного — но упоминания. Начнем с легендарного ресторана, где стоило заказать многое. Но два блюда обязательно пробовали все. Это было как-то по-особому, щедрыми порциями приготовленное «мясо по-суворовски» (Никитский бульвар стал Суворовским в 1950 году; прежнее имя ему вернули в 1992-м). И уютно дышащие теплом ситные калачи с красной — зернышко к зернышку — икрой. Под стопку хорошо охлажденной «Столичной» такая благодать шла на ура. Однако самое главное поджидало в подвале. Там, честно дожидаясь отстоя, расторопно разливала по кружкам бочковое чешское пиво статная женщина зрелых лет, которую завсегдатаи называли, кажется, Томочкой. А к пиву полагались вареные, огненно-алые раки. Это тогда были лучшие раки в Москве: крупные, мощные богатыри, а не какие-то там пересоленные «однорукие» инвалиды, которых подавали в других местах! В плане этих «красномордых» красавцев пивбар Домжура вполне мог конкурировать с дореволюционным рестораном Крынкина, который, как вам было представлено в соответствующем разделе, в свое время заслуженно славился лучшими в столице «членисторукими»…
Новые времена — старые песни
Те, кто заказывал этих чудо-раков и, сдувая шапку пивной пены с литровых кружек, сопровождал их к месту временного упокоения, тоже были неравнодушны к окружающей среде. «Акулы журналистского пера» все-таки чувствовали слово. Поэтому стены в «пивняке» были сплошь расписаны автографами, экспромтами и лозунгами.
Сегодня этих фресок на подвальных стенах уже нет. Как нет тех раков, того «мяса по-суворовски» и тех цен, в которые, по справедливому замечанию одного старожила, ныне заложено все, включая общенациональные откаты на коррупцию, «властную вертикаль» и «суверенную демократию».
Нет, в самом доме жизнь не утихает. Заглянул как-то несколько лет назад. Вчитался в афишу — и аж растерялся. Чего только за наличные не обещают! И как формулируют! В Интернет-зале, к примеру, готовы приобщить к «тренингу личностного роста». В зале для торжеств — к совместному «улету» с питерской группой «Зимовье зверей». Про обновленный домжуровский ресторан даже говорить сложно — так там по-свойски подначивают: «Ешь сколько сможешь!» И предлагают банкеты, мясо на углях и бильярд — все «в одном флаконе».
И все же чего-то нам не хватает.
Ну, к слову, той рукописной строчки на стене старого домжуровского пивняка, которая и сегодня звучит — увы! — исключительно злободневно: «Что посмеешь, то и пожнешь!»