Беспорядки по всей Империи
Беспорядки по всей Империи
Как сейсмические толчки распространяются вдоль линии континентального разлома, так и отзвуки столкновений на Дунае ощущались до самых дальних пределов Империи. Связь между германской войной и смутами, о которых в это время слышно из Британии, Африки, Армении и Египта, очевидна. Перевод действующих частей очень многих легионов на Дунай, ослабление пограничных контингентов, конечно, подтолкнули локальные агрессии. В 171 году шайки непокоренных мавров пересекли Гибралтарский пролив и разбрелись по Бетике — родной провинции правящей династии. Местным ополченцам не удавалось с ними справиться. Марку Аврелию пришлось послать туда Авфидия Викторина, который с частью сил единственного на полуострове 7-го Гальбанского легиона, стоявшего на севере, в Леоне, прогнал незваных гостей. «Геркулесовы столбы» между беспокойным Рифом и сонной Андалузией еще долго оставались слабым местом Южной Европы. На другом краю Средиземноморья, в Египте, внезапно тоже возгорелся очаг смут, который был связан с явным ослаблением римского присутствия. Дело известно под именем «восстание вуколов».
Дион Кассий оставил нам об этом впечатляющий отчет: «Пастухи и другие жители Египта, которых подстрекал на мятеж некий жрец по имени Исидор, переоделись в женское платье и отправились к центуриону якобы заплатить выкуп за своих посаженных в темницу мужей». Эти пастухи, или вуколы, то есть волопасы, жили в болотистых землях дельты Нила близ моря. Они издавна стояли особняком среди египетского крестьянства, почти никому не подчинялись, сопротивлялись непрестанным переписям и сборам податей, характерным для управления этой во все времена забюрократизированной провинцией. С вуколами смешались сборщики папируса, также рассеянные по местам, в которые могли проникнуть только всякого рода беглецы: дезертиры, бродяги, преступники, находившие приют в болотах у анахоретов (первоначально это слово означало тех, кто скрывался от податей). Как это собрание изгоев в своих неприступных местах, сорганизовавшись, дошло до взрыва — социополитический феномен, вероятно, недоступный пониманию древнего историка.
«Они убили центуриона и одного из его помощников, часть их внутренностей съели, а над оставшимися поклялись в верности друг другу. Исидор среди них всех был, без сомнения, самым прославленным и уважаемым. Под предводительством такого способного вождя легко разбили римлян, бывших в Египте, и взяли бы Александрию, если бы из Сирии не прислали Авидия Кассия остановить их войска. Кассий не посмел вступить в сражение с противником столь многочисленным, храбрость которого усугублялась отчаянием. Тогда он прибег к хитростям и проискам, которыми внес между главарями размежевание, погубившее их».
Ныне некоторые историки считают, не пересказ ли это произведений простонародной литературы, процветавшей в то время. Но бунт был на самом деле. Подобные движения и легенды черпали силу и в нищете жителей, и в преследованиях, которым подвергались мистические учения древнего Египта. Исидор означает «дар Изиды» — многозначительное имя для тех мест, в которых Изида родила Гора. Ритуальное принесение в жертву центуриона, кровавая клятва служат свидетельством, какие законы были у разбойников, а разбойниками тогда называли всех беглецов, всегда готовых бунтовать и грабить города, из которых их изгнали. И вот они узнали, что римские гарнизоны — единственная сила, способная их сдерживать, — уже не столь сильны. Египет охранял только 3-й Траянов легион, частично переброшенный на Дунай. Силы местной полиции не могли противостоять многолюдному мятежу (историк признает мощь и хорошую организацию вуколов). Показательно уже то, что военачальник Кассий, бывший, как мы видели, грозой парфян, не решился дать им сражение.
