Моя связь с главарями фэнтяньской группировки

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Моя связь с главарями фэнтяньской группировки

"5 августа. Встал в семь часов. Пришел Сяо Бинянь проверить пульс. В восемь часов Чжэн Сяосюй пояснил мне трактат "Тунцзянь". В девять часов прогуливался по саду, принял Кан Ювэя. После десяти часов он ушел. Пришли Чжан Сянь и Чжан Цинчан. Я оставил их позавтракать и подарил каждому по каллиграфической надписи в виде иероглифов "богатство" и "долголетие". Сфотографировались вместе в саду. Чжан Сянь — командир частей Ли Цзинлиня, а Чжан Цинчан — из частей Сунь Чуаньфана. В двенадцать часов они распрощались и ушли. Дал короткую аудиенцию Цзи Сюню. Когда я ел фрукты и пил чай, пришла англичанка — преподавательница английского языка. Побеседовал с ней. Затем пришла художница, которую пригласила императрица. Я вернулся в спальню, чтобы отдохнуть. После этого катался в саду на велосипеде. Под вечер на автомобиле съездил в недавно купленный новый дом. В восемь часов ужинал, отдыхал, затем принял доктора Цзе Баочуаня. В одиннадцать лег спать.

6 августа. Встал в восемь часов. В десять принял Юань Личжуня. В одиннадцать часов завтракал и принял Цзе Баочуаня. В двенадцать принял Кан Ювэя. В час он ушел. Затем пришел наставник Чэнь Баошэнъ. В три часа отдыхал. Пришли на прием командир корпуса шаньдунской армии Би Шудэн и старший брат его жены — командир бригады Чан Чжиин. Они вскоре ушли. Прибыл У Чжанцай. Я спросил его, когда он едет на юг, и передал привет У Пэйфу. В шесть часов пришел Би Ханьчжан, вскоре ушел. Во время прогулки по саду встретил Жун Юаня, немного поговорил с ним. Затем пошел в помещение отдыхать".

По этому единственному сохранившемуся листку моего дневника за 1927 год можно судить, как обычно проходил мой день и с кем я тогда встречался. С 1926 по 1928 год Би Шудэн, Чжан Цзунчан и другие были постоянными гостями в моей резиденции. Кроме них, мне приходилось принимать Чжан Сюэляна, Чу Юйлу, Сюй Юаньцзаня, Ли Цзинлиня и других лидеров фэнтяньской группировки милитаристов. Первый, кто встретился со мной, был Ли Цзинлинь. Когда я приехал в Тяньцзинь, город только что заняли солдаты фэнтяньской армии, разбившей У Пэйфу. Генерал-губернатор провинции Чжили — ставленник фэнтяньской группировки. Ли Цзинлинь немедленно посетил меня как представитель местной власти и предложил свою защиту. Однако действие их военных приказов и правительственных декретов не распространялось на иностранные концессии.

В течение семилетнего пребывания в Тяньцзине я пробовал привлечь на свою сторону всех тех милитаристов, которых мне хотелось использовать. Каждый из них в той или иной степени давал мне повод надеяться. У Пэйфу называл себя моим подданным, Чжан Цзолинь бил мне челом, а Дуань Цижуй по собственной инициативе просил у меня аудиенцию. Больше всего надежд я возлагал на лидеров фэнтяньской группировки. Чтобы привлечь их на свою сторону, мне пришлось потратить немало сил и времени.

Однажды — это было в июне того года, когда я прибыл в Тяньцзинь, — Жун Юань радостно сообщил мне, что Чжан Цзолинь прислал мне через свое доверенное лицо, Ян Цзепу, 100 тысяч юаней и передал, что хотел бы встретиться со мной у себя. Узнав об этом, Чэнь Баошэнь немедленно заявил, что император ни в коем случае не должен посещать республиканского генерала, тем более что место встречи находилось за пределами концессии. Мне тоже казалось, что это будет унизительным и опасным, и я отказался. К моему удивлению, на следующую ночь Жун Юань привел Ян Цзепу, который сказал, что Чжан Цзолинь ждет меня у себя, и заверил, что на китайской территории мне гарантирована полная безопасность. Поскольку самому Чжан Цзолиню прибыть на территорию концессии неудобно, он просит меня пожаловать к нему. Жун Юань не раз говорил мне о преданности Чжан Цзолиня, к тому же я сам вспомнил, что совсем недавно он проявлял обо мне заботу. Еще раньше, во дворце, я слышал, что после Чжан Сюня Чжан Цзолинь больше всех других питал добрые чувства к Цинской династии. Поэтому, никому ничего не сказав, я сел в автомобиль и уехал.

Был ранний летний вечер. Я впервые выехал за пределы территории японской концессии. Подъехав к саду семейства Цао, где в то время жил Чжан Цзолинь, я увидел странный почетный караул у ворот: солдаты в серой форме держали в руках древние мечи, копья и современные винтовки. Мой автомобиль проехал между двумя рядами этого почетного караула и въехал в сад.

Когда я вышел из машины, меня провели в залитый огнями большой зал. Там меня встретил невысокого роста человек с усами, в штатской одежде. Я сразу узнал в нем Чжан Цзолиня. Это была моя первая встреча с видным республиканским деятелем. Я медлил, не зная, как себя держать, так как Жун Юань заранее не подсказал мне, что делать в таких случаях. Неожиданно Чжан Цзолинь быстро подошел ко мне, упал на колени и отбил поклон, сказав:

— Здравствуйте, ваше величество.

— Здравствуйте, генерал! — Я с трудом поднял его, и мы вместе направились к гостиной. У меня приподнялось настроение, и в какой-то степени я был благодарен ему за его поступок. Чувство неловкости исчезло. Теперь больше всего я радовался тому, что этот важный для меня человек не забыл прошлое.

Гостиная была обставлена очень богато, однако мебель в ней стояла самая разностильная: столы и стулья из красного дерева, европейские диваны, стеклянная декоративная ширма и т. п. Мы сели за круглый стол друг против друга. Чжан Цзолинь курил одну сигарету за другой и без конца говорил. Начал он с резкого осуждения Фэн Юйсяна за преследование двора, объясняя это желанием последнего захватить дворцовые драгоценности. Сам же он с огромным вниманием следит за сохранностью памятников древней культуры и драгоценностей, и поэтому не только сохранил в прекрасном состоянии императорский дворец в Фэнтяне, но хочет также для большей гарантии вывезти из Пекина уникальную рукописную энциклопедию "Сы ку цюань шу". Затем он сказал с укоризной, что мне не следовало после прихода его войск в Пекин искать убежище в японской миссии, ибо у него было достаточно сил, чтобы защитить меня. Он расспрашивал меня о моей жизни в последнее время и просил сообщать ему, если мне что-нибудь будет нужно.

Я сказал, что хорошо знаю, как он беспокоится за меня, но, поскольку войска Фэн Юйсяна тогда еще находились в Пекине, я был просто вынужден бежать в японскую миссию.

— Мне хорошо известно, — сказал я затем, — как охраняются могилы предков императора и дворец в Фэнтяне, и добрые чувства генерала Чжана мне понятны.

— Может быть, вашему величеству будет угодно поехать в Фэнтянь и жить там во дворце? Со мной вы будете вне опасности, — предложил Чжан Цзолинь.

— Благодарю вас, генерал Чжан…

Однако генерал Чжан Цзолинь не стал продолжать разговор на эту тему и заговорил о моей повседневной жизни:

— Если вам что-либо понадобится, напишите мне.

Чего мне не хватало? Только трона. Но в тот вечер по вполне понятным причинам я не мог об этом сказать.

Мы разговаривали с глазу на глаз, и свидетелями нашего разговора была лишь комната, полная мух. Я сразу же про себя отметил, что мухи, да еще ночью, были бы совершенно невероятным явлением на территории концессии.

Через некоторое время вошел офицер и доложил, что начальник штаба Ян Юйтин просит принять его.

— Не к спеху, пусть подождет! — ответил Чжан Цзолинь.

Я торопливо встал:

— У генерала дела, позвольте откланяться.

— He к спеху, не к спеху, — повторил Чжан Цзолинь.

В этот момент за ширмой промелькнуло женское лицо (как я узнал позже, это была пятая наложница Чжан Цзолиня). Мне стало ясно, что он действительно занят, и я снова стал прощаться. На этот раз он меня не удерживал.

