В ДНИ ОСАДЫ ПОРТ–АРТУРА

В ДНИ ОСАДЫ ПОРТ–АРТУРА

Был грозный, тяжелый для России 1904 год. Летом неустанно гремели орудия на сопках и на равнинах Южной Маньчжурии. Потоками лилась кровь на подступах к Ляояну. Японцам удалось отрезать и осадить Порт–Артур.

Но так же ярко, как всегда, светило в те дни южное солнце, озаряя песчаный со щебнем берег, длинной дугой охватывающий бухту китайского портового города Чифу.

Легкий бриз с моря умерял там жару. Поэтому Чифу был местом, куда обычно бежали от летнего зноя американцы и англичане, резиденты Пекина и Тяньцзина. Чифу служил для них летним курортом.

Но летом 1904 года сюда слетелись, как вороны на падаль, репортеры разных газетных и телеграфных агентств. Чифу был ближайшим к Порт–Артуру портом объявившего свой нейтралитет Китая. Репортеры скучали, гуляли по пляжу и изыскивали способы посылать «сенсации» о войне.

Европейские кварталы в Чифу полосой протянулись вдоль пляжа. На некотором расстоянии от пристаней и гавани, на самом берегу, находился небольшой двухэтажный деревянный домик нашего консульства. Перед его фасадом, ближе к берегу, был разбит садик с травяными лужайками. Довольно большой виноградник с тенистой площадкой находился против заднего крыльца.

Консулом нашим в эти дни был Петр Генрихович Тидеман. Незадолго до войны он, имея всего 30 лет от роду, был назначен на это место.

Должность казалась тогда ему, по всей вероятности, спокойной и не сулящей особых тревог и сильных переживаний. Он только что женился и был счастлив в своей семейной жизни. Тидеман перед определением на службу по министерству иностранных дел окончил с отличием Петербургский университет по факультету Восточных языков, специализировавшись в наречиях Северного Китая и Маньчжурии.

Грянул гром войны в январе 1904 года, и совершенно неожиданно Петр Генрихович, вместо рутинной консульской работы в условиях мирного времени, оказался велением судьбы в роли организатора и начальника службы связи с осажденным Порт–Артуром.

«Никогда мне раньше и в голову не приходила мысль, что может произойти что–либо подобное», — рассказывал впоследствии Тидеман. Изредка до Чифу доходил гром орудий со стороны Порт–Артура. Гул этот шел, повидимому, не по воздуху, а по земле. Ногами чувствовалось легкое потряхивание почвы при усилении канонады.

В Чифу, кроме консульства, имелись еще русские учреждения: почтово–телеграфная контора, утратившая связь с Артуром, когда японцы перерезали подводный кабель агентства пароходства Восточно–Китайской железной дороги и отделение Русско–китайского банка. Немногочисленные русские, служащие в них, с болью в сердце слушали гром орудий со стороны моря, а репортеры радостно оживлялись, предвкушая новости о войне.

«Идите скорее к русскому консульству, — торопливо говорил один корреспондент другому. — Там идет разговор с Порт–Артуром по беспроволочному телеграфу».

С вершины мачты у консульского дома была протянута проволока в самое здание. Среди ночной тишины ясно слышалось потрескивание электрической искры. Можно было уловить, что передают по азбуке Морзе.

Антенна по временам вся вспыхивала голубоватым огнем и яркой светлой полосой вырисовывалась на темном фоне.

«Ах, если бы только можно было нам узнать, что эти русские передают», — мечтательно говорил один репортер другому.

Японское консульство немедленно стало слать протесты китайским властям, жалобы на нарушение русскими нейтралитета Китая. Власти, в свою очередь, посылали консулу требования прекратить телеграфирование. «Обнаглели сейчас китайцы, — говорил тогда Тидеман. — Разве в прежнее время они смели с нами таким языком разговаривать».

Но вот что происходило на самом деле с опытами телеграфирования. Консульство выписало из Шанхая приемную и отправительную радиостанцию, лучшую и сильнейшую, какая только была в те дни на Дальнем Востоке. Со станции прибыли два техника немецкой фирмы Телефункен, которые и занялись налаживанием дела связи с Артуром.

Техника радио была в те дни еще в состоянии младенчества. Аппараты строились на какую–нибудь одну длину волны. К злополучию нашему, станция в консульстве работала почти точно на ту же волну, что и суда японского флота. Приспособлений для изменения длины волны не было. Они еще не были изобретены, или, вернее, были уже выработаны в Европе летом 1904 года, но до Дальнего Востока эта новинка дойти еще не могла. В результате сплошное неустанное японское телеграфирование день и ночь назойливо лезло на ленту приемной станции в консульстве. Немецкие техники возились месяца два или три, но радиосвязи с Артуром не добились и уехали.

