НЕЗНАКОМЕЦ

НЕЗНАКОМЕЦ

Лесная Падь прельщала товарища Иванова в сущности только из-за его алюминиевого ящика с книгой Страшного Суда. Всё остальное, в том числе и провод, имело совершенно второстепенное значение. Сидя в автомобиле по дороге в Лесную Падь, товарищ Иванов тщательно пережёвывал в уме все детали своей беседы с Медведевым и также тщательно взвешивал все могущие произойти последствия… Основное было, конечно, ясно: Медведев как-то пытается обойти Бермана. Но на вопрос о том, кто и кого съест, не было никакого ответа. А именно от этого ответа зависело дальнейшее поведение товарища Иванова. А от дальнейшего поведения товарища Иванова мог зависеть, например, такой пустяк, как его собственная жизнь.

Временами товарищу Иванову хотелось бросить всё это, заболеть, как-нибудь перевестись в другой округ или раздобыть себе длительную командировку: пусть тут они едят друг друга без меня. Но снова возникал соблазн продвижения, повышения, власти, виллы, собственного автомобиля, и товарищ Иванов снова наполнялся мужеством и рвением. Середины всё равно нет: или голодная жизнь в низах населения, или сытая и пьяная на верхах. А риск, всё равно, везде одинаков. Ничего не поделаешь…

С такими мыслями товарищ Иванов подъехал к пепелищу Лесной Пади. Оставив автомобиль с шофёром у этого пепелища, вооружившись винтовкой и огромной кожаной сумкой со всякой аппаратурой для розысков провода, товарищ Иванов описал круг около пепелища и нырнул в тайгу. Места шли хорошо знакомые, и через час ходьбы товарищ Иванов дошёл до разваленной церковушки. Прежде, чем нырнуть в неё, он обошел её кругом, тщательно осматриваясь и прислушиваясь: нет, ничего. В церковушке была та же сырость и гниль, что и раньше. Товарищ Иванов подошёл к стенке, вынул соответствующие кирпичи и вместо алюминиевого ящика с книгой Страшного Суда обнаружил пустое место.

Товарищ Иванов почувствовал, что его колени стали подгибаться. Дрожащими руками он стал ощупывать дыру в стене, как будто ящичек мог завалиться в какую-то трещину. Нет, ящика не было. В мусоре, наполнявшем впадину, ещё остался его след. Но, кроме следа, больше не было ничего. Товарищ Иванов почти бессознательно вытер холодный пот, проступивший у него на лбу. Может быть, это была не та дыра? Может быть, он по рассеянности вложил ящичек в какое-то другое место? Может быть… Но товарищ Иванов понял, что это были совершенно праздные надежды, ящичек был украден.

Ноги у товарища Иванова стали подкашиваться. Опираясь о стенку рукой, он уселся на кучу мусора. Ящичек украден. Кто мог его украсть? После пожара вся местность была прощупана сотнями следопытов, кто-то из них мог забраться и сюда. Но как ему могло придти в голову ковыряться в стене? И как он мог найти тайник? И что он сделает с книгой Страшного Суда? На все эти вопросы никакого ответа не было. И не было никакого ответа на самый основной вопрос: так что же делать дальше?

Не без труда поднявшись на ноги, товарищ Иванов всё-таки обыскал всё: другие стенки, кучи мусора, песку, какой-то гнили на земле, которая когда-то была полом – нет, ничего. Книга Страшного Суда исчезла.

Товарищу Иванову стало как-то жутко, как будто какие-то мертвецы начали шевелиться под этими развалинами, как будто какие-то нездешние руки стали протягиваться к нему из полутьмы. Согнувшись, почти на четвереньках, он выполз из развалин. Поднявшись на ноги, он увидел, что шагах в двадцати от него, на стволе поваленного бурей дерева, сидел какой-то незнакомый человек, с виду лет под сорок пять – пятьдесят, и смотрел на него почти что приветливыми глазами. Товарищ Иванов почувствовал, что ему дышать нечем.

Незнакомец продолжал сидеть и даже улыбаться. Когда туман в глазах товарища Иванова несколько рассеялся, он установил, что на коленях у незнакомца лежит маленькая английская винтовка, “Томмигун”, что рядом с незнакомцем на том же стволе лежит алюминиевый ящичек.

– Сядем, поговорим, – дружеским тоном сказал незнакомец.

Товарищ Иванов, словно лунатик или загипнотизированный, двинулся к незнакомцу. Тот дружеским жестом указал товарищу Иванову на место на том же стволе, метрах в трёх-четырех от самого себя. Товарищ Иванов сел. На его привычно деревянном лице мелко-мелко дрожали какие-то мускулы.

