Китай получает поддержку

Китай получает поддержку

После поражения в войне с Японией (1894–1895 гг.) возглавлявший китайскую делегацию на преговорах с японцами в Симоносеки Ли Хунчан не видел ни малейшего просвета на горизонте, когда к нему неожиданно обратился русский дипломат с прозрачным намеком: Китай в этом мире не без друзей. Во время коронации императора Николая фактический китайский премьер Ли Хунджан получил от Витте значительную сумму денег, во многом благодаря чему согласился подписать тайный договор с Россией, согласно которому Петербург обещал Китаю помощь в случае нападения на него Японии. Прежде всего, Петербург пообещал помочь с выплатой контрибуции. В короткое время с этой целью был создан Русско-Китайский банк, имевший право выпускать валюту и собирать налоги от имени китайского министерства финансов, строить железные дороги повсюду в пределах Маньчжурии, проводить телеграфное сообщение. Россия создавала особые отношения с Китаем.

Почуяв неладное, японцы поставили на ноги свою дипломатию в Европе. Ключевыми столицами обеспокоенной японской активности были Санкт-Петербург и Лондон. Российская столица жестко отнеслась к японским требованиям в отношении Китая, поскольку (повторяем) чувствовала твердую поддержку главных европейских держав, весьма решительно воспротивившихся попаданию Китая в сферу исключительного влияния самоуверенной победоносной Японии. Как смеет азиатский Токио самонадеянно решать проблемы, уже несколько веков бывшие в сфере компетенции мирового силового центра — Европы? Не требовало большого труда убедить Францию, у которой были свои большие колониальные интересы в Индокитае и Африке. Возвышение Японии парижская «Тан» охарактеризовала как представляющую собой «постоянную угрозу интересам Европы». Не менее категоричен был и Берлин. Германский кайзер Вильгельм Второй пишет российскому императору Николаю Второму: «Дражайший Ник, я рад показать тебе насколько наши интересы сплетаются на Дальнем Востоке; мои корабли получили приказ в случае необходимости следовать за твоими — если события примут настолько опасный поворот; Европа ощутит благодарность к тебе за быстрое понимание того, сколь великое будущее России заключается в окультуривании Азии и в Защите Креста старой христианской европейской культуры против посягательств монголов и буддизма; естественно то, что Россия берет на себя грандиозную работу ради спокойствия Европы и защищенности твоего тыла; я не позволю никому пытаться вторгнуться в твои дела и атаковать тебя в Европе с тыла во время исполнения тобой огромной миссии, которую небеса предназначили для тебя. Ты можешь этому верить как церковному аминь».

Более всего японцев в данной конъюнктуре интересовал вопрос: будет ли Россия (и ее возможные союзники) драться? Готова ли Россия воевать на Дальнем Востоке? Именно этот вопрос задал японский посол в Петербурге русскому министру иностранных дел графу Лобанову-Ростовскому, добавив к запросу требование пересмотреть наступательные планы. Позже, размышляя над происшедшим, японцы пришли к выводу, что именно это требование было решающим — ибо отказ России пересмотреть свою позицию ставил сразу же японско-русские отношения за опасную грань. Военные флоты всех трех, занявших антияпонскую позицию держав были приведены в состояние боевой готовности. (Резонно то умозаключение, что именно резкость японского запроса делала отказ России — заручившейся союзнической помощью Парижа и Берлина — прямой дорогой к силовому разрешению российско-японских противоречий, последовавший через десять лет).

Японское правительство агонизировало, Токио колебался. Но японский военно-морской флот в те времена не имел ни одного линейного корабля, а на действительной службе в армии насчитывались всего 67 тыс. человек. Видя, как посуровел для них международный горизонт, фиксируя мобилизацию Россией Амурского региона, премьер-министр Ито в конечном счете посчитал невозможным бросить перчатку буквально всей Европе и России, и посчитал более мудрым смириться перед превосходящей силой и не пытаться обосноваться на евразийском континенте. Именно так Ито рекомендовал поступить императору Мэйдзи. Император Мэйдзи издал рескрипт, не очень умело скрытой целью которого попытаться «спасти лицо» в свете неудачи овладения Ляодунским полуостровом. Японский император 10 мая 1895 г. уступил: «Я должен принять совет трех стран».

Токио в конечном счете поспешил подписать мирный договор с Пекином. Япония, не мешкая, ратифицировала новый мирный договор — стремясь за счет этой скорости остановить русских, если те попытаются еще более основательно вмешаться в японо-китайские дела. «Бриллиант» региона — крепость Порт-Артур была возвращена Китаю. Единственный анклав, который на материке принадлежал Японии — был Вэйхайвэй на Шандунском полуострове. Война стоила Японии 233 млн. иен. От Китая японцы затребовали 4,7 млрд. иен.

Триумф (в свете победы над Китаем) и унижение, ограничившие плоды победы, буквально совместились для японцев в удивлении, ненависти и жажде мести, которые прокатились по Японии. Часть японских военных готова была к невиданной схватке со всем блоком европейских стран. Группа японских офицеров обсуждала план похода из Порт-Артура на Владивосток — отомстить или умереть. Тюрьмы наполнились фанатиками, готовыми завтра нанести удар, пусть даже самоубийственный, по усмирившим Японию странам. Но теперь получаемые от китайцев контрибуционные деньги Токио планировал не на создание своих стратегических железных дорог в Корее и Маньчжурии, а на огромный заказ военно-морских кораблей в Британии. Они должны быть самыми большими в мире и самыми современными.

Несмотря на дипломатическое поражение, Япония демонстрировала фанатическую решимость овладеть контролем над своим регионом. Существенно обратить внимание на следующее: японцы, видя жесткость противостоящей стороны, посчитали, что «уже поздно» оговаривать особые условия, такие как нейтрализация Ляодунского полуострова и Порт-Артура — жестокая ошибка японцев. Во многом это произошло из-за того, что Лондон (считавшийся японцами союзником) ответил Токио, что на императорское японское правительство может рассчитывать только на благожелательный нейтралитет Британии.

И все же японцы теперь были уверены, что могут нанести поражение даже очень современным армиям. Население Японии быстро росло — с 34 млн. в 1875 г. до 46,3 млн. на начало 1904 г. Внешняя торговля страны выросла за это время в 12 раз — с 50 млн. иен до 600 млн. иен., причем 85 процентов экспорта Японии теперь приходились на промышленные товары. И среди всех рынков мира самым важным для Японии была Маньчжурия. Возможно это и предопределило столкновение с Россией. Японцы демонстративно стали готовиться к войне.

А в Петербурге император Николай чувствовал удовлетворение от жесткой дипломатической линии, которая, как казалось, приносила успехи. Российский император чувствовал замирание дыхания, глядя на карту Восточной Азии. Он возлагал надежды на великую Транссибирскую магистраль. На Русско-Китайский банк он смотрел как на свой собственный. Россия начала укреплять свои позиции на Дальнем Востоке сразу же после победы Японии над Китаем.

Пришедший на Дальний Восток из Средней Азии генерал Куропаткин был, как считали многие, хладнокровной антитезой горячего Скобелева (который неожиданно умер в 1882 году в возрасте 39 лет). Он видел японскую устремленность на Корейский полуостров. А с японскими дивизиями и кораблями непосредственно у Владивостока вся тихоокеанская Россия становилась уязвимой. Но Японию можно было остановить только с величайшей осторожностью. «Хотя мы не испытываем желания аннексировать эту страну для себя, мы ни при каких обстоятельствах не согласимся на господство в ней энергичной Японии или какой-либо другой державы… И поэтому в данном случае, в отношении Кореи, равно как и в Персии и Северном Китае, мы должны работать в направлении постепенного овладения абсолютным экономическим контролем над страной».

Становилось отчетливо ясным, что успешное соперничество с Японией невозможно без мощного Тихоокеанского флота. Напомним, что великие реформы Александра Второго коснулись и флота, столь явно показавшего свою слабость в Крымскую войну. Поражения учат и российский флот начал процесс весьма впечатляющей модернизации.

В России сформировалась плеяда талантливых флотоводцев во главе с потомственным мореходом вице-адмиралом Степаном Осиповичем Макаровым, окончившим морскую школу в Сибири. Колоритная внешность — отсутствие волос на голове и борода до пояса — привлекала к себе внимание. Он отличался открытой неприязнью к офицерам с ярко выраженными политическими взглядами. «Те, у кого есть политические амбиции, никогда не будут хорошими моряками». Торпедные катера Макарова проявили себя в атаке против турок в 1877 г. в батумском порту. Британский морской историк Ф. Джейн писал: «Не имея первоначально флота, русские начали свое военно-морское строительство с почти неизвестного никому оружия». О торпедах миру еще придется вспомнить и не раз. Макаров изобрел сухой док, без которого стало просто немыслимым строительство, оборудование и ремонт современного флота. Его книгу «Война на море» внимательно читал вице-адмирал императорского японского флота Того — книгу быстро перевели на японский язык. Она лежала у подушки японского флотоводца и он горячо рекомендовал ее коллегам. Наличие у России мощного тихоокеанского флота стало важным фактором дальневосточного соотношения сил. (Пытаясь его нейтрализовать, японское правительство заказало в Англии серию превосходных мощных кораблей).

К концу XIX века дело возглавили президент Адмиралтейства великий князь Алексей и военно-морской министр Федор Карлович Авеллан. Им подчинялись десять полных адмиралов флота, двадцать восемь вице-адмиралов, тридцать семь контр-адмиралов и 35 высших штабных офицеров. Главой генерального штаба флота был адмирал Зиновий Петрович Рожественский, возглавивший военно-морскую «пирамиду» благодаря успехам в войне с Турцией в 1877–1878 годах. Именно он организовал в этой войне болгарский флот. Огорчительным во флотском деле было присутствие большого числа великих князей, безо всякой приязни смотревших на инженеров и механиков. Без которых создать современный флот было уже невозможно.

Российский флот на Тихом океане продолжал испытывать трудности. В прежние годы он привычно проводил холодные зимние месяцы в японских портах, вдали от скованного льдом Владивостока. Но зимой 1895–1896 годов японцы не желали видеть андреевский флаг. Зато благодарные китайцы предложили дымным громадам провести зиму в порту Киао-Чао на Шандунском полуострове. Залив был хорош, но стоянки не были достаточным образом оборудованы и русские моряки продолжали поиски подходящего места для стационарной стоянки флота российской державы на Великом океане.

Правительство не жалело средств для строительства порта Дальнего. Другим способом укрепления российских позиций в Восточной Азии было укрепление русского влияния в Корее. Когда корейский король жил в резиденции русского посла, русские купцы и промышленники воспользовались уязвимостью корейской политической и экономической системы и добились первых концессий от северных границ Кореи до устья реки Ялу на западе и устья реки Тюмень на востоке, общей площадью 3300 квадратных миль. В мае 1897 г. первоначальный владелец концессии Юлий Иванович Бриннер (дед известного американского актера) выставил ее на аукцион, и она была приобретена собственно двором Николая Второго. Идеей придворных махинаторов, великого князя Александра Михайловича и капитана Александра Михайловича Безобразова заключалась в создании мощной «Восточно-Азиатской компании» — некой имитации британской Ист-Индской компании», с которой началось британское всемогущество в Азии. Речь шла не о создании обычной торговой компании, речь шла о создании механизма продвижения русских интересов в весьма конфликтном регионе. В марте 1900 г., был объявлен уставной капитал — два миллиона рублей; были выставлены четыре сотни акций, каждая по 5 тысяч рублей. Половина акций предназначалась кабинету министров, остальные распространялись в кругах, близких ко двору и среди особ приближенных. Начало туманного и опасного пути.