Современные военные в исторической перспективе

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Современные военные в исторической перспективе

Начиная с XVI в. и до самого недавнего времени, западные государства включали остальные страны мира в свою систему посредством колонизации, установления торговых связей и путем прямых переговоров. Самые недавние вступили в систему как независимые акторы путем деколонизации, поэтому они принесли с собой административные структуры, фискальные системы и вооруженные силы, построенные по западным моделям. Что же касается званий, привилегий и формы офицеров бывших колоний, то они отражают национальное влияние. Между тем воспроизведение старой организации вовсе не гарантирует, что новое государство будет вести себя, как старое. Это особенно очевидно, если посмотреть на поведение военных третьего мира. Армии бедных стран во многих отношениях напоминают армии богатых стран. Но в целом эти армии гораздо больше и чаще вмешиваются во внутреннюю политическую жизнь своей страны, и это вмешательство наносит гораздо больше ущерба правам граждан. Почему же это так?

Рассмотрим снова главный парадокс формирования европейских государств: преследование военных целей и создание военной мощи, произведя как побочный продукт национальные государства, привело также к созданию гражданского правительства и гражданской внутренней политики. Я уже говорил, что для этого было пять главных причин, поскольку в попытке создать и содержать вооруженные силы агенты государства создавали громоздкий аппарат извлечения ресурсов, укомплектованный гражданскими лицами. Дальше эти экстрактивные аппараты начинали сдерживать и ограничивать вооруженные силы. Поскольку же агенты государства вели переговоры с группами граждан, контролировавшими ресурсы, необходимые для эффективного ведения войны, в ходе этих переговоров группы граждан навязывали государству свои требования, которые затем сдерживали военных. Поскольку рост мощи государства в военное время давал тем государствам, которые не претерпели больших военных потерь, возросшую мощь при окончании войны, и агенты этих государств, пользуясь преимуществами сложившейся ситуации, обращались к новым видам деятельности или продолжали ту деятельность, которую они начали как чрезвычайные меры. Поскольку участники военных действий, включая военный персонал, вырабатывали требования к государству, которые они во время войны откладывали (принудительно или по взаимному согласию), но которые они возобновляли после демобилизации. И, наконец, потому что займы военного времени увеличивали национальный долг, который в свою очередь порождал бюрократию для его обслуживания и провоцировал все большее вмешательство государства в национальную экономику.

Можно представить историю Европы в виде картинок, каковых оказалось бы четыре. На первой вооруженный король с мечом набирает собственную армию и флот и командует ими, а те несут службу как лично ему преданные воины. На второй король в торжественном военном одеянии заключает контракты с наемниками, которых он набирает для участия в битвах на его стороне. На третьей картинке король в роскошном одеянии, которое совершенно не пригодно для битвы, обсуждает дела с генералами и военными советниками, а те входят в состав уже сложных, главным образом гражданских структур. На последней картинке мы видим короля (или, может быть, переодетого президента или премьерминистра), щеголяющего в деловом костюме и обсуждающего дела не только со штатом своих служащих, но и с соответствующим образом организованным институтом представителей главных классов граждан и населения в целом. (Четыре серии называются, как уже указывалось, патримониализм, брокераж, создание национального государства и армии и специализация.) Конечно, цивилизация, представленная в виде комиксов, описывает самые разные национальные опыты с разной степенью правдоподобия; лучше всего ей подходит опыт германский, а не голландский или российский. Но как схематическое представление развития европейских государств наши комиксы вполне достаточны.

Еще одна общая черта формирования европейских государств заслуживает внимания. В формировании всякого отдельного государства важную роль играли отношения с другими государствами, пусть даже тем, что войны и военные урегулирования существенно воздействовали на структуру государства и его границы. Тем не менее организационные структуры первых национальных государств оформились главным образом как следствие борьбы будущих правителей с тем народом, которым они собирались править. Однако по мере складывания системы европейских государств уже не одно государство, а целый ряд начинают принимать решения относительно выхода из войны и, следовательно, относительно тех организационных структур государств, которые возникали в результате войны. Так кардинально реорганизовывались войсками Наполеона те государства, которые они завоевывали, а Венский конгресс перекроил карту Европы, включив в нее ранее не существовавшее королевство Нидерланды, как и весьма преобразованную Пруссию, Сардинию, Баварию, Баден и Австрию. Европа перешла от относительно «внутренних» к относительно «внешним» процессам формирования государств.

