Осада Порт-Артура
Осада Порт-Артура
После сражения 10 августа 1904 г. адмирал Того отвел свой немалое претерпевший флот к островам Эллиота. Малые корабли устраняли свои повреждения в Сасебо, на виду у публики. Но все мысли Того были полностью в Порт-Артуре, адмирал приказал ни на йоту не ослаблять блокаду. Всех взрослых, покинувших город, приказано было тщательно проверять. Со стороны моря крепость была тщательно заминирована на случай еще одной попытки русской эскадры прорвать осаду. Адмирал Того послал адмирала Катаоку с Пятым дивизионом оказать генералу Ноги непосредственную помощь с моря в штурме города и крепости. Два крейсера — «Ниссин» и «Касуга» курсировали близ портартурских фортов, обстреливая их из десятидюймовых орудий.
Осада с моря уменьшила русские возможности получать пароходами продовольствие и боезапасы. Взоры были обращены на Балтийский флот, но он еще не отбыл в свой крестный путь. Во главе эскадры Порт-Артура был назначен капитан Роберт Николаевич Вирен, срочно получивший звание контр-адмирала. Он располагался на «Баяне». Скорее всего, выдвижение Вирена (а не адмирала Ухтомского) было связано с верой в энергию и «боерасположенность» нового адмирала. Увы. Алексеев достаточно быстро убедился в том, что Вирен не склонен к авантюрным действиям и осторожен не менее своего предшественника Витгефта. В конечном счете Вирен пришел к выводу, что выход эскадры в открытое море равнозначен его потоплению. И он бросил жребий — послал 284 орудия на форты крепости, и сформировал из моряков две роты.
Генерал Стессель был старшим офицером в гарнизоне. Он не подчинился приказу Куропаткина отойти от дел крепости и принять командование Третим сибирским корпусом. Стессель жестоко страдал от дизентерии и несколько отошел от командования осажденными — что имело свой благоприятный эффект: впервые мы видим солидарность морских и сухопутных войск. Постоянная оборонительная работа отвлекла многих от буйного пьянства, и это тоже укрепило дух города. Генералы Смирнов и Кондратенко с невероятной самоотдачей занимались укреплением крепостных фортов; Их беспокоила недостаточность огневой мощи при отражения японских атак.
Кондратенко и Смирнов обретают среди осажденных исключительную популярность, что благоприятно сказывается на боевом духе гарнизона. Защитникам крепости предстояла большая работа. Отдельные оборонительные сооружени соединялись подземными ходами. Уже ощущалась слабость артиллерии — всего лишь несколько шестидюймовых орудий. Кондратенко, забыв о сне и усталости, укреплял форты. Копали траншеи, создавались минные поля, лили бетон, устанавливали электрическое освещение. Шипы на подступах тоже были серьезным обстоятельством — японцы были обуты в хлопчатобумажные тапочки.
И все же. 45-тысячный гарнизон, если и укрепляется духом, то, похоже, начинает ослабевать плотью — японцы задержали не менее 25 больших и малых судов, направлявшихся в крепость. Отныне доставка припасов исключительно затруднена, и генералы начинают считать лошадей. А японцы используют перехваченные припасы по своему назначению, предварительно их переименовав.
Осада сокрушила много иллюзий. Твердость и упорство японцев, их решимость и самоотверженность на этот раз «играли» против них. Изменив традиционному хладнокровию, они шли на убийственный огонь, но не могли подойти даже к собственно фортам. Сверху русские артиллеристы видели скопления штурмующих войск и могли вести достаточно прицельный огонь.
Прежде чем приступить к собственно крепости, генерал Ноги должен был взять два высоких каменистых холма — «Большой и малый сироты». С этих холмов просматривалась вся панорама изготовившихся к штурму японских войск. Японцы смотрели на город с высот Фэнхуаншана — «Волчьи холмы» (к северу). Ноги решил овладеть «сиротами» с северо-запада и северо-востока, его пугала возможность обстрела штурмующих японских колонн мощными корабельными пушками. Командир японского штурмового батальона назвал «сирот» «кусочками мяса между ребрами цыпленка — трудно достать и жалко выкинуть». Вперед было выставлено подразделение инженеров-камикадзе. Потери японцев были чрезвычайными — более 3 тыс. солдат и офицеров, но они оседлали большого «сироту» 9 августа и приступили к штурму малого.
