Перемены объясняют все

Перемены объясняют все

Настроение после завершения трехдневной экскурсии резко отличалось от мыслей и чувств, охвативших меня в первый день поездки. Оживленные разговоры сменили уныние и подавленное состояние. Стали обмениваться мнениями, как только вернулись в свои бараки. Разговоры продолжались во время обеда, на групповых собраниях и после них. На второй день все повторилось снова. Повсюду слышались одни и те же слова:

- Все изменилось! Общество изменилось, китайцы стали другими!

Эта фраза действительно носила обобщенный смысл. "Все изменилось!" С этими фактами мы в последние годы сталкивались в прессе, в выступлениях начальства, а также в письмах. Людям искушенным все больше хотелось сопоставить получаемую информацию с реальностью. Таким в нашей группе был Лао Юань. На этот раз и он сдался.

Как-то вечером мы заговорили о сладкой выпечке в рабочей столовой, о питании рабочих, о газовых плитах в рабочих общежитиях, которые мы видели сами. Кто-то заметил, что, к сожалению, видели только, как кипятят воду, но не видели, как готовят еду и, главное, что едят. Тут Лао Юань заметил: "А я видел".

Поначалу все удивились, ведь ходили все вместе, как это он смог увидеть? Оказывается, когда все рассматривали убранство рабочего общежития, он зашел за дом и увидел мусорный бачок, в котором обнаружил рыбьи кости, яичную скорлупу и еще что-то.

Лао Фу, который в прежние времена был "большим начальником" и отвечал за фураж, обычно не отличался многословием, а тут вдруг разговорился: "Не то что во времена Маньчжоу-Го, когда у рабочих на столе не найти было ни рыбы, ни мяса. Даже до японской интервенции в 1931 году такое было редкостью. Я ведь выходец из семьи мелкого служащего…"

Лао Ван, воспитанный с детства японцами, разоткровенничался: "Когда я раньше читал газеты или изучал документы, я нередко сомневался в истинности того, что напечатано. Что, мол, это за промышленная зона Северо-Востока, о которой столько пишут? Ведь это всего лишь то, что оставили японцы. Теперь, увидев фабрику при промышленной школе, где в сторонку сдвинуты японские станки со старыми истертыми шкивами, а повсюду установлено новое оборудование отечественного производства, я поверил, что китайцы и в самом деле начали новую жизнь. Все изменилось!"

Все изменилось! Эти слова нашли отклик и у меня. Правда, я ощущал все происходящее по-своему.

Народ простил меня. Это было так неожиданно, что все три дня, пока шла экскурсия, я постоянно возвращался к мысли: так ли это? После стольких страданий они готовы все простить? Они до такой степени верят в политику председателя Мао в отношении перевоспитания преступников, но почему?

Прошлое и настоящее Фан Сужун и деревни Тайшаньбао — это прошлое и настоящее всех, кто живет сегодня на Северо-Востоке Китая. Преобразования в городе Фушуне можно наблюдать повсюду. Это и памятник погибшим героям в Пиндиншане и новые лесопосадки; это частично сохранившиеся открытые горные разработки и новые железные дороги с электрической тягой. Это подземные штольни долиною в 150 километров, в которых сохранились старые деревянные сваи и появились новые бетонные опоры. Это новые корпуса рабочих общежитий, дом престарелых, расположенный в бывшей японской гостинице, столовые, дневное освещение в домах и т. д. Одним словом, каждая улица, каждое строение, каждый агрегат, каждая колонка цифр и даже каждый камень говорили мне о том, какие произошли в стране грандиозные изменения. Все это заставило меня задуматься над тем, почему тетушка Лю сказала: "Зачем вспоминать прошлое?" И слова того молодого человека-инвалида, который поверил в то, что мы сможем стать другими. Перемены объясняли все.

Все изменилось! Сколько в этих словах горя и слез шахтеров города Фушуня!

В Фушуне, в этом известном на всем Северо-Востоке районе (ныне это местоположение открытых угольных карьеров), полвека назад была популярна песенка, в которой говорилось о богатствах этого края: "Все говорят, что за заставой хорошо, на протяжении тысячи ли не встретишь целины. Будь над головой другое небо, не выкопаешь столько драгоценностей". Однако, когда в 1901 году начались разработки, "выкопанные "драгоценности" в руки шахтерам не попали. Для них была приготовлена другая песенка: "Как попадешь в сей бесценный район, сразу продавай постель, меняй новое на старое. А старое на льняные мешки". В 1905 году после поражения царской России эти места в провинции Ляонин стали японскими. За сорок лет в фушуньских шахтах погибло от 250 до 350 тысяч человек.

Перемещенные обманным путем люди из провинций Шаньдун и Хэбэй, а также местные разорившиеся крестьяне каждый год доставлялись партиями в фушуньские шахты. Большинство из них жило в огромных бараках по 100 — 200 человек. Во все времена года они носили рубища, работая по 12 часов в день. И так грошовое жалованье частично уходило в карманы разных начальников.

Рабочие, у которых были семьи, жили в так называемых копчушках. Жизнь у них была голодная, да и надеть было нечего. Родившиеся детишки бегали голышом, умирали от голода, так их и хоронили голыми.