Империя стала физически и нравственно уязвима. Сельская местность, надо считать, была небезопасна повсюду в Империи (число изгоев из развитых городских общин прямо пропорционально силе этих общин), но если банды угрожали Александрии — это было серьезное предупреждение. В фантазии современников легенда или быль о вуколах нашла еще более мощный отзвук: «разбойник» остался в преданиях романическим персонажем, иногда обаятельным, иногда отвратительным, но неразлучным с приключениями странствующих рыцарей, спасающих невинных дев. Из страха и надежды, порожденных нарушением правопорядка, родилась народная наивная литература, весьма фантастическая и довольно бездарная. Ожидания иудеев и христиан выразились в их мрачных апокалипсисах — александрийцы свои выражали в розовых романах, за которыми отдыхали душой в тревожное время. Забыться за чепухой — это ведь тоже анахоретство. Позже эта литература даст весьма успешных авторов, сочинения которых можно прочесть и сегодня: Ахилла Татия, Гелиодора, Ксенофонта Эфесского. Но уже при Марке Аврелии римская элита, содрогаясь, читала романы Апулея и Лукиана[53], в которых говорящие ослы жалуются на разбойников. Появился жанр, в котором разум наконец-то очищался от своих атавистических фантазий, мог публично выразить такие чувства, для которых прежде не было языка. Человек приручил самые нелепые сны и теперь отваживался шутить со священным. Забрезжила заря Нового времени.
Но империи слепо шли своим путем к закату. Авидий Кассий с большим войском вошел в Египет: это было ответственное решение, вызванное необходимостью. С тех пор как Август взял в личное управление царство Клеопатры, ни один сенатор не мог появляться там или же выполнять административные функции: Египтом от имени императора управляли всадники. Это правило не нарушалось никогда. Может быть, Авидий Кассий, прежде чем действовать, получил мандат Марка Аврелия, может быть, это разрешение по умолчанию содержалось в числе весьма широких полномочий, предоставленных военачальнику. Так или иначе, табу было нарушено, а это имело неисчислимые последствия. «Великий империй», выданный блестящему полководцу для Востока, распространился к югу. Севернее же появилась фигура еще одного сильного воина: Марций Вер, отличившийся, как мы помним, на Парфянской войне, стал наместником Каппадокии. Он держал все сухопутные пути между Востоком и Западом, угрожал с фланга Армении и Месопотамии, нависал над Сирией. Вот сколько замков оказалось в его крепких руках! Он не только солдат, но и выдающийся дипломат; он также тверд характером и честен, как и его знаменитый предшественник Стаций Приск. Но и ему пришлось согласиться отправить на фронт несколько своих легионов — среди них и знаменитый 12-й Молниеносный из жителей Мелитены. Некий Тиридат счел момент благоприятным, чтобы нарушить договор об Армении и изгнать из страны проримского царя Сохема, посаженного на престол Луцием Вером. Заговор удался: каппадокийскому легату пришлось заново брать армянскую столицу. Эти однообразные качели — одна из самых нелепых констант римской истории. Даром потраченная противоборствующими империями на пустынных дорогах несчастной страны энергия — иллюстрация того, как дорого обходится геополитика, какой роковой становится эта наука для тех, кто оказался на пути вековых распрей…
О Сарматской войне не известно ничего, кроме того, что зимой 174–175 годов очень дерзкая атака язигов обернулась против них же. На льду Дуная их конница напала на легионеров; в принципе римская пехота должна была быть сметена лавиной неспособных остановиться коней. Тогда римляне тесно сомкнули строй, первый ряд бросил щиты на лед, встал на них ногами, как на твердую землю, и отбил натиск копьями. Спустя год сражений подобного рода римская дисциплина одолела сарматскую стремительность. Несколько вождей отправили в Сирмий послов. Весной 175 года один из вождей, Зантик, начал переговоры с римлянами от лица всех племен. Так, казалось, оправдывалось упрямство императора. Капитолин пишет: «Он имел намерение устроить провинцию в Маркомании, а другую в Сарматии». Месяц спустя он был уже в Риме.