СТЕПАНЫЧ СЖИГАЕТ КОРАБЛИ
СТЕПАНЫЧ СЖИГАЕТ КОРАБЛИ
Визжащий комок пёстрой бумаги исчез за лесом. Опустив двустволку стволами вниз, Степаныч равнодушно провожал её глазами. Потом вытащил из-за спины охотничий рог и протрубил в него нечто вроде кавалерской зари. Гулкий звук прокатился над тайгой, откликнулся какими-то отголосками и замер. Той же равнодушной походкой Степаныч вошёл в свою конуру и, не глядя ни на какие открытия Серафимы Павловны, взял полотенце, подошёл к корыту, снял зипун, и тщательно смыл с себя все следы позорного происшествия с кашей. Вместе с этими следами, казалось, смылось и обычное баранье-барсучье выражение его лица.
Один из беспризорных адъютантов Степаныча, на этот раз оказавшийся Васькой, вынырнул из тайги.
– Это я, дяденька.
– Вижу, что ты.
– Что-то вы, дяденька, необнаковенный сегодня какой-то?
– А я, башибузук, всегда необыкновенный.
– А что это башибузук?
– Вот, вроде тебя.
Из тайги выскочил и другой беспризорник, по закону исключённого третьего, оказавшийся Ванькой. Степаныч осмотрел всё свое войско и оказал:
– Вот что, ребята, пахнет расстрелом.
– Как расстрелом? Почему расстрелом?
– Расстрелом. А почему – не вашего ума дело. Нужно бежать. Идём.
Степаныч пошел к клубному зданию. Беспризорники последовали за ним. По дороге Степаныч приказал по армии:
– Я сейчас смотаюсь в тайгу. Вы оседлайте трёх верховых коней и трёх вьючных. Возьмите крупы, сала, одеяла, палатку, две двустволки, патроны… Ну, там, соли и прочего. Сахару, чаю, так, недели на три. Оденьтесь потеплее. Тут этот кавказский человек где-то околачивается. Если до меня придёт сюда – пулю в лоб. Или в живот. Словом, куда- нибудь.
– А пулю откуда?
– А, вот сейчас.
Степаныч вошел в “канцелярию”, отпер железный шкаф и передал восторженным башибузукам две винтовки с надлежащим количеством патронов. Третью он взял себе. Кроме того из отдельного ящика в шкафу он достал три автоматических пистолета, опять же с надлежащим запасом патронов.
– Один из вас пусть седлает, другой сторожит. Этот кавказский человек…
– Чикваидзе?…
– Всё равно… может подойти в любую минуту. Стрелять сразу. Никаких предварительных переговоров. Поняли?
– Поняли, – в один голос сказали оба башибузука.
– Ну, а что значит “предварительные переговоры”?
– Это значит, чтобы матом не крыть.
– Правильно. Ну, так я в тайгу, а вы тут действуйте.
Степаныч взял с собой верёвку, топор, винтовку, сел на коня и направился к той развалённой церковушке, в которой товарищ Иванов хранил свою книгу Страшного Суда. В развалины церковушки Степаныч залез, как в свой собственный карман, достал алюминиевый ящичек, открыл его, перелистал последние записи товарища Иванова, положил книжку обратно в ящичек, запихал всё это в свой спинной мешок и направился дальше.
В версте-полутора стоял огромный старый кедр. Степаныч привязал топор к верёвке, закинул его за один из нижних сучьев и с ловкостью, несколько неожиданной для его неуклюжего тела, вскарабкался наверх. Метрах в семи-восьми от земли оказалось дупло. Степаныч засунул туда свою руку и извлёк металлический ящик, размером в небольшой чемоданчик, спустился вниз, отвинтил от ящика его боковую стенку и произвел какую-то манипуляцию. В результате этой манипуляции, в ящике загудело нечто вроде моторчика, и через несколько минут вспыхнула маленькая-маленькая зелёная лампочка. Степаныч произвел другую манипуляцию, в результате которой выскочила дощечка с телеграфным ключом, на котором Степаныч стал что-то настукивать. Зажглась красненькая лампочка, и из какой-то щёлки поползла узенькая бумажная лента с точками и чёрточками. Все эти манипуляции заняли около четверти часа, после чего Степаныч завинтил ящик, засунул это в тот же спинной мешок и затрусил домой.
Ванька и Васька были уже в полном вооружении. Кроме высоких кожаных сапог, кожаных курток на меху, у каждого было по топору, кинжалу, пистолету, винтовке, двустволке и по паре восторженных глаз. Кони стояли осёдланные и навьюченные. Степаныч осмотрел всё это одобрительно-ироническим взором.
– Вот, Монтигомо – Ястребиные Когти!
– А что это, дяденька?
– А, вот вроде вас.
– А вы давеча по иному сказали.
– Бывает и по иному, эх, учить вас надо.
– Чему учить?
– Ну, хотя бы грамоте.
– Да кто ж учить будет?
– Я буду.
– Так вы сами неграмотный.
– Я вчера неграмотным был, сегодня я уже грамотный.
– Так разве можно в один день?
– Бывает, ну, катимся. Тащите соломы.
Степаныч направился к сараю и взял два снопа соломы. Близнецы тоже взяли по два. Степаныч вошёл в свою конуру.
– Ну, теперь валите солому, а на солому всё, что попадёт. Иллюминацию устраивать будем.
– А что такое иллюминация?
– А это когда весело горит.
– Пожар, значит?
– Весёлый пожар. Валите всё.
Беспризорники, охваченные радостью разрушения, стали валить на солому всё: и чучела, и кровать, и стол, и табуретки. Потом принесли ещё несколько снопов и положили их в спальнях, канцелярии и прочих местах. На солому набросили дров.
– Ну, а теперь – все окна и двери настежь и тащите керосин.
Несколько бидонов с керосином были вылиты на солому и дрова. Всё это Степаныч торжественно поджёг спичкой. Вольный лесной ветерок, пропитанный озоном и прочими такими веществами, вливался в раскрытые окна и двери. В сарае, наполненном соломой, сеном и дровами, не нужно было даже и керосина.
– Ну, а теперь – айда!
– Дяденька, может, можно посмотреть?
– Что посмотреть?
– А как гореть будет.
– Ну, на это уж товарищ Берман посмотрит. Айда.