Длинная (и могущественная) рука империи

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Длинная (и могущественная) рука империи

К концу XVII в. значительная часть европейских войн, включая войну между сопредельными Голландией и Англией, шли на море далеко от континента. Борьба за морскую империю завершала европейские войны на суше, формируя характерные типы европейских государств. Но еще до создания национальных государств европейцы имели большой опыт строительства империй. Скандинавы создавали (недолговечные) империи задолго до 1000 г. Большую часть Европы веками занимали Монгольская, Российская, Оттоманская, Шведская, Бургундская и Габсбургская империи. Большие торговые города, как Генуя и Венеция, покорили или купили себе собственные империи (правда, разбросанные). Громадную европейскую империю (хотя и ненадолго) создал Наполеон. Оттоманская, Австро–Венгерская, Российская и Германская империи просуществовали до Первой мировой войны. Но с течением времени, конечно, европейские империи все больше напоминали национальные государства. Перед этими империями при их неоднородности и пережитках непрямого правления (через вице–королей и других наместников) стояли, однако, особые проблемы контроля над подданными.

Начиная с XV в. европейские державы создают империи далеко за пределами своего континента. На своем краю полуострова португальские христиане покончили с последним мавританским царством в 1249 г. В следующие полтораста лет они сосредоточили морские действия на торговле в Европе и Африке; но в 1415 г., после захвата Сеуты на Марокканском побережье, они начинают экспансию, которая не прерывалась затем 200 лет. Ко времени смерти принца Генриха (так называемого Мореплавателя) в 1460 г. его войска распространили свой контроль, и политический, и коммерческий, так далеко вдоль западного побережья Африки, что захватили Мадейру и Азорские острова на Атлантике. С помощью генуэзских кондотьеров и предпринимателей они начинают практически немедленно создавать новые жизнеспособные (в коммерческом отношении) колонии. И еще до конца века Васко да Гама обогнул Африку и приплыл в Калькутту, распространив португальское влияние на Индийский и Тихий океаны.

Португальцы очень хотели покончить с мусульманско-венецианским контролем над европейскими подступами к азиатским пряностям и предметам роскоши и установить собственную гегемонию на морских путях в Азию. Они приложили очень много сил, отчаянно рисковали, дошли до исключительной жестокости и почти преуспели. В XVI в. португальские караки и галеоны контролировали почти весь Индийский океан и перевозили в Европу и Оттоманскую империю до 50% всех пряностей (Boxer, 1969: 59). В этом же столетии португальские поселенцы начинают мигрировать в Бразилию; оттуда они экспортируют сахар, произведенный трудом потрясенных америндов (американских индейцев), а потом все больше трудом рабов, привезенных из Анголы, Конго и Сенегамбии. Позднее португальская корона получала свой доход по большей части от таможенных сборов с товаров из колоний.

Португалия, однако, терпела в некоторых отношениях жесточайший недостаток. При ее имперских запросах ей очень не хватало собственного леса, человеческих и других ресурсов, так что португальские корабли XVI века иногда не имели на борту ни одного португальца, кроме командиров. В 1580–1640 гг. Португалия соединилась с испанской короной и унаследовала испанскую войну с грозными голландцами. Однако с началом восстания против Испании в 1640 г. маленькое королевство оказывается в состоянии войны и с голландцами, и с испанцами вплоть до 1689 г. Из–за войн с морскими соперниками португальские купцы оказывались в опасном положении в открытом море (за пределами территориальных вод). И если Португалия сохраняла свою власть так долго, то исключительно благодаря своей стойкости и изобретательности.

Поскольку у португальцев бескрайняя империя существовала при хрупкой миниатюрной метрополии, португальские завоеватели изобрели характерную форму правления «за морем», трансформировав и собственное государство. За морем Португалия превратила свои колонии (по большей части) в военные заставы, одним из основных видов деятельности которых было обеспечение доходов короны. В отличие от голландских, английских и венецианских правителей, португальские не поручали своим купцам организацию правления в колониях. В отличие от испанских, они не терпели появление в их заморских владениях больших автономных областей. Но они не могли воспрепятствовать управляющим, священникам и солдатам в колониях вести торговлю от себя или получать взятки за незаконное превышение официальной власти. Так что колониальные доходы доставляли Лиссабону и его королю относительную независимость от других правителей в Португалии, но также часто ставили в зависимость от коррумпированных чиновников. Такой монарх мог процветать только, пока золото и товары рекой текли из колоний.