Всегда, когда я выезжал из своей резиденции, за мной следовал японский полицейский в штатском. Не явилась исключением и эта поездка. Не знаю, заметил ли Чжан Цзолинь японца в европейском костюме, стоявшего около автомобиля, но, провожая меня, он громко сказал:

— Если японские черти будут вас обижать, скажите мне. Я их проучу!

Автомобиль снова проехал мимо удивившего меня почетного караула, выехал из сада семьи Цао и возвратился на территорию концессии. На следующий день меня посетил японский генеральный консул и сделал мне предупреждение:

— Если ваше величество еще раз самовольно выедет на китайскую территорию, японское правительство не сможет больше гарантировать вашу безопасность!

Несмотря на то, что Чжан Цзолинь обещал, если потребуется, проучить японцев, а японский генеральный консул даже заявил протест против моего посещения китайской территории, между японцами и Чжан Цзолинем существовала тесная связь. И это знали все. Если бы японцы не снабжали Чжан Цзолиня оружием, вряд ли бы он имел такую огромную армию. Эта встреча возродила в моей душе надежду, и я не обратил внимания на протест консула и тем более на недовольство Чэнь Баошэня и его группы.

В 1927 году, когда в Японии к власти пришел кабинет Танаки, мои надежды на реставрацию усилились еще больше [50]. Приведу отрывок из приговора Международного военного трибунала для Дальнего Востока, опубликованного в 1948 году. В нем говорилось следующее:

"Проводимый премьер-министром Танакой "активный политический курс" заключался в сотрудничестве с властями Маньчжоу-Го, особенно с командующим северо-восточными пограничными войсками и административным главой Маньчжурии и Жэхэ Чжан Цзолинем, с целью расширения тех особых привилегий, которые уже были получены Японией в Маньчжурии. Премьер-министр Танака некогда сделал такое заявление: несмотря на то, что Япония уважает суверенные права Китая по отношению к Маньчжурии и желает по мере возможности осуществить политику "открытых дверей" во всем Китае, Япония полна решимости ни в коем случае не допустить возникновения таких событий, которые нарушили бы спокойствие в данном районе и нанесли ущерб важнейшим правам и привилегиям Японии. Кабинет Танаки настаивал на том, что необходимо рассматривать Маньчжурию как область, совершенно отличную от других составных частей Китая, и заявлял, что в случае, если беспорядки, которые происходят в других частях Китая, затронут Маньчжурию и Монголию, Япония готова силой оружия защитить свои права и преимущества в данном районе".

Тот самый Чжан Цзолинь, который бил мне челом, получив поддержку от кабинета Танаки, стал лидером милитаристов всего Северного Китая и командующим армией умиротворения. Позднее он стал маршалом. Когда войска Чан Кайши двигались на север, японские солдаты, защищавшие "законные" интересы Японии на Северо-Востоке и во Внутренней Монголии, достигли города Цзинань (провинция Шаньдун), в сотнях километров от "защищаемого" ими района, где организовали чудовищные кровавые события. Командующий японской армией Окамура издал указ, в котором сделал предупреждение Чан Кайши (стремясь подчеркнуть свое внимание ко мне, офицер штаба японского гарнизона, расквартированного в Тяньцзине, лично переписал для меня один экземпляр этого указа). Заискивая перед империалистами, Чан Кайши только что перед этим казнил коммунистов, рабочих, студентов, однако, увидев этот указ, он почтительно ретировался из Цзинани и запретил какие-либо выступления против японцев.

К этому времени мои связи с лидерами фэнтяньской группировки были тесными, как никогда.

Эти связи стали совершенно открытыми после моей встречи с Чжан Цзолинем. Чжан Вэньчжи, управляющий делами отца, имел немало близких друзей среди милитаристов фэнтяньской клики. В то время он стал названым братом Чжан Цзунчана и был одним из тех, кто представил мне фэнтяньских генералов. Бывший капельмейстер военного оркестра дворцовой охраны Ли Шикуй теперь тоже стал играть заметную роль в фэнтяньской армии. Именно он представил мне Чу Юйпу и Би Шудэна. Ху Жоюй привел ко мне Чжан Сюэляна. Всем этим генералам, посещавшим меня, не нужно было кланяться до земли и бить челом, как они делали раньше в Запретном городе. Я не жаловал им права приезжать на аудиенцию верхом или в паланкине; они делали лишь легкий поклон или здоровались со мной за руку, после чего держались как равные. В письмах к ним я старался не подчеркивать, что я император. Такая близость к ним объяснялась их отношением к моей реставрации. Прежде всего на меня произвел хорошее впечатление Би Шудэн, ибо он более, чем кто-либо другой, принимал близко к сердцу все мои дела. Его слова: "Люди мечтают о прошлом", "В будущем только монархия может спасти Китай, а ныне дракон не имеет головы" — мало отличались от того, что говорили цинские ветераны. Би Шудэн был командиром корпуса у Чжан Цзунчана и командующим эскадрой в Бохайском заливе. Я возлагал на него довольно большие надежды и поэтому очень переживал, узнав, что его расстрелял Гу Юйпу. После его смерти я связал свои надежды с Чжан Цзунчаном.

Чжан Цзунчан (второе имя Сяо Кунь) был уроженцем уезда Есянь провинции Шаньдун. Когда я встретил его в Тяньцзине, ему было за сорок. На первый взгляд он производил впечатление крепкого мужчины. Однако при близком рассмотрении в глаза бросалась мертвенная бледность лица — это был результат курения опиума. В пятнадцать лет он бродяжничал в Инкоу, был слугой в игорном притоне. Целыми днями водился с босяками, мошенниками, ворами и картежниками. Некоторое время спустя на Северо-Востоке он стал возглавлять мелкую банду разбойников, а позднее перебрался во Владивосток, где служил частным сыщиком при корпорации китайских купцов. Он сорил деньгами направо и налево. Умел быстро установить связи с нужными людьми, содержал публичные дома, игорные притоны, опиумокурильни и благодаря тесному сотрудничеству с русской жандармерией и полицией стал признанным авторитетом среди преступного мира во Владивостоке.

После Учанского восстания революционная армия Юга послала своих эмиссаров к китайско-русской границе, с тем чтобы уговорить главаря местных бандитов по кличке Люпуль (Лю Юйшуана) присоединиться со своими людьми к ним.

После усиленных переговоров бандиты Лю вошли в состав кавалерийского полка, а сам Лю стал его командиром. Так как Чжан Цзунчан выступал во всем этом посредником, он сопровождал их до Шанхая, и уж не знаю каким образом, но сам он стал командиром полка революционной армии, а Лю, назначенный командиром дивизиона, оказался под его началом. Когда вспыхнула "вторая революция", он перешел на сторону контрреволюции и, совершив массовые убийства революционеров, завоевал расположение Фэн Гочжана, став командиром батальона его охраны. Он быстро продвигался по службе, и вскоре его назначили командиром 11-й дивизии. Потерпев поражение в провинциях Цзянсу и Аньхой, он бежал из Центрального Китая и нашел прибежище у Чжан Цзолиня, став у него командиром бригады. Благодаря поддержке фэнтяньской армии он постепенно поднимался от должности командира дивизии до командира корпуса, от поста военного комиссара провинции Шаньдун до главнокомандующего по истреблению бандитов в провинциях Цзянсу, Аньхой и Шаньдун. Наконец он стал командующим объединенной армии в провинциях Чжили и Шаньдун, где фактически был местным императором.

За его темное прошлое газеты на Юге называли его "собачьим генералом", а затем перекрестили в "длинноногого генерала", так как он всегда позорно бежал, когда терпел поражение.

2 апреля 1928 года войска Чжан Цзунчана были разбиты, попав у реки Ланьхэ в клещи двух армий — Чан Кайши и Чжан Сюэляна. Сам Чжан Цзунчан бежал в Люйшунь, а потом переправился в Японию. В 1932 году под предлогом приведения в порядок могилы своих предков Чжан Цзунчан вернулся в Шаньдун. Здесь он тайно уговорил Лю Чжэняня поднять восстание, надеясь с помощью его войск захватить пост председателя Шаньдунской провинции, который занимал Хань Фуцзюй, и вернуть себе былое господство. 3 сентября 1932 года он был убит на вокзале в городе Цзинань. Убийца признался, что мстил за смерть своего дядюшки (его дядюшка Чжэн Цзиншэн — командир корпуса в армии Фэн Юйсяна — был расстрелян Чжан Цзунчаном). Фактически же это убийство было организовано председателем провинции Шаньдун Хань Фуцзюем. Говорят, что труп Чжан Цзунчана долго валялся под открытым небом, так как начальник его секретариата даже за деньги не мог нанять людей, которые согласились бы перенести его тело, а гробовщики не хотели продать для него гроб. В конце концов местные власти провинции, подстроившие убийство, все же велели убрать труп. Этот злейший враг народа был частым гостем в моей резиденции в Тяньцзине, и на него я возлагал большие надежды.