– Как вы видите, товарищ Иванов, – прежним дружеским тоном сказал незнакомец, – ваш архив находится в моем распоряжении.

Товарищ Иванов сделал глотательное движение и сказал:

– Угу.

– Но это, – продолжал незнакомец, – только временно, позвольте вручить его вам обратно, там всё в целости.

Товарищ Иванов хотел было тигром броситься к ящичку, но удержался. Он сделал ещё одно глотательное движение и ещё раз сказал “угу”. Сейчас он пытался рассмотреть незнакомца. Намётанный глаз определил почти сразу, что незнакомец совсем недавно побрился, и что до этого он не брился очень давно: лицо было покрыто плотным загаром, а выбритые места были чем-то подкрашены, вероятно, ореховым жиром. Товарищ Иванов не мог бы поклясться, что незнакомца он видит в первый раз в жизни, что-то такое где-то он уже видел.

Товарищ Иванов хотел что-то спросить, но почувствовал, что его голосовые связки отказываются работать. Он протянул руку за спину за фляжкой, но сообразил, что незнакомец может превратно понять это движение.

– Только глоток, – проскрипел он.

– Ах, пожалуйста, пожалуйста, – приветливо разрешил незнакомец, – пожалуйста, хоть три.

Товарищ Иванов не сразу смог открыть фляжку своими дрожащими руками. Однако, три глотка несколько вернули ему, если и не совсем ясность мысли, то некоторую членораздельность речи.

– А зачем вы его взяли?

– Нужно было, – сказал незнакомец. – Мы, видите ли, хотим установить с вами некоторый, как это говорится, деловой контакт.

“Мы”. Значит, незнакомец говорит не только от себя. Товарищ Иванов хотел было оглянуться, нет ли поблизости сообщников этого незнакомца, но понял, что этого делать не следует. Или, по крайней мере, не стоит.

– Но, прежде всего, товарищ Иванов, имейте в виду, что фотокопии вашего архива у нас имеются.

Туманная и нелепая надежда, мелькнувшая было в сознании товарища Иванова, отцвела, не успевши расцвести. Товарищ Иванов сделал ещё одно глотательное движение и ещё раз сказал “угу”. Мелькнула и ещё одна мысль – броситься на незнакомца и как-то ликвидировать его. Но и эту мысль пришлось оставить – винтовка лежала на коленях у незнакомца и ствол её смотрел приблизительно в сторону товарища Иванова. Кроме того, незнакомец не был похож на человека, с которым справиться было бы легко. И ещё, кроме того, у незнакомца могли быть сообщники.

Как-то внезапно и иррационально товарищ Иванов почувствовал огромное облегчение. Да, конечно, он находится в руках у незнакомца. Это было очень плохо. Но если бы книга Страшного Суда попала бы в руки Бермана или Медведева, то это означало бы конец. Незнакомец никакого конца ещё не означал. Ему от товарища Иванова что-то нужно. Но что?

Как бы отвечая на невысказанный вопрос, незнакомец сказал всё тем дружественно-приветливым тоном:

– С вами, товарищ Иванов, мы будем обращаться, как с сырым яйцом – бережно и нежно. Чтобы и вас никто не разбил, и чтобы вы сами не разбились. Таким образом, в вашем учреждении вы будете стоять хотя к под невидимой вами, но очень надёжной защитой. Надеюсь, что всем этим вы злоупотреблять не станете. Нам же от вас нужна вся текущая информация о всех мероприятиях указанного учреждения, касающихся известного вам дела Валерия Михайловича Светлова. Мы, конечно, имеем информацию и помимо вас, так что вы будете, так сказать, контрольным звеном над иной информацией, но и иная информация будет контролировать вас. Словом, вы понимаете.

– Это довольно просто, – с облегчением сказал товарищ Иванов.

– Ну, не очень, – усмехнулся незнакомец, – У нас несколько иная система… Но это мы пока оставим… Если у вас появятся какие бы то ни было данные по этому делу, вы понимаете, какие бы-то ни было, даже и такие, которые вам могут показаться несущественными, вы ставите на ваше окно, выходящее на улицу, на первое с угла, это ваша рабочая комната, стопку каких-нибудь книг. И скажете вашей жене, чтоб она этой стопки не трогала. Это, де, вам нужно для работы… Согласны?

Товарищ Иванов молча кивнул головой.

– Так что, позвольте вручить вам ваше сокровище.