П. Г. Тидеману пришлось изобретать другие способы связи с осажденной крепостью. Если читатель проследит историю борьбы за Порт–Артур по имеющимся источникам, то он убедится, что как донесения коменданта крепости об отбитых японских штурмах, так и телеграммы о действиях нашей Порт–артурской эскадры обычно появлялись в газетах в России дня через 3 или 4 после того, как те или другие военные события свершились.

Выработанная П. Г. Тидеманом связь действовала правильно, регулярно и непрерывно до самых последних дней существования русского Порт–Артура. Даже частные письма шли из крепости в Россию и обратно.

В этом деле помогло блестящее знание Тидеманом местных наречий и знание существующих условий.

Много войн происходило в районе Печелийского залива в 19 веке. Приходили сюда и англо–французы, интервенты, воевали тут и японцы с китайцами. Радиосвязи тогда не существовало, но разные местности Китая всегда находили способ между собою сообщаться. Эти–то старинные способы и применил наш консул. Он призвал к себе китайцев–лодочников, которые работали для связи и при войне Китая с Японией. В мирное время они скромно занимались, как рассказывали, контрабандой. Эти китайцы на своих джонках и доставляли все приказания петербургских властей в Порт–Артур, а обратно оттуда везли донесения о ходе обороны, печатавшиеся в русских газетах. Работа этих китайцев была не совсем безопасная. Японские миноносцы безжалостно топили всякую мало–мальски подозрительную джонку. Процент гибели наших посланцов был, как мне помнится, около 10 или 15 процентов их общего числа. Само собою разумеется, все телеграммы посылались в зашифрованном виде на крошечных листочках очень тонкой бумаги. После отправки всякой телеграммы через день или два посылался дубликат ее на особой джонке, а затем и трипликат.

Сравнительно очень скромно вознаграждался опасный труд наших лодочников. Насколько я помню, доставивший почту в Порт–Артур и вернувшийся с распиской в ее получении и с обратной почтой получал по условию что–то около 50 или 60 шанхайских долларов.

П. Г. Тидеман выхлопотал себе право награждать этих наших посланцов серебряными медалями на станиславской и анненской ленте» Такие награждения, как оказалось, очень высоко ценились лодочниками. Было нечто вроде соревнования между ними с целью получения медали.

Часто всю ночь в консульстве горели огни, и наличный состав спешно расшифровывал и перешифровывал телеграммы государственного значения, пришедшие из Петербурга.

«Эту телеграмму надо послать с одним из наших медалистов, — говорил тогда консул. — Нужно, чтобы она без задержки дошла».

Лодочники наши доставляли также и офицеров–курьеров, ехавших в Порт–Артур и обратно. Все они были переправлены без всяких осложнений. Письма посылались из консульства в крепость и ответы на них приходили вполне регулярно через 6–7 дней.

Испытывалась и голубиная почта. Птиц в Чифу доставляли из Артура те же лодочники. Важные телеграммы, одновременно с отправкой морем посылались и с почтовыми голубями. Птиц вывозили на шлюпке подальше от берега и там выпускали. Голуби красиво взмывали вверх, кругами добирались до какой–то нужной им высоты. Затем сразу брали направление на Порт–Артур. Направление точное, как будто по компасу. Но, насколько мне известно, ни одна телеграмма голубями в крепость не была доставлена. Быть может, расстояние 80 миль морем было слишком велико для этих птиц.

Из Артура пробовали по вечерам сигналить прожектором, установленным на вершине Золотой Горы. Наблюдатели в Чифу находились на вершине в 1000 футов высоты, но сигналов этих видеть никогда не удавалось.

В начале августа (ст. ст.) консульство в Чифу обратилось как бы в военный лагерь. Пришлось расквартировать в нем команду миноносца «Решительный», который был интернирован китайскими властями и разоружен ими. Ночью японские миноносцы силой захватили миноносец, заставивши ружейным огнем прыгать в воду безоружную команду и искать спасения вплавь.

П. Г. Тидеман во время войны 1914–17 года был нашим генеральным консулом в Тяньцзине. Там же он после революции оставался некоторое время, получив службу в местном муниципалитете.

Последние годы он жил в Монтреале, в Канаде, где и скончался от сердечной болезни 69 лет от роду.

Чудную память оставил по себе Петр Генрихович. Добрый, отзывчивый, тактичный, он навсегда будет жить в сердцах тех, кто его знал.

Имя его будет навсегда связано со славной эпопеей обороны Порт–Артура. Мир его праху!

Контр–адмирал

Д. В. Никитин (Фокагитов)