Когда я жил в Северной резиденции отца, меня однажды навестил Чжан Цзунчан; он был переодет и загримирован. После моего переезда в Тяньцзинь он навещал меня всякий раз, когда бывал в городе. Появлялся он всегда глубокой ночью, так как днем обычно спал. По вечерам он курил опиум, поэтому был всегда сильно возбужден. Мы говорили на разные темы и подолгу.

В 1926 году войска Чжан Цзолиня и У Пэйфу объединились против Фэн Юйсяна и разбили его армию под Нанькоу. Армия Фэн Юйсяна отступила, и первыми, кто вошел в Нанькоу, были отряды Чжан Цзунчана. Услышав эту добрую для меня весть, я немедленно написал ему письмо — императорский эдикт, поздравляя его с победой над красными и со спасением Китая от коммунизма.

"13 июля 1926 года

Пишу письмо с пожеланиями всего наилучшего Сяо Куню. Мы давно не обменивались письмами, и я скучаю по Вас. Боевые действия у Нанькоу уже закончились, и Вы добились почти полной победы.

Теперь, командуя войском численностью свыше 10 тысяч человек, Вы ведете бои между Шаньдуном и Чжили, одерживая над сильным противником одну победу за другой. В летний зной, в трудных и опасных условиях, Вы, отражая натиск врага, в течение нескольких дней разгромили старое логово мятежников, совершили великий подвиг, спасли Китай от грозящего ему кризиса, добились успеха в ликвидации коммунистов. Сейчас коммунисты уже отброшены далеко, но если это зло не уничтожить с корнем, боюсь, что в дальнейшем нас ждет неминуемая беда.

Надеюсь, что Вы, руководствуясь принципом искоренения зла, доведете дело до конца и сметете их с лица земли. Только тогда Китай и китайский народ обретут счастье.

Посылаю Со Юйшаня [51], чтобы он преподнес Вам две серебряные вазы в честь победы под Нанькоу. Прошу принять их. Передайте приветы Ханьцину [Чжан Сюэляну], Фанчэню [Ли Цзин-линю] и Юньшаню [Чу Юйпу]".

Известие о победе Чжан Цзунчана я получил раньше, чем сообщили газеты, так как имел свою собственную разведку. Меня очень обрадовала победа Чжан Цзунчана, и я надеялся, что он одержит полную победу, которая поможет осуществить реставрацию. Однако этот "собачий генерал" в период своего взлета не желал откровенно говорить на эту тему. Он вспомнил о реставрации лишь тогда, когда стал "длинноногим генералом".

В 1928 году Чан Кайши, Фэн Юйсян, Янь Сишань и другие объявили о своем сотрудничестве и предприняли совместное наступление на Север. Обойдя японские войска, помогавшие Чжан Цзунчану в районе железной дороги Тяньцзинь — Пукоу, они захватили опорную базу Чжан Цзунчана — провинцию Шаньдун. Войска Чжан Цзунчана были наголову разбиты, а сам он бежал в Шаньхайгуань. В это время Чжан Цзолинь погиб при взрыве бомбы, подложенной японцами, а его сын, молодой маршал Чжан Сюэлян, отказал Чжан Цзунчану во въезде на Северо-Восток. Войска Чжан Цзунчана находились в тяжелом положении в районе Лутай — Ланьчжоу, сдерживая натиск противника с двух сторон; катастрофа была неминуема. В это время ко мне прибыл Цзинь советник Чжан Цзунчана, и передал от него письмо, в котором тот хвастал, что в его распоряжении имеется еще много солдат, оружия и что вернуть Пекин и Тяньцзинь не представляет большой труд, ности. Он писал также, что обучает армию, на содержание которой ежемесячно уходит 2500 тысяч юаней. "Рассчитывая на Вашу мудрость, я покорно прошу пожаловать мне некоторую сумму денег, чтобы преданный Вам солдат был уверен в том, что он может на что-либо рассчитывать". Цзинь Чжо несколько раз подчеркнул, что Чжан Цзунчан вот-вот одержит победу и единственное, что ему нужно, — это моя денежная помощь. Узнав, что я опять намерен тратить деньги, Чэнь Баошэнь и Ху Сыюань начали меня отговаривать. В конце концов дело кончилось тем, что я послал Чжан Цзунчану лишь подбадривающее его письмо. Вскоре Чжан Цзунчан потерпел полный крах и бежал в Японию. Чем дальше он от меня находился, тем больше людей передавали мне от него письма и сообщения. В них Чжан Цзунчан, выражая все большую преданность цинскому двору, просил у меня денег. Кроме Цзинь Чжо (в период Маньчжоу-Го он был моим адъютантом), письма мне передавали Се Цзеши, ставший впоследствии министром иностранных дел; Ван Цзисин, начальник уезда Дэчжоу; Чжу Яо, начальник железной дороги Тяньцзинь — Пукоу; Лю Сяне, племянник Чэнь Баошэня; Фэй Юйкай, политикан аньфуской группировки, и называвший себя начальником секретаря Чжан Цзунчана Сюй Гуанчжэн. От них я получал различные известия о Чжан Цзунчане и уже не помню, сколько денег они у меня взяли.

Привожу здесь два письма из тех, что были тогда написаны.

"…После того как я узнал о Вашем поражении при Ланьхэ, я никаких известий больше от Вас не получал, и это меня очень беспокоит. Тревога не покидает меня ни днем, ни ночью. Вчера получил докладную записку от посланного мною в Далянь министра иностранных дел Се Цзеши, из которой узнал, что Вы находитесь в Люйшуне, а также о том, что Вы договорились с бывшим русским генералом Семеновым бороться против красных до полной победы. Это сообщение меня очень обрадовало. Победа и поражение на войне обычные явления. Прежде чем Вы начнете новые бои, нужно хорошо к ним подготовиться, нельзя действовать опрометчиво.

Поддерживая друг друга, Вы с Семеновым непременно добьетесь успехов. В настоящее время Вы находитесь в трудном положении, Вам необходима поддержка. Каждый раз, вспоминая об этом, я не могу ни спать, ни есть спокойно. Надеюсь, что Вы будете беречь себя для блага нашей страны!.. Я возлагаю на Вас самые большие надежды!"

"Ваше императорское величество, примите почтительный поклон от Цзунчана. В прошлом месяце, будучи в Токио, я встретил Лю Сяне, и он вручил мне письмо императора. Я был очень тронут и немедленно написал ответное письмо. Прошел уже год, как я расстался с императором. Дни и ночи думаю я о бедствии моего народа, о смутах в нашей стране. Наш император так печется о судьбах страны, так любит народ, что я, конечно, должен все тщательно спланировать, не допуская ни малейшей небрежности. Однако когда делаешь большое дело, испытывая при этом финансовые затруднения, трудно добиться цели. Любое дело нелегко осуществить силами одного человека, но с любым делом можно справиться, если взяться за него всем вместе. Император, конечно, хорошо понимает это. Осенью прошлого года была заказана партия оружия стоимостью 2 миллиона 100 тысяч юаней. Из этой суммы вначале полагалось выплатить половину. Неожиданно цена японской иены повысилась, и на китайские деньги это составляет теперь 3 миллиона юаней.

В настоящее время проведена полная военная подготовка. Вопрос стоит так: или не начинать боевых действий, или же, начав их, непременно добиться успеха. Все упирается только в оружие, для покупки которого требуется весьма крупная сумма денег. Я испробовал все способы, но помощь, обещанная в дальнейшем, не удовлетворит насущную потребность. После длительных размышлений я пришел к выводу, что единственный способ — это прибегнуть к Вашему императорскому величеству и просить Вас сначала выделить один миллион юаней.