Это была серьезная потеря для русских, поскольку японцы могли теперь «сверху» смотреть на значительную часть Порт-Артура. Генерал Ноги стал работать над общим планом штурма. Рантше, будучи в Токио, он склонлс к прямолинейному отчаянному штурму. И сейчас, сидя на «Горе дракона», он пришел к выводу, что его взгляды радикально не изменились. Правда, теперь ему практически не нужна была карта, он смотрел на город-крепость «вживую». На юго-западе стоял мощный форт «Ице-шан», который Ноги успешно штурмовал в ходе войны с Китаем. Ноги видел, что русские значительно укрепили форты крепости. Со своего наблюдательного пункта Ноги видел полоску воды бухты. Ноги считал, что природа в данном случае «поработала» на пользу русским: холмы с отвесными стенами представляли собой естественную укрепленную позицию. На Ноги произвели впечатление инженерные работы русских, умелое сочетание естественных каменных стен и бетона. Красный камень и серый бетон, перемежаемый черными стволами пушек. Фронтальная атака против таких укреплений должна была захлебнуться.
На подходе к городу с севера видна была железная дорога, вступающая в город со стороны широкой плоской долины. Еще одна долина расположилась к западу от Порт-Артура, в сторону Бухты Луизы. На восток от крепости местность была холмистая, там японцы имели возможность «прятать» свои войска. Оползни, овраги, балки видны были на всех трех направлениях, ведущих к городу, и Ноги решил их использовать для рывка своих атакующих войск. Возможно, русские построили свои оборонительные позиции слишком близко к городу, или это город разросся так быстро у морской бухты?
В Токио Кодама и его правая рука — полковник Мацуката считали ошибкой придавать Порт-Артуру исключительное значение. Нужно обогнуть город, идти на соединение с основными силами и на время забыть о существовании заминированной бухты. Штурм будет кровавым, а солдаты больше нужны под Ляоянем, где решается судьба войны. Только то обстоятельство, что Объединенный флот нуждается в долговременном ремонте (а это означало предоставить портартурскую эскадру самой себе) заставило Генеральный штаб Японии изменить первоначальную точку зрения и сосредоточиться на вопросе штурма Порт-Артура. Этот вопрос решался во время встречи начальника штаба Ойямы фельдмаршала Ямагаты и начальника военно-морского штаба адмирала Ито. Именно от них Ноги получил 24 июня 1904 г. приказ штурмовать и оккупировать Порт-Артур в ближайшее и кратчайшее время. Предполагалось, что потери в 10 тысяч офицеров и солдат оправдывают решение этой задачи. 3 июля высшие военные и морские чины в Токио решили, что и значительно большие потери оправдают взятие Порт-Артура. Новый фактор: без взятия Порт-Артура нельзя будет использовать Инкоу — порт Нюхванга в Ляодунском заливе, где начиналась бесценная для японцев железнодорожная линия, которая должна была помочь им в битве за Ляоян. Если русский Балтийский флот придет до того, как Того залечит свои раны, русские получат бесценное для них преобладание на морях. Но если Порт-Артур падет, великий Объединенный флот адмирала Того сможет присоединиться к эскадре Камимуры в действиях против владивостокской эскадры русских.
29 июля Ноги решил осуществить фронтальную атаку. «Все, что поглощает время для подготовки атаки, нужно отложить. Нет времени рассуждать, насколько сильны или слабы фортификационные укрепления. Мы должны понять, что численность наших орудий и боеприпасов относительно ограничены». По плану Ноги, основные усилия следовало сосредоточить против Вантаи — «Смотровой террасы», находящейся в самом центре русских укреплений. Следовало вклиниться в ряды русских укреплений и захватить форты «Соснового холма». Создать там опорную базу и броситься на сам город, штурмуя отновременно и восточные форты. Весьма авантюрный план.
Утром 16 августа 1904 г. в Порт-Артур был послан представитель японского командования. Белый флаг гарантировал его неприкосновенность; его предложение было безапелляционным — сдача японскому сухопутному командованию; корабли сдаются императорскому флоту. Японцы призывали сохранить жизни и не сражаться за безнадежное дело. «Хотя русские продемонстрировали свою храбрость, Порт-Артур в любом случае неминуемо падет. Чтобы предотвратить бессмысленное кровопролитие и избежать опасности нанесегия японскими войсками ущерба городу, Его Императорское Величество Император Японии предлагает начать переговоры относительно сдачи крепости». Второй документ был передан русской стороне лично от японского императора: «Его Величество Император Японии, исходя из чистой благожелательности и благорасположения, искренне желает, чтобы не воюющие в Порт-Артуре лица могли быть выведены из-под удара так далеко, насколько это только возможно, предотвращая действия в их адрес мечом и огнем. Следуя императорской воле, вы можете эскортировать в Дальний и оставить там женщин, детей, священников, дипломатов из нейтральных стран, иностранных военных атташе — если они пожелают покинуть крепость. Можно в этом смысле рассмотреть вопрос и о других категориях находящихся в Порт-Артуре, если это не задевает наши стратегические интересы».