Незнакомец протянул товарищу Иванову его алюминиевый ящичек. Товарищ Иванов хотел было проверить его содержимое, но понял, что это не имеет никакого смысла, он, товарищ Иванов, всё равно, находится в полной или почти полной власти этого человека. Если даже в ящичке находится не всё его прежнее содержание, то поделать, всё равно, ничего нельзя. Товарищ Иванов протянул руку и взял ящичек без какого бы то ни было облегчения. Но загорелая и как-то по таёжному тонкая рука, протягивающая ему этот ящичек, напомнила что-то знакомое, как будто, где-то он эту руку всё-таки видал.

Товарищ Иванов привык ко всяким переодеваниям и перевоплощениям. Теперь, когда прошёл его первый шок, лицо незнакомца стало казаться ему давно знакомым. Степаныч? Нет, не может быть. А вдруг может быть? Нет, не может быть.

– Скажите, – робким тоном, – спросил всё-таки Иванов. А вы не этот, как его… Степаныч?

– Бывший, – кратко отрезал незнакомец.

Товарищ Иванов почувствовал некоторую растерянность. Совсем не так давно, только на днях, он, товарищ Иванов, давал ныне бывшему Степанычу мелкие подачки за тетеревов, уток и прочее. Теперь этот, ныне бывший, Степаныч. А, может быть, не он один? Может быть, даже и его, товарища Иванова, жена, она тоже? Как разобраться в этом всё-таки странном мире, к которому товарищ Иванов всё-таки привык, и в котором, как на маскараде. С той только разницей, что на маскарадах никогда не расстреливают… А тут не разгадаешь маски – и пиши пропало…

– Так вот, товарищ Иванов, – спокойно и по-прежнему дружественно продолжал ныне бывший Степаныч. – По тем данным, которые мы имеем, ваш начальник Медведев собирается проявлять некоторую инициативу, направленную на поиски Светлова. О всех шагах товарища Медведева вы должны нам сообщать немедленно. Если для расходов по этому поводу вам понадобятся деньги, то вот, будьте добры…

Ныне бывший Степаныч полез в свой карман и протянул товарищу Иванову довольно основательную пачку денег. Товарищ Иванов протянул руку к этой пачке, потом как-то отдёрнулся. Это, конечно, была просто взятка, не деньги для каких бы то ни было расходов, а просто взятка. Денег этих товарищ Иванов использовать не мог, или почти не мог: и его бюджет, и его расходы были совершенно точно известны данному учреждению, и малейшее превышение его финансового экспорта над его финансовым импортом было бы сейчас же замечено. Но в судорожном жесте товарища Иванова играло роль не одно это обстоятельство…

Ныне бывший Степаныч заметил этот судорожный и противоречивый жест и продолжал сидеть, положив локоть на колено и всё ещё держа в протянутой руке пачку кредиток.

– Позвольте ещё глоток, – сказал товарищ Иванов.

– Ах, пожалуйста, хотя бы и три.

Товарищ Иванов сделал три глотка. Отняв фляжку от губ, он заметил взгляд ныне бывшего Степаныча. В этом взгляде товарищу Иванову показалось, что ныне бывший Степаныч понимает решительно всё: и собачье положение товарища Иванова, и опасность угрожающую ему то-ли со стороны Медведева, то-ли со стороны Бермана, и значение плюшкинской коллекции его алюминиевого ящика, и даже его, товарища Иванова, ведомственную жену, не даром же Степаныч сделал оговорку о стопке книг. Кроме того, было как-то видно, что этот, ныне бывший Степаныч, не боится решительно ничего. Сам он, товарищ Иванов, дышал воздухом страха, как дышат люди воздухом насквозь прокуренной комнаты. А глаза ныне бывшего Степаныча действовали, как струя свежего ветра, это был воздух без страха.

– Что, дрянь дела? – сочувственно спросил Степаныч.

– Дрянь, – покорно согласился товарищ Иванов.

– Не только ваши, – подтвердил Степаныч. – Практически, и у Бермана с Медведевым дела не на много лучше. Кто-то кого-то задавит. Потом победителя задавит кто-то другой.

– Верно, – покорно согласился товарищ Иванов.

От глотков, от перехода от полного отчаяния к какой-то ещё очень смутной, почти подсознательной, но всё-таки надежде, у товарища Иванова мысли прыгали судорожно и несвязно. А, может быть, и в самом деле бросить всё это? Положиться на вот этого бывшего Степаныча. Может быть, именно он не станет “давить”? Может быть, из всей этой войны всех против всех именно бывший Степаныч выйдет победителