Мукденское сражение
Мукденское сражение
Русская армия оказалась в трудном положении. Еще совсем недавно солдатам говорили, что они (пишет лондонская «Таймс») «разобьют японцев как только приблизятся к ним. После Ляояна им говорили, что они разобьют макак как только снимут посевы гаоляна, и противник выйдет в чисто поле. После сражения при Шахэ им говорили, что дело поправится в зимних боях».
Трем русским армиям оставалось надеяться, что грядущая весна принесет обновление. Левый фланг этих армий опирался на дикие, безжизненные горы. Но центр и правый фланг выходили к плоской равнине на сто с лишним километров. Здесь генерал Каульбарс принял командование Второй маньчжурской армией. Генерал Бильдерлинг со своей Третьей маньчжурской армией обеспечивал безопасность тыла. В его распоряжении была весьма софистичная система оборонительных сооружений. Вокруг Путиловского и Новгородского холмов. «Сибирский волк» Линевич отвечал со своей Первой армией за холмистый восточный фланг.
Россия собрала большие силы. 275 тысяч солдат в пехоте, 16-тысячная кавалерия, 1219 артиллерийских орудий (из них 60 гаубиц и осадных орудий), пятьдесят шесть пулеметов. Пять месяцев спустя после отступления от Ляояна русские успели посуроветь. Никто теперь не ждал легких побед, противник был силен и искушен, крепок и коварен. Этот урок был выучен большой кровью. Некоторые из экспертов считали, что пассивность — на пользу русским войскам, имеющим нить связи с Россией. Но пассивность может вести и к деградации. Поэтому, имея значительные силы, русские генералы задумались над наступательными операциями, несмотря на неудачи под Сандепу.
Спустя год после начала войны русская армия находилась примерно на прежних позициях. Зачем нужно было оборонять Мукден? Официально утверждалось, что русские армии не дадут в руки противника старые китайские императорские могилы. В реальности же каждому русскому генералу было ясно, что после Мукдена придет черед Владивостока. Речь заходила о судьбе русского Дальнего Востока, ставшего домом для многих миллионов русских. Куропаткин уже начал укреплять Владивосток.
Примерно в 60 км от Мукдена поезда из Дальнего и Порт-Артура высаживали людей Ноги. Но японцы не могли собрать контингент войск, превосходящий русский. Численность пехотных частей Ойямы не превышала 200 тысяч человек. Сравнительно небольшая кавалерия — 7350 конников, 992 пушки (но несколько очень мощных осадных орудий). Японцы быстрее русских оценили значимость пулеметов, их у них было около тысячи. Бывшие огромные русские склады в Ляояне теперь были японскими арсеналами. Получив подкрепление в виде Третьей армии Ноги и Армии Ялу, Ойяма не мешкая (на следующий день) приступил к реализации наступательного планирования. «Целью битвы является решение судьбы войны. Таким образом, речь идет не о том, чтобы в качестве цели поставить овладение тем или иным пунктом или некоей территорией. Важно нанести противнику тяжелый удар. Во всех предшествующих операциях преследование отступающего противника было слабой стороной ведения операции. В данном случае противника следует преследовать так быстро, насколько это только возможно».
Ойяма приказал Армии Ялу под командованием генерала Кавамура захватить к 23 февраля 1904 г. русские каменноугольные шахты в Фашуне, в 40 километрах к востоку от Мукдена. Другим армиям было приказано начать наступательные действия четырьмя днями позже. Эталон тогдашнего жунализма — лондонская «Таймс» отмечала организацию и оптимизм японцев. «Послать в наступление, направлять и поддерживать 400 000солдат, вовлеченных в боевые действия в такое время года на фронте протяженностью в 100 миль — было одним из наиболее примечательных явлений на полях сражений современной войны. По-умному оставаясь глубоко в тылу армии, но будучи связанным с каждой колонной посредством телеграфа и телефона, Ойяма, Кодама и их штаб находились вне поля эмоций поля сражений и были способны определять курс всей битвы с холодной точностью и столь желательным спокойствием».
Куропаткина и его окружение беспокоило то, где новая армия — армия Ноги — займет боевые позиции. Было решено предвосхитить наступательные действия японцев своим наступлением. Куропаткин отдал приказ наступать 24 февраля. То, что было задумано вначале как второстепенная операция, стало крупнейшим сражением войны — и в целом крупнейшим в мировой истории сражением — до начала Первой мировой войны. По фронту — более 100 километров, в глубину — до 60 километров. Но инициативой в этом сражении владели не тугодумы из штаба Куропаткина, а овладевшие вкусом к наступательным действиям японцы.
В этом месте нужно отметить, что месяцы войны резко состарили генерала Куропаткина, его нервная система все чаще давала сбои. Волосы стали белыми, лицо изможденным. Ему, несомненно, мешали подсказки из Петербурга. Его более чем волновала неадекватность многих его офицеров, не готовых к ведению современной войны. Цепь поражений была для него Голгофой.
Глядя из прошедшего далека, видно, как пожелтели карты столетней давности. Но если обратиться к ним, нетрудно найти город Мукден и разобраться в положении сторон. Удивительна плановая разноречивость. Куропаткин планирует силами Первой, Второй и Четвертой армий ударить прямо на юг, отбрасывая левый японский фланг и не трогая их правый фланг, куда подходил и Ноги. Куропаткин полагал, что японцы будут стремиться к боям в горах, поскольку на равнине против них будет действовать превосходная русская артиллерия и более маневренная кавалерия.
Японский план резко отличается глубиной стратегического замысла. Ойяма и Кодама думают об окружении всей группировки Куропаткина. Две гигантские стрелы простерлись слева (запад) и справа (восток) от мирного Мукдена. Японское командование хотело сделать решительное усилие, а не «одну из операций». Кодама пишет, что хотел использовать иллюзии русских. «Я решил атаковать русских, очевидным образом обходя их на восточном направлении, так, чтобы они могли послать свою основную людскую массу именно сюда, в то время как наши главные силы будут направлены против сектора Шахэ-Мукден-Тиелин, обходя русских с запада».
Более всего Куропаткин боялся, что японцы сумеют узнать о его боевых планах. Итак, Каульбарс обрушивается на левый фланг японцев. Главнокомандующий сообщил ему об этом только за день до начала боевых действий. Куропаткин потерял весь день 24 февраля в сомнениях и, желая сократить время, за которое японцы смогут разгадать его замысел. Каульбарс в свою очередь провел военный совет и позвонил Кропоткину, прося передать ему часть резервов. «Ни единого штыка», — ответил Куропаткин, которого уже начала беспокоить ситуация на его восточном фланге, где генерала Алексеева (не путать с наместником. — А.У.) уже начала тревожить наступающая японская Армия Ялу. Чтобы отбить эту атаку Куропаткин забрал у Каульбарса очень боеспособный Первый сибирский корпус под командованием генерала Гернгросса и приказал ему максимально быстро переместиться на левый фланг, где назревала угроза к юго-востоку от Фушуня. Теперь Куропаткин думал, что знает, в каком месте Ноги усилил общий японский фронт. Увы, он неверно «прочитал» события. События на его восточном фланге имели только отвлекающее значение. А ведь именно туда Куропаткин послал те 42 батальона и 128 орудий, которые ему скоро очень понадобятся самому.
Находящаяся значительно западнее Армии Ялу Первая армия Куроки начала своими тремя дивизиями давление на русский фронт. Но и это были (как мы сейчас знаем), по существу, отвлекающие действия. Подлинная гроза полыхнула 27 февраля 1905 г., когда на крайнем западном фланге начала свое продвижение Третья японская армия. Она форсировала реку Хун и устремилась на север параллельно реке Ляо. Еще раз отметим, русские резервы были уже брошены в противоположном направлении. Повторим важную суть плана Кодамы: «Я решил атаковать русских на востоке, обозначая там якобы свою главную линию наступления, так, чтобы они послали туда свои главные силы, в то время как наши главные силы двинулись по линии железной дороги Шахо-Мукден-Телин, окружая русских с запада. Как только мы взяли первую линию русских позиций, и русские отошли, вперед устремились Первая и Четвертая армии, они одновременно пошли на север и восточнее Мукдена». Увы, этот план Кодамы сработал превосходно. Не встречая значительных препятствий, главная для данной битвы Третья японская армия только наращивала темп.
Фактически одновременно шли две битвы, восточнее и западнее железнодорожной линии, вокруг которой сосредоточились русские армии. Кодама справедливо считал, что на одном участке русские армии пойдут вперед, а на другом им заведомо предназначена оборонительная роль. После сражения генерал Бильдерлинг будет утверждать, что он предвидел решающую роль правого фланга русских сил и отвлекающий характер японских действий на далеком левом фланге. Сохранился документ — анализ ситуации, произведенный 26 февраля начальником штаба Куропаткина — генералом Сахаровым, суть которого в предсказании главного удара японцев в центре и на русском правом фланге. В этом анализе звучит несогласие с излишней обращенностью главнокомандующего к востоку.
Привезенные из-под Порт-Артура шесть одиннадцатидюймовых гаубиц были японским командованием переданы командиру Четвертой армии Нодзу, стоящему в центре, ближе всего к Мукдену. Противостоящий ему Бильдерлинг опирался на Путиловский и Новгородский холмы, туда и направил свои гаубицы — плюс еще 108 орудий генерал Нодзу. Барраж начался 27 февраля и имел огромное воздействие на обороняющихся. Видя разрывы одиннадцатидюймовых орудий, русский офицер приходит к выводу: «Наши позиции невозможно удержать, мы не устоим». Пока еще точность японской стрельбы была невелика, но этот огонь помогал японцам удерживать инициативу, привязывал русских к окопам, отвратительно действовал на их моральную мобилизованность.
Переброшенный на правый фланг Ноги шел впереди со своей кавалерией. Разъезд казаков увидел это, и передал устрашающее сообшение в центр около одиннадцати часов утра 27 февраля 1905 г. Сведения эти достигли Каульбарса, и он со всевозрастающей тревогой следил за русским правым флангом весь этот важный день, 27 февраля. Спонтанно созван военный совет. Что делать? Решили послать на правый фланг два кавалерийских полка, усилить патрулирование в районе Хсинминтуна — в 70 километрах на северо-запад от Мукдена. Новые казацкие разъезды должны были установить глубину и направленность японского продвижения.
Каульбарс с холодеющими ногами начинает понимать смысл происходящего, но его собственные войска уже втянуты в лобовую битву, а особых резервов у него не было. Смешно и думать, что два кавалерийских полка могли повлиять на силу и скорость продвижения Третьей японской армии. Прибывшие в Мукден китайцы невозмутимо говорили, что на реке Ляо они видели не русских, а японцев. Тревожный знак: императорская китайская почта перестала работать на участке между Мукденом и Хсинминтуном. Вечером на юго-западе видны были огни ведущегося боя. Каульбарс отсылает свои драгоценные гаубицы в тыл, нехорошие предчувствия охватывают его. Он уже думает об отходе как о единственно разумном маневре.
Фантастическая изначальная ошибка лишила Куропаткина гибкости и, главное, способности противостоять внезапно объявившемуся на правом фланге генералу Ноги сколь-либо серьезным способом. Для полной передислокации войск потребуется несколько дней. Японцы, словно предвидя эти колебания русского командования, отдают приказание Второй армии Оку наступательными операциями «связать» Каульбарса, с тем, чтобы он не переориентировался с юга на запад. Пятая дивизия японцев здесь начала подлинно яростную атаку. Что же осталось у Куропаткина, так необдуманно и щедро бросившего резерв на восток, для противостояния японцам на западе? Главнокомандующий собирает восемь батальонов и три артиллерийские батареи. Это для Ноги чисто декоративное препятствие.
28 февраля 1905 г. силу духа пришлось показывать защитникам высот в центре, ставшим мишенью всей главной силы японской артиллерии. Два дня гаубичного огня имели результат, загорелись крупные русские склады. Каульбарс постепенно отсылал все движущееся в тыл, ему представлялось, что лобовое противостояние бессмысленно. Но просто отойти он не мог, Оку нанес бы ему смертельный удар. Пока потери Каульбарса были относительно невелики благодаря хорошо подготовленным оборонительным сооружениям, но немалочисленные русские армии страдали именно в свете своей деморализованности и полной потери организационного единства. Эффективность их противостояния достаточно точным усилиям Куроки, Оку, Нодзу, Кавамуры и, главное, Ноги, становившихся все более неудержимыми, приблизилась к нулю. Японской мобильности теперь противостояла некая недвижимость русских войск.
Чтобы создать новый щит на западе, Куропаткин нуждался в том, чтобы Каульбарс устоял. Это становилось проблемой. Чтобы стать становым хребтом русской обороны, Вторая армия Каульбарса нуждалась в качествах, которых она не имела — в стальной твердости и гибкой мобильности. Собственно, удары Ноги начинали разделять ее на две части. Ко всему этому 2 марта на позиции обрушилась метель. Прежде это было бы «родное» состояние для русских войск, но сейчас свирепость природы добивала остатки дисциплины и осмысленности в среде русских войск — еще неделю назад достаточно свежих и готовившихся к долговременному наступлению.
Пьянство в тылу, отчуждение людей, превращение прежней жертвенности в цинизм и маразм, неспособность даже офицеров увидеть всю картину, потеря руководителями своего авторитета нанесли русской армии больше ущерба, чем вся хитрость японцев и их неистовая военная нацеленность. Наступил тяжкий час расплаты. Бивший в лицо снег ослабил темп перегруппирования русских войск. Разумеется, пурга ослабила и скорость движения Ноги, но тот видел свое место в большой картине сражения, и действовал вполне осмысленно.
И все же ухудшение погоды ослабило накал атак Четвертой японской армии. 2 марта Куропаткин получил сообщение, что силы, ведомые Ноги, изменили направление своего движения. Прежде они направлялись прямо на север, теперь же они «закруглили» путь своего движения и повернули на восток — на Мукден. Теперь у Куропаткина не было выхода, кроме как черпать последние ресурсы у Бильдерлинга, у Третьей Маньчжурской армии. А далеко на востоке сменивший Мищенко генерал Ренненкампф (здесь он впервые встречается на скрижалях русской военной истории) продолжал удерживать японскую Армию Ялу. Японцы остановили колонну с припасами из Фушуня и, убежденные в трудностях русской армии, немедленно организовали атаку на русский центральный укрепленный пункт. Они взяли этот пункт, но в этот момент падения российского престижа буквально взбунтовались повара, музыканты, штабные работники. Они с яростью контратаковали японские линии и, под звуки национального гимна, с развевающимися знаменами возвратили захваченную высоту. Редкий случай столь необходимой в тех критических обстоятельствах удали, блик русской славы.
Между 2-м и 7-м марта располагается промежуточный период, когда русское командование задумалось о целесообразности пребывания русских войск на восточном фланге и, в конечном счете, решило начать там отход. Корреспондент «Таймс» говорит о разбросанности русских сил: «Существует не менее шестнадцати отдельно воюющих боевых фронтах, многие из которых получали приказы непосредственно из главной штаб-квартиры. Несколько армейских корпусных генералов оказались без войск, оказались неспособными принимать какое бы то ни было участие в битве. Разобщенность русских войск была выгодна японскому командованию, решающему свою главную стратегическую задачу».
Осведомленный о масштабных перемещениях за линией русской обороны, генерал Ойяма решил поддержать иллюзию того, что японцы готовы прорываться в центре, против Каульбарса, где потрясенные русские воины, несмотря ни на что, еще удерживали Путиловскую и Новгородскую высоты. А в Мукдене началась оргия паникеров. Спокойствие царило лишь в вагоне Куропаткина. Британский корреспондент Маккалах: «Официант стоял за спинкой кресла своего хозяина, наклон его спины говорил о долгой выучке. На ступенях вагона стоял адъютант Куропаткина, улыбающийся, вежливый, исключительно хорошо воспитанный, каждая медная пуговица его униформы сияла. Он с кем-то вежливо разговаривал и казался безмятежно неосведомленным об ордах терпящих поражение людей, проходивших мимо; казалось, что он стоял в одном из наиболее изысканных салонов Санкт-Петербурга. В этом искусственном мире Куропаткин жил и думал, его связь с действующей армией становилась все более искусственной.
Прискорбным было жесткое нежелание главнокомандующего признать угрозу поражения. Вопреки всему он приказал Каульбарсу назавтра начать наступательную операцию. Каульбарс был в данном случае более проницателен. Он готов был наступать, но только после того, как выяснятся планы и линия поведения генерала Ноги. Четвертое марта должно было дать это прояснение. 5-го Каульбарс был готов на любые безумия.
Нельзя сказать, что у японцев все шло как по маслу. После удачного старта движение Третьей армии Ноги застопорилось. Все свои резервы Ойяма отдал Ноги, который выполнял главную роль в японском плане окружения русских под Мукденом. На русской стороне, измочаленный происходящим, Каульбарс мобилизовал всю свою волю. Он собрал все боеспособные силы и в два часа ночи 5 марта, после многочасовой работы с офицерами, заимствованными из штаба Куропаткина, издал приказ о наступлении. На правом крыле наступательного порыва шел генерал Гернгросс с 18 батальонами Первого сибирского корпуса и 30 другими батальонами. В центральном секторе наступать должны были 26-я пехотная дивизия; на левом фланге — 32 батальона русских войск. Их поддерживали 199 орудий.
Генерал Церпицкий обратился к своим воинам так: «Дети мои! Россия всегда побеждает. Она победит и сейчас. Наступайте и вышвырните этих японских язычников в ад. На этот раз не будет отступления, возвращения тоже не будет».
Военные историки порицают Куропаткина за узость его стратегического замысла. А исполнители были слишком осторожными людьми, чтобы по-настоящему испытать судьбу. Почему еще две его армии не оказали своим наступлением помощи Каульбарсу. Глядя на карту Кодама воскликнул: «Все это очень упрощает мою задачу. Это делает итог данной битвы более значимым для исхода войны, чем предполагалось ранее. Я никогда даже не смел надеяться на то, что русские позволят нам окружить себя и осуществить второй Седан».
Генерал Ойяма, обеспокоенный тем, что русские могут отвести свои силы и обрушиться на армию Ноги, приказал Второй армии наступать, несмотря ни на что. Это удалось за счет потери почти полутора тысяч японских солдат и офицеров. Куропаткин воспринял японские действия серьезно — как наступательный порыв с юга к Мукдену, и во второй половине дня решил отвести Первую и Третью маньчжурские армии после наступления темноты, полагаясь только на сильный арьергард, способный продержаться максимально долго. В войне наступил момент величайшего кризиса, связанный еще и с тем, что севернее Мукдена патруль армии Ноги перерезал «линию жизни» русских войск — железнодорожную магистраль. Ойяма приказывает Ноги: «Длинный змей не должен выскользнуть». Именно в этот момент Куропаткин послал паническую телеграмму в Петербург: «Я окружен». Это было преувеличением, но опасность окружения для Кропоткина действительно существовала. Положение несколько поправила отчаянная атака Первой пехотной бригады. А русская стратегическая мысль остановилась на том, что делу может помочь только всеобщая атака 220 батальонов. Куропаткин заменил эту идею на стратегическое отступление.
Поздно вечером 7 марта 1905 г. Ойяма узнал о начале русского отступления. В полночь он послал новые оперативные распоряжения своим армиям, говорящие о том, что японская сторона намерена наступать и рассчитывает на удачу. «Я намерен преследовать противника всеми имеющимися силами и превратить его отступление в бегство». Кто кого? Японская Первая армия выступила рано утром 8 марта, чтобы только узнать, что русские уже отошли. Теперь задачей Куроки было перерезать железнодорожную линию Мукден-Фашунь к вечеру 8 марта. Ойяма достаточно отчетливо понимал, что наступление по всему фронту может натолкнуться в некоторых местах на хорошо укрепленные русские позиции, но теперь он готов был рискнуть, и приказал своим генералам наступать, даже если грозят потерей половины кадрового состава. Японцы начинают стремиться к Хуну.
Вместо битвы началась гонка с преследованием. Генерал Куроки не сумел выдержать ожидаемый темп, и его Первая армия не сумела пересечь Хун 8-го марта. Но и русские войска не сумели воспользоваться естественным препятствием и остановить бешеных японцев, в результате чего гвардейские японские части форсировали реку без малейших препятствий со стороны отступающих. Это спасало боевой состав русских частей, но увеличивало угрозу японского окружения в Мукдене. В городе разбивали винные склады, не очень красивая картинка войны. При этом дул страшный ветер, усугубляя общий душевный неуют. Для защитников Мукдена видимость — вследствие поднятой пыли — уменьшилась до нескольких метров. Общим было ощущение измождения и фактической безысходности.
В четырем часам дня ветер несколько стих, и окружающая картина прояснилась, несмотря на дым от сжигаемых русских складов. Видна стала и паника на железнодорожном вокзале Мукдена. Поезда один за другим уходили, нагруженные ранеными, на север. На этом этапе японцы эффективно использовали своего агента, служившего переводчиком при штабе русской Четвертой армии — китайца по имени Ян Чентун, который, по приказу японцев, сообщил, что японские Вторая и Третья армии угрожают русскому флангу и тылу. Если русские не отойдут, то тропа отступления будет перекрыта.
Трудно сказать, был ли это был главный аргумент, но Куропаткин, уже заворожено следящий прежде всего за маневрами Третьей армии генерала Ноги, упустил фактор угрозы, который представляла для него японская гвардия. В любом случае он уже отдал (увы, привычно) приказ о генеральном отходе к Телину. Без четверти семь вечера он инструктировал генерала Сахарова организовать отход в глубине ночи. Сахаров получил приказ Куропаткина и сообщение о прорыве японской гвардией русских позиций практически одновременно. В начале девятого вечера уже были отданы приказы отступать с максимальной скоростью.
Слыша гром японских гаубиц, Маккалох пишет: «Мы слышали погребальную музыку. Колокола возвещали потерю Мукдена и утрату Россией своей империи в Маньчжурии… Возможно, они возвещали о смерти самой русской армии». Все частные поезда (в том числе и поезд самого Куропаткина) были мобилизованы для того, чтобы вывести основную технику еще до прибытия японцев. В 11 часов вечера первая группа из восьми поездов (по 50 вагонов в каждом) ушла на север с артиллерийскими орудиями и боеприпасами. Вторая группа поездов покинула Мукден в четыре часа утра; третий железнодорожный отряд отбыл на север на рассвете. И все же огромные количества припасов были оставлены, и специальные команды начали их уничтожение. Атмосфера содрогнулась от взрывов — то взлетали на воздух драгоценные, привезенные с другой стороны земли припасы, продукт труда всей огромной России. Около 7 часов утра взлетел на воздух стальной мост через реку Хун.
Итак, Куропаткин решил и на этот раз обменять японские успехи на пространства, великая русская армия покатилась на север, к более близким, уже сибирским просторам. Это была азартная игра. Даже флегматики среди иностранных журналистов делали ставки на то, сумеет ли на этот раз Куропаткин вырваться из объятий японцев, или фортуна окончательно покинет его. Многие предсказывали финальный уход Куропаткина на запад под совместными ударами японцев, китайцев и хунхузов. Большинство теоретиков за стойкой бара предсказывали русским последнее и окончательное несчастье. Несколько журналистов посчитало, что на севере будет уже не интересно и решили дожидаться в Мукдене японцев.
Прекрасный писатель (и доктор) Вересаев описывает этот путь. «Поток повозок, залепленных пылью, медленно двигался вперед, останавливался, пережидал паузу и снова трогался в путь. Повороты узкой дороги, когда она вползала в деревни или когда повозки собирались около мостов, создавали невыносимый хаос. Десять рядов повозок не могли идти одновременно, все старались вытеснить соседа, вступали в спор и преграждали друг другу путь. Красные, дикие лица блестели сквозь пыль и звуки ударов, свист кнутов и хриплые проклятья неслись отовсюду. Как всегда, начальство, тут как тут когда в них нет потребности; в данном случае, когда оно не нужно, было рядом… Давка была страшной… Новые товарные поезда выходили из-за перекрестков на Дорогу мандаринов. А позади гремели орудия, и слышались звуки пулеметной стрельбы».
К полудню наступившего дня японские отряды уже угрожали поселку Тава, стоящему на дороге Мандаринов всего лишь в десяти километрах от Мукдена. Японцы хотели здесь устроить колоссальную засаду Второй и Третьей маньчжурским армиям России. До сих пор русские войска отступали в относительном порядке, но в этом эпизоде вышедшие к дороге японцы начали буквально расстреливать фаланги уходящих. Крепкие сердцем пытались организовать системную оборону, удавалось это с трудом. Генерал Дембовский в контратаке буквально связал наступающих японцев, давая братьям уйти на север. Сильные духом держались даже в немыслимой ситуации.
Маккаллах отступал вместе с русскими. «Около квадратной мили поверхности были засыпаны плотным слоем жестянок, перевернутых повозок, остатков буфетов, сапогов, носков, матрасов, мертвых лошадей, мешков с мукой, штыков, патронных лент и гильз». Останавливаться было опасно — следовал град пуль. Свинцовый рад перешел железнодорожное полотно и продолжил путь на север по восточной части железнодорожного пути, настигая группу примерно в 500 человек. Отчаявшиеся офицеры выходили на позиции, где их видели японские снайперы. Лучшие гибли один за другим. В конечном счете, японцы отрезали эту группу и взяли ее в плен.
Жалкое зрелище представлял собой генерал Каульбарс, весь в пыли и с иссякшей энергией, с перебитым шейным позвонком и сломанным ребром. Ничего не выходило из попыток командующего Куропаткина восстановить дисциплину. Максимум, что ему удалось — это создать специальные отряды, охраняющие железную дорогу и частично гасящие отвратительное пламя паники. Официальная британская история войны о «дороге Мандаринов»: «Здесь были сломанные телеги, вагоны колесами в воздух, — некоторые с колесными осями, дышлом экипажа рабитыми до атомов — в то время как чемоданы, баулы, седла, котлы, хлеб, сено и все виды багажа лежали разбитыми на рельсах, сокрушаемые очередным паровозом». К чести расположенных на восточном фланге войск нужно сказать, что их отступление было более упорядоченным. В отличие от распавшихся Первой и Второй армий (Бильдерлинг и Каульбарс), солдаты «сибирского волка» Линевича сохранили дисциплину.
В восьми километрах за Тава, где дорога Мандаринов пересекала деревню Пухо, стоял разрушенный мост. Это было особенно тяжелое место отхода — трудно было взбираться на крутые берега. Русские инженеры старались сделать подлинную переправу. Нетерпеливые спускали артиллерийские орудия вниз и затем тащили их вверх. Невероятные усилия мало что давали. А японская артиллерия все приближалась Артиллеристам ничего не оставалось, как оставить оружие и скорбно шагать на спасительный север. Журналист Маккормик писал, что все это «походило на ураган. Четыре сотни орудий и лафетов лежали на дне реки. Шпалы, рельсы, обувь, повозки и вагоны, полевые кухни, тарантасы, и все прочие виды экипажей были усыпаны пеплом». На дальнем берегу мучался обоз Русско-Китайского банка, везший четверть миллиона рублей и фортепьяно. Зрелище тщательно оберегаемого фортепиано затронуло чувствительные струны даже хладнокровных людей, но разъярило десятки других. У всех перед глазами стояли картины брошенных раненых. Бунт разразился в пару секунд. Деньги изъяли, а инструмент был жестоко поврежден.
Ночью некоторые сохранившие представление о дисциплине воины пытались организовать круговую оборону. Но основная масса с широко открытыми глазами слушала о пятидесяти тысячах японцев, наступающих с запада, о присоединении к войне Британии, о ждущих впереди ордах хунхузов.
И все же японцам и на этот раз не удалось нанести смертельный удар. В момент, когда русские ослабли, и финальный удар мог бы затащить их в капкан, японцы тоже по-своему сомлели. Напряжение страшных последних дней сказалось на японских частях, и они, к счастью, не смогли сделать последнего решающего усилия. Армия Ялу очевидным образом не использовала представившихся возможностей. Ее движение было остановлено на подходе к реке Хун. Армия Ноги удовлетворилась выходом к железнодорожному полотну севернее Мукдена. Вторая и Четвертая армии замешкались на подходе к городу. Это был тот случай, когда военная машина японцев, построенная на жесточайшей субординации, дала значительные сбои. Немыслимое дело — японские командиры перестали безоговорочно выполнять приказы. Резервы были довольно низкого качества. Японцы выигрывали битвы, но не могли нанести решающего удара. Не было аналога битвы, о которой довольно часто вспоминали японские генералы — аналога Седана. Лучшие среди японских полководцев признавали это.
Русская армия в бесславном отступлении устремилась на север, к Телину. И приказ достичь их Куроки и Ноги не выполнили. Их люди просто потеряли скоростные качества. Очень слабой была японская кавалерия. Приходилось бросать в бой уставшую пехоту.
Плохо, хорошо ли, но костяк русской армии прибыл в Телин. Седые генералы с поникшими головами явились в штабной вагон Куропаткина. В то воскресенье все пошли молиться доброму русскому Богу за спасение чад своих. Каульбарс со сломанной ключицей. Церпицкий, раненый в ногу. Поникший Бильдерлинг. Белый как лунь Линевич. Пронесшаяся битва унесла треть русской армии — двадцать тысяч погибших и пропавших без вести. Пятьдесят тысяч раненых. Оставлены многие припасы. Погибло множество вагонов и лошадей. Противник — японцы потеряли 15892 убитыми и 59612 человек ранеными, что составляло более четверти наличного состава.
Кропоткин не верил в возможность удержать Телин. Он поднял уставшие батальоны, он явно опасался, что Ойяма уже начал движение к фактически беззащитному Телину. Не следовало дразнить судьбу. Телин был сожжен, оркестры ударили в барабаны, последние полки поворотились на север. И русская армия, понурая и поникшая, начала десятидневный марш на север, к более безопасному Хсипинкаю. Не хочется повторять, но карт местности снова не было, войска вступали в топографически неведомый край Северной Маньчжурии.
Что мог царь? Он приказал Куропаткину сдать командование убеленному сединой Линевичу и выехать в Иркутск. Но Куропаткин поступил, как до него поступал каждый русский генерал. Из Харбина он завалил царский двор прошениями о возможности остаться в действующей армии в любом качестве. «Я, возможно, не очень хороший генерал, но я не хуже моих корпусных командиров». Император Николай не терпел грубости. Он позволил Куропаткину возглавить Первую маньчжурскую армию (фактически Кропоткин и Линевич обменялись армиями). Постаревший Куропаткин возвратился в Хсипинкай, где отмерзающие от лютости боев войска устроили ему теплый прием.
А японцы сделали победу под Мукденом «Днем Армии». Самая авторитетная газета того времени — лондонская «Таймс» — обобщила Мукден так: «Венчающая войну битва при Мукдене была выиграна, прежде всего, потому, что государственные деятели Японии имели душевный настрой и внутреннюю силу объявить войну в ими избранный час; битва была выиграна потому, что Япония была единой в стремлении достичь национальных целей и готова была на жертвы ради достижения своих целей; потому что моральные силы нации удвоились и укрепили материальные основания; потому что все было приготовлено, взвешено, изучено, известно; потому что недостатки и слабые стороны противника, которых было много, оказались обнаруженными и использованными; потому что генеральный штаб, основывающийся на лучших традициях, был способен направлять все силы к общей цели; потому что каждый солдат и матрос знал и понимал свою роль в происходящем и исполнял ее со всем тщанием ради своей страны безотносительно к своей малозначащей судьбе; и последнее по счету, но не по значению — потому что наступательные действия в войне на море были началом, центральной частью и финалом национальной стратегии».