Отчасти эти послания были адресованы внешнему миру. В войне за расположение тех или иных мировых сил японцам было важно продемонстрировать рыцарские качества и соблюдения норм гуманности в ходе ведения боевых действий. Отчасти японские генералы полагали, что защитники Порт-Артура, оглушенные морской битвой в Желтом море, ослабнут духом. Умирать за далекие китайские утесы?
Генерал Стессель предложил не давать никакого ответа вовсе. Он нервно ходил по комнате. На что генерал Семенов сказал, что правила военного этикета требуют дачи ответа; он предложил выдать японцам чистый лист бумаги. Но в конечном счете Семенов написал проект ответа, который Стессель, чертыхаясь, подписал: «Честь и достоинство России не позволяют делать шагов, ведущих к сдаче». Русское командование отвергло предлагаемые меры по эвакуации женщин и детей. Их отбытие упростило бы вопросы продовольствия и т. п., но в этом случае японцы могли получить немало полезной информации о состоянии дел в крепости. Поэтому Порт-Артур никто не покинет.
Ноги пребывал в уверенности: «Условия, сложившиеся в крепости, состояние войск в ней — все это в настоящий момент позволяет думать, что штурм должен быть успешным». В Токио завидовали его уверенности, но не разделяли ее. Генералы Игучи и Нагаока из Имперского генерального штаба полагали, что Порт-Артур представляет собой непреодолимую крепость. Они предлагали отказаться от фронтальной атаки. Ноги и слышать об этом не желал. Его начальник штаба Иичи Косуке назвал мнения токийских генералов «нонсенсом».
На рассвете 19 августа 1904 г. Ноги начал штурм. Прелюдия — артиллерийская подготовка, затем вперед пошла пехота. Расстояние между русими и японцами было меньше двух километров. Слабость замысла генерала Ноги проявила себя достаточно быстро. Нужно сказать, что именно в Порт-Артуре привычно квалифицированная японская разведка оказалась ниже обычного уровня. То, что японцы в телескопические трубы воспринимали как простой двухэтажный дом западного стиля, оказалось хорошо прикрытым укреплением русской системы обороны. А стеклянные окна очень быстро превратились в бойницы бетонного дота. Здесь лягут 16 тысяч японцев.
Первая японская дивизия атаковала сопки, обозначенные как «высота 174 метра» и «высота 203», господствующие над окрестностью. Их защищал полковник Третьяков во главе Пятого восточночносибирского пехотного полка и двух рот моряков. И хотя сопки до 11 августа защищали только разведчики, Третьяков работал с обычной ответственностью. Его высоты была окружена с трех сторон рядами окопов и колючей проволоки. И разумную активность стимулировали — его непосредственным начальником был всеми уважаемый генерал Кондратенко.
Японцам удалось все-таки устранить колючую проволоку и войти во второй ряд окопов — но для этого они потратили весь свой первоначальный порыв в период с 19 по 20 августа. Велики были потери и обороняющихся, но Кондратенко прислал пополнения. Противников теперь разделяли только несколько десятков метров, но русские смотрели на нападающих «свысока» — из верхней линии обороны. Потери были ужасными. Все командиры русских рот были убиты — офицеры не прятались за чужие плечи. Было много раненых. Но сквозь главную линию обороны японцы не прошли. Высота 174 становилась камнем преткновения японского наступления.
Не всех судьба дарит мужеством. Следующее наступление японцев вызвало поток с сопки в город. Но пятьдесят героев из 5-го полка полковника Третьякова стояли насмерть на вершине высоты. Их отрезали от основной крепости, но они держались. Японские потери при взятии ими высоты 174 насчитывали 1700 человек, русские — 1100 убитыми и ранеными. В конечном счете, оставив восемь орудий, Третьяков отошел к востоку, к «Дивизионному холму». В пяти километрах к востоку от высоты 174 развернулось одно из самых кровавых побоищ. Сюда — лишь 3 километра до Старого города — после мощной артподготовки генерал Ноги послал 9-ю и 11-ю дивизии. Начало было для японцев на редкость успешным, но дальнейшее продвижение стоило уже сотни погибших. Для продвижения вперед наступающим нужно было в буквальном смысле перелезать через тела своих погибших товарищей.
Электрический ток в колючей проволоке погубил не одного японского разведчика. Ночью прожекторы шарили по территории обороны и накрывали диверсионные группы. Японец из такой группы — лейтенант Сакурай Тадайоси делится: «Я чувствовал себя молодым женихом! Открытый снопу огня, я чувствовал инстинктивно смущение». Окопы переходили из рук в руки, покойники обеих сторон переполнили самые большие траншеи. Лейтенант Сакураи: «Мы жили в чаду разлагающейся плоти и раздробленных костей, наша собственная плоть истощалась на глазах, а кости становились тонкими. Мы были группой духов, жалкой плотью которых владела неугасимая страсть, ведь все же мы происходили из подлинного черешневого дерева Ямато».
Чтобы достичь парапета форта, японцы потеряли еще 200 человек. Впереди, до следующей линии обороны оставалось еще 100 метров. Но подход сторожил русский пулемет. (Европа это увидит в континентальном объеме через десять лет). Японский натиск на западные и восточные форты Иначе как свирепым не назовешь. Но японцы все более ценили этот стратегически важный форт Вантай. Тысячи солдат прошли здесь, наступая на трупы своих товарищей. «Мы едва находили тропу, чтобы не наступить на лица». У некоторых из наступающих японских солдат были свои урны, в которые они просили засыпать свой прах.
На этот раз Ноги пренебрег роскошью сомнений. Он посылал вперед полк за полком. По трупам и по раненым, вперед и вперед. Сумасшедший натиск не мог не дать результатов. Командир Восточного крыла генерал Горбатовский взмолился о пополнениях. Очередная японская атака могла оказаться последней. Смирнов заверил, что помощь придет, и ночью они отшвырнут презирающих смерть японцев. Смирнову стоило большого труда убедить подозрительного Стесселя, что Горбатовский — один из лучших его офицеров, что он — подлинный герой этой войны. «В течение трех дней и ночей он находится под огнем, руководит обороной и своей отвагой воодушевляет окружающих».
И все же Западный Панлунг, залитый кровью последней рукопашной схватки, увидел на своей вершине 22 августа японский флаг. Смирнов сделал отчаянную попытку в ночном бою отбить оба оставленных форта. На короткое время Восточный Панлунг увидел русский триколор, но без поддержки его защитники погибли без страха и упрека — 400 из посланных 637 солдат. Восточный Панлунг стал японским, но ценой жизни 1600 японских солдат и офицеров 7-го полка.
Наступил момент, когда даже фанатичные и доблестные японцы не могли больше сражаться. Остатки одного из полков не подчинились приказу, зовущему их в атаку. Их вывели в тыл и заставили в синтоистском храме просить богов о снисхождении ввиду их трусости. Ночью 23 августа генерал Ноги приостановил общий штурм: 9-я и 11-я дивизии сражались уже по 60 часов. Русские ракеты с магнезией слепили наступающих, а прожектора слепили ночью и помогали наводить орудия. С помощью тысячи моряков Порт-Артур отбил этот первый натиск. Защитники бросали гранаты и камни. Все более популярными становились снайперы. Тяжелой была участь спасательных команд, стремившихся унести с поля боя раненых — противник немедленно начинал обстрел спасателей. Ужасающий запах тоже был частью жуткой реальности тех дней. Сверху пытались использовать чеснок, карболку или камфару. И все же пребывание у северных холмов Порт-Артура было явно не для слабонервных.
Возможно Ноги подвели воспоминания. В прошлой войне (с китайцами) было так: чем проще, тем было лучше и эффективнее. Сейчас Ноги явно допустил ошибку. Фантастическая смелость фанатично настроенных солдат была использована неэффективно. Его подвела и плохая работа разведки. Он явно недооценил степень совершенства русских укреплений, силу духа защитников, умелое руководство обороной.
В Токио начали испытывать недовольство. Генерал Нагаока: «Сообщения Ноги и начальника его штаба о том, что «батареи крепости противника оказались сильнее, чем мы могли вообразить, а стены хорошо оборудованы»… Чтобы открыть эти истины вовсе не нужно было 10 000 или больше солдат… Если бы общественность знала об этом, какой была бы ее реакция? Можно ли сказать, что командование выполнило свою задачу и поступило ответственно? Я опустил эту часть доклада, когда мы готовили текст для Императора».
До сих пор посещение фронта не было обычной практикой в штабе Ноги. Лишь один его офицер взобрался на высокую скалу и изумился открывшемуся виду: внизу как на ладони весь Порт-Артур. Повседневная же рутина заключалась в том, чтобы посылать вперед все новые и новые части. Самоуверенность Ноги сказалась хотя бы в том, что он тщательно готовил военную полицию для патрулирования взятого Порт-Артура. Цена этой самоуверенности была устрашающей. В Японии, где верили, что Порт-Артур падет так же быстро, как и в японо-китайскую войну, росло раздражение.