Если полностью получить данную сумму сейчас невозможно, то для начала нужны хотя бы 300 — 500 тысяч юаней для того, чтобы успешно вести дела. Мы будем благодарны императору за бесконечную доброту. Посылаем бывшего начальника уезда Дэчжоу Ван Цзисина, чтобы он лично изложил императору суть дела. Это весьма надежный человек, к тому же мой близкий родственник. Если император согласен, он может привезти деньги. Как только деньги окажутся у нас в руках, мы сразу же начнем действовать. Эти деньги через два месяца после моего возвращения на родину я с почтением возвращу Вашему императорскому величеству.

Жду и надеюсь, что все закончится успешно. Глубокой ночью заканчиваю это письмо. Ожидаю Ваших указаний относительно всех этих вопросов.

Желаю Вашему императорскому величеству здоровья!"

Все знали, что смерть Чжан Цзолиня была делом рук японцев. Позднее я слышал, что они расправились с ним потому, что он все меньше им повиновался; его неповиновение было вызвано влиянием молодого маршала Чжан Сюэляна, намеревавшегося порвать отношения с японцами и установить новый союз с американцами. Именно поэтому японцы называли его неблагодарным и считали, что он поступил не по-дружески. Тем не менее тогда я был напуган убийством Чжан Цзолиня. Некоторые ветераны пытались предостеречь меня, но все было безуспешно, так как я относил себя к совершенно иному классу людей. В конце концов, Чжан Цзолинь был всего лишь военным командиром, и таких людей можно было найти еще. Я же был император. Второго такого среди китайцев японцы выбрать не могли.

В то время люди, окружавшие меня, рассуждали так: "Народ на Северо-Востоке всей душой ненавидит японцев, а японцы пытаются помешать объединению сил Чжан Сюэляна с Гоминьданом. Японцы достаточно сильны, чтобы захватить Северо-Восток силой, но даже если они и смогут это сделать, им вряд ли удастся управлять самим; без вашего величества на троне им будет весьма трудно достигнуть своей цели". Я был глубоко уверен в том, что и сами японцы понимают это. "Если я хочу опереться на силу Японии, я прежде всего должен завоевать сердца населения Северо-Востока". Для меня подобная политика была совершенно очевидной, поэтому я разыскал бывших военачальников Чжан Цзолиня, которых мог бы использовать в деле реставрации монархии. Человека, выступавшего от моего имени среди военачальников фэнтяньской клики, звали Шан Яньин. Цинский ветеран, он происходил из маньчжурской семьи, жившей в провинции Гуандун. В прошлом он был членом академии Ханьлинь, а теперь являлся членом Общества красной свастики на Северо-Востоке. Поскольку Чжан Сюэлян дал ясно понять, что намерен сотрудничать с Чан Кайши, Шан Яньину приходилось работать в большой тайне. Короче говоря, его попытки ни к чему не привели. У меня сохранился черновик письма, которое в ту пору я ему написал.

"Несколько дней подряд чувствую себя нездоровым — температура, по вечерам головная боль, головокружение, страшная усталость, поэтому не могу принять Вас. Ваша поездка в Фэнтянь внешне выглядит как деловая поездка по денежным расчетам за землю, но главная ее цель связана с одним важным вопросом. Вы понимаете, что я имею в виду.

…Если у Вас в дальнейшем возникнут какие-либо вопросы, связанные с финансовыми делами, можете немедленно связаться с канцелярией. Когда будете писать о важном для нас деле, не забудьте сохранять все это в тайне".

Ниже идет доклад Шан Яньина:

"Ваше императорское величество, Вы плохо себя чувствуете, Вам нужно спокойно отдыхать и лечиться.

Очевидно, изменения в обстановке произойдут не позднее чем через три месяца. Сейчас Ваше императорское величество испытывает трудности, но, может быть, это предвестие будущего счастья?

Надеюсь, что Вы не будете слишком расстраиваться и переутомляться. Нужно ждать благоприятного момента. Относительно всего, что Вы мне написали, я непременно буду придерживаться Ваших указаний.

Шлю Вам, Ваше императорское величество, свои наилучшие пожелания".

На этот доклад я наложил резолюцию:

"Ваша поездка весьма необходима, но нужно придумать такой предлог, который не вызовет подозрений у Чжан Сюэляна. Ваша преданность и энергия служат большим утешением в наших надеждах. В это смутное время легко навлечь на себя подозрение, поэтому строго храните тайну. Берегите свое здоровье!"