Многие не могли себе позволить завести семью. На шахте Лунфэн свыше 70 % рабочих были холостяками.

Об охране труда в шахтах говорить не приходилось. Взрывы и обвалы были делом обычным. Рабочие говорили: "Хочешь питаться за счет угля, готовься отдать за это жизнь". Однажды в 1917 году в одной из шахт произошел взрыв газа. Чтобы снизить ущерб от взрыва, японцы замуровали вход в шахту, в которой заживо было похоронено 970 шахтеров. В 1923 году в шахте вспыхнул пожар, погибло 69 человек. В 1928 году там же после прорыва подземного потока утонуло 482 человека.

Марионеточное правительство произвело подсчеты: с 1916-го по 1944 год общее число раненых и погибших достигло 251999 человек.

Тела погибших обычно вывозили в овраг к северу от населенного пункта под названием Наньхуаюань. Он был заполнен трупами. Люди стали называть это место "ямой десяти тысяч человек".

Японцы организовали для шахтеров местечко под названием "Сад увеселений" с большим количеством проституток, игорных домов и опиумных курилен.

В Фушуне располагались не только фешенебельные дома японцев и высокие башни шахт. Возле храма Лаоцзюньмяо бродили толпы нищих, рядом с рекой Янбохэ и сточной канавой валялись истлевшие трупы кошек и безжизненные тела детей. Зимой каждый день под мостом появлялись новые трупы. Там ночевали безработные. Некоторые из них утром следующего дня становились новыми жертвами. Это место с горечью называли "гостиницей для больших чиновников".

Во времена Маньчжоу-Го в Фушуне возникла новая структура: концентрационный лагерь для шахтеров, которые "выступали против Маньчжоу-Го и японцев". Тех, кто туда попадал, жестоко избивали, а затем под дулом винтовок и в окружении овчарок заставляли заниматься рабским трудом. Они жили в ужасающих условиях и зимой нередко замерзали прямо на лежанке-кане.

"Все изменилось!" Сколько скрыто за этими словами печальных событий! И в то же время сколько радостных минут для обретших свое счастье людей!

В открытом карьере остались следы от здания для рабочих в 3500 квадратных метров, которое построили японцы в 1931 году Там же возвышается новое общежитие для рабочих площадью в 17 тысяч квадратных метров, построенное через семь лет после освобождения.

На третий день экскурсии мы посетили шахту Лунфэн и побывали в семье рабочего, который проживал в общежитии при шахте. Возможно, это был один из тех 70 % бывших холостяков. На стене висела фотография семейной пары. Молодой человек на ней улыбался. Наверное, он входил в число 80 %, которые женились после освобождения.

На кухне стояла газовая плита, над которой виднелось голубое пламя.

Этот уютный огонек, создававший теперь ощущение покоя, в прежние времена наводил на людей страх. Сколько семей он погубил, сколько слез было пролито женами! Сегодня он принес людям тепло и счастье!

Мы шли по улице, освещенной бесконечной чередой фонарей дневного света, легкий ветерок дул нам в лицо, а заведующий отделом шахты Ван рассказывал нам одну историю страшнее другой.

Газ, этот злейший враг угольщиков всего мира, унес жизни огромного числа людей, работавших на шахтах. Три шахты — Лунфэн, Шэнли и Лаохутай отличались наибольшей концентрацией газа. В первый год после освобождения там по-прежнему оставалась значительная концентрация газа, в особенности в шахте Лунфэн. Японцы и гоминьдановцы разрушили шахты, завалили проходы, и там постоянно сильно пахло газом. Взрывчаткой и электрооборудованием пользоваться было нельзя. Пришлось приложить немало усилий, в том числе и с использованием богатого опыта рабочих-ветеранов, чтобы в конечном итоге снизить объем проникающего газа. Позднее рабочим удалось в этом направлении добиться новых успехов.

Осенью 1949 года один из инженеров шахты предложил вывести газ через специально проложенные трубы на поверхность земли и использовать его как топливо. Были проведены удачные опыты, и к первому июля 1950 года был пущен пробный газ. Радостные толпы народа громко кричали: "Мы победили!"

Эта история заставила меня вспомнить старика-инвалида из дома престарелых. Ведь он пострадал именно от взрыва газа. У него не осталось никого из родных. Единственная фотография, висевшая на стене, была фотография председателя Мао. Вспомнилась песня, которую пели ребятишки из детского сада: "Без компартии нет нового Китая…"

Во время нашей прогулки заведующий Ван временами останавливался и рассказывал о том, что было на этом месте раньше. Нередко он вспоминал, как издевались над людьми японцы и их прислужники.

Теперь все изменилось! Изменения видны повсюду. От лесонасаждений в Пиндиншане до каждого камня в шахтах. Перемены произошли и в людях: в стариках в доме престарелых, в рабочих, что живут в новом общежитии, всюду. Главное, что изменились люди.

Причину всех этих перемен объясняет фотография, что у кровати старика, песни детей, красная звезда, что сияет на башне у шахты…