Испанцы сравнительно с соседними португальцами поздно занялись заморскими завоеваниями. В 1492 г. Гранада, последнее укрепление мусульман на Иберийском полуострове, сдалась Кастилье. К тому времени двигавшиеся на юг испанцы уже стали заселять Канарские острова. В том же году королева Изабелла поручила генуэзскому кондотьеру Кристофору Колумбу плыть на запад, через Канары в поисках пути в Индию и Поднебесную империю. Уже через пятнадцать лет у Испании были действующие колонии в Карибском море. А век спустя после падения Гранады испанцы правили — пусть и не везде — почти по всей Центральной и Южной Америке, кроме Бразилии, достигнув Филиппин.

Примерно в это время на сцену выходят голландские и английские мореплаватели. Две управляемые гражданскими лицами Ост–Индская и Вест–Индская компании (принадлежавшие обеим странам), не говоря уж об их пиратах, агрессивно вторгались в воды Португалии и Испании в Южной Атлантике, Индийском и Тихом океанах. Как это не покажется странным, но в течение восьмилетней войны за независимость с Испанией голландские купцы получали наибольшую прибыль от торговли с врагом. Они привозили товары из Северной Европы в Иберию и использовали свои старые коммерческие связи, чтобы проникнуть в торговые сети испанской и португальской империй. С этого началось создание мировой голландской империи. На Атлантике английские купцы пристроились к португальской торговле и научились искусно обманывать королевских таможенников. Они начали как паразиты, но скоро превратились в главные организмы на этих территориях.

На протяжении всей истории европейского империализма каждая новая его фаза начиналась с соревнования между теми, кто уже закрепился как господствующий в каком–нибудь регионе мире или на торговом пути, и новичком, бросающим вызов гегемону или пытающимся обойти его, или и то и другое. Сначала европейцы теснили мусульман, но к XV в. европейцы уже воевали друг с другом за доступ на Восток. В XVI в. португальцы почти сумели обойти венецианцев, контролировавших сухопутную связь на Западе Европы с Востоком и Южной Азией, но уже столетие спустя им бросили вызов на море Испания, Голландия и Англия. Англичане и голландцы так никогда и не смогли изгнать португальских купцов и вицекоролей из их владений, но они смогли покончить с тем первенством, которое принадлежало Португалии до 1600 г. [Например, во время Голландской войны 1647–1648 гг. в связи с удачными действиями противника Португальская Бразилия потеряла 220 судов своего флота (Boxer, 1969: 221).] Голландские Ост–Индская и Вест–Индская компании правили собственной громадной империей и пользовались преимуществами перед своими соперниками «в силу того, что имели больший контроль над рынком, и в силу интернационализации стоимости защиты (protection costs)» (Steensgaard, 1974:11). Вообще в XVII в. Голландия стала величайшей в мире морской и торговой державой.

Затем британцы вытеснили голландцев. По мере того как морское могущество голландцев слабело, британские корабли становились хозяевами почти на всех мировых морях. К XVIII в. французские каперы, военные и торговые суда («купцы») отправлялись в плавание к берегам Америки, Азии, бороздили Тихий океан — до XIX в. они мало имели дел в Африке — и толпились на других морских путях. Открытие в XVIII в. золота и алмазов в Бразилии оживило колониальную экономику Португалии, но уже не могло вернуть Португалии ту гегемонию, какой она пользовалась в XVI в. Франция и Британия поздно приступили к территориальным завоеваниям вдали от своих границ, но после 1700 г. они быстро наверстали упущенное. К концу XVIII в. Испания, Португалия, Соединенные провинции, Франция и Великобритания — все обзавелись большими заморскими империями и всемирными торговыми сетями; причем всех превзошла Британия. Имперские завоевания еще усилились в XIX в. «С 1876 по 1915 гг., — пишет Эрик Хобсбаум, — примерно четверть земной поверхности была распределена или перераспределена в качестве колоний среди полудюжины государств» (Hobsbawm, 1987: 59). К началу Первой мировой войны Испания, Португалия и то, что тогда было королевством Нидерланды, владели уже только лохмотьями своих бывших империй, в то время как по миру расстилалась ткань французских и в особенности английских владений.