Переход к внешним процессам продолжался и в XX в. При первом же взгляде на процессы формирования государств в XX в. становится ясно, что они трижды внешние: многие новые национальные государства сформировались как колониальные владения других, в особенности, европейских государств. Многие создали свои институты правления под влиянием других, гораздо более могущественных государств. И союзы государств — последним воплощением каковых стала ООН — их ратифицировали и до некоторой степени поддерживали их существование в качестве отдельных членов международной системы государств. Следствием этого стала в частности относительная устойчивость государственных границ в XX в. За исключением случаев, когда изменение границ было частью общего мирного урегулирования в результате переговоров множества государств, все менее вероятно, чтобы завоевание привело к сколько–нибудь значительному изменению границ какого–то государства. В наши дни только Гватемала претендует на Белиз, а Венесуэла — на часть Гайаны, но другие государства Америки не потерпят территориальных захватов ни в каком случае. И хотя все еще частыми остаются войны или партизанская борьба, но многие государства не знают сколько–нибудь серьезной внешней военной угрозы. Так что многие армии не имеют перспективы реально участвовать в войне. Они специализируются на внутреннем контроле.

Вооруженные силы третьего мира строились конкретно по европейской или американской моделям, с их помощью, ими обучались, причем европейцы и американцы вмешивались в эти процессы гораздо больше, чем раньше европейские государства вмешивались в создание армий друг друга. Например, что касается Латинской Америки, то до Второй мировой войны Франция и Германия обучали офицеров из Аргентины, Боливии, Бразилии, Чили и Перу. После войны эту задачу взяли на себя Соединенные Штаты (Nunn, 1971). Это внешнее вмешательство обеспечило военным силам Латинской Америки исключительную маневренность сравнительно с их потенциальными противниками и врагами.

В Европе навязывание извне государственных форм происходило без видимого воздействия на стабильность режима. Большинство государств, сформировавшихся из остатков Оттоманской и Австро–Венгерской империй, не были так утверждены в стабильной демократии, как их северные соседи, и можно даже увидеть некую связь между поздним формированием национального государства и уязвимостью перед фашизмом Германии и Италии. Но в северной Европе поздно обретенная независимость Финляндии, Норвегии и балтийских республик не помешала им установить относительно устойчивые режимы (Alapuro, 1988).

После 1945 г., однако, в мире окрепла связь между навязанным извне устройством и нестабильностью. Там, где правители получали доходы от экспорта товаров или от военной помощи великих держав, они смогли обойтись без переговоров с их населением, громадные здания государств возводились в отсутствие согласия или поддержки граждан. Без крепких связей между государственными институтами и основными общественными классами эти государства стали более уязвимыми перед лицом насильственного захвата власти и резкой смены правительств. Среди самых бедных государств мира, которые в 1955 г. уже были независимыми, например, более высокий процент правительственных расходов в ВВП (что, возможно, было следствием внешнего влияния) стал причиной более частых смен режимов в следующие 20 лет. Как и более частые смены режимов в 1950–1960 гг. обусловили повышение процента правительственных расходов в последующие 15 лет (Thomas, Meyer, 1980). Этим условиям соответствовало военной устройство, и военные стали стремиться к власти.

Вероятнее всего, зависимость между внешним влиянием и политической нестабильностью не прямолинейна, и нестабильность достигала пика при среднем и/или меняющемся уровнях внешнего контроля. Между тем зависимость внешнего влияния и военного контроля — прямая в высшей степени. Крайней формой внешнего влияния является военная оккупация; пока продолжается оккупация оккупируемый режим имеет тенденцию не меняться. Вторая мировая война отличается от предшествующих войн с участием многих государств тем, что после нее не было общего урегулирования. После этой войны Германия, Австрия, Япония, Корея и некоторые другие районы на долгие годы остались под военной оккупацией. В послевоенные годы великие государства Запада — СССР и США, вне всякого сравнения — держали беспримерно большие военные соединения заграницей. В 1987 г. 29 государств официально размещали свои войска на территории других государств. У США было 250 000 человек в Западной Германии, 54 000 в Японии и 43 000 в Южной Корее, а Советский Союз разместил 380 000 человек в Восточной Германии, 110 000 в Афганистане, 65 000 в Венгрии и 60 000 в Чехословакии. В указанном отношении лидировал Советский Союз. СССР: 730 090 войск за границей, США: 492 500, Вьетнам: 190 000, Соединенное Королевство: 89 500, Франция: 84 450, Куба: 29 250.

Особое удивление в приведенном списке вызывают Вьетнам (у которого было 140 000 войск в Камбодже и еще 50 000 в Лаосе) и Куба (27 000 в Анголе и еще войска в Конго, Никарагуа и Йемене) (Sivard, 1988: 12–13). Хотя наиболее влиятельные государства иногда посылали войска, чтобы предотвратить переход власти или вернуть власть назад, но в целом их присутствие значительно сокращало возможность изменения режима.