Все эти империи вместе захватили территории с «факториями», уже сложившимися торговыми поселениями по окраинам под управлением местных правителей. За исключением португальского Макао, у европейцев не было колоний в Японии или Китае. Но и португальцы, и испанцы, и затем голландцы имели коммерческие анклавы в Япония; а в годы закрытости Японии при сёгунате Токугавы (1640–1854) голландская застава в Децима была единственным пунктом японских контактов с Европой (Boxer, 1965: 237). Однако со временем европейцы перешли к другой модели колонизации: захвату и частичному сеттльменту. Начиная с 1652 г., например, даже голландцы, — которые на самом деле колонизировали очень мало земель, где они устанавливали свою торговую гегемонию, — начинают захватывать, устанавливать свое правление и заселять территории вокруг мыса Доброй Надежды. Уже в начале XVIII в. появляется понятие африкандер, обозначающее европейского поселенца (Boxer, 1965: 266). Европейские государства прежде всего в XIX в. разрезают неевропейский мир на отдельные колониальные территории.

Создание заморских империй не способствовало появлению государственных структур в такой степени, как сухопутная война на собственных территориях. Тем не менее государство и империя были взаимосвязаны: характер европейского государства определял форму его экспансии за пределами Европы, а природа империи существенно влияла на деятельность метрополии. Так, государства с интенсивным капиталом (Венеция или Голландская республика) расширяли свои владения беспощадным преследованием торговых монополий, не особенно путем захвата и колонизации. Государства с интенсивным принуждением (скандинавские и испанское) предпочитали сеттльмент, порабощение туземной (или импортированной) рабочей силы и получение дани. Промежуточные типы государств как Британия и Франция, вступили в эту имперскую игру сравнительно поздно и преуспели в ней сочетанием капиталистических стратегий со стратегиями принуждения.

Капиталистическая стратегия мало что доставляла центральному государству, в особенности, когда ее реализацию осуществляли частные организации, как Ост–Индская компания. Впрочем, эти коммерческие мегалиты становились политическими силами, с которыми приходилось считаться. Таким образом, приватизация принуждала государство к согласованиям с подвластным населением или хотя бы с господствующим коммерческим классом. Стратегия захвата и сеттльмента, которая требовала регулярных армии и флота, расширяла бюрократию центрального государства, не говоря уж о той всемирной сети чиновничества, которую она вызвала к жизни. Там, где захват приносил богатства, — в особенности, в форме серебра и золота (bullion), как в Испании, — он становился альтернативной формой налогообложения, что позволяло правителям избегать согласований, посредством которых утверждались права граждан и ограничивались прерогативы государства.

Несколько факторов определяли, насколько появление государственного аппарата было обусловлено взаимодействием между строительством военной машины и развитием рынков (как дома, так и в колониях): от того, в каком (по объему) отношении находилась эта машина к содержавшему ее населению, от уровня предшествовавшей коммерциализации экономики, от того, насколько государство зависело от участия в мобилизации в военное время ресурсов других носителей власти, поставлявших собственные вооруженные силы и имевших возможность вернуть их (после войны) себе. По указанным признакам мы можем расположить варианты на одной оси. На одном конце расположится имперская Россия, где громоздкий государственный аппарат позволял вырвать людей и ресурсы из громадной, но некоммерциализованной экономики. На другом — Голландская республика, которая в высшей степени зависела от флота, содержала свои вооруженные силы на временные гранты, предоставляемые провинциями, где преобладали города, легко собирала налоги в виде таможенных сборов и акцизов и никогда не создавала сколько–нибудь существенной центральной бюрократии. Между ними расположатся такие государства, как Франция и Пруссия, где короли имели доступ к влиятельным регионам сельскохозяйственного и коммерческого капитала, но вынуждены были вести переговоры о поддержке их военной деятельности с имевшими власть землевладельцами. Со временем впрочем, потребность в людях, деньгах и поставках так возросла, что правители стали также вести переговоры с массами населения. В следующей главе мы остановимся на согласованиях и их вариантах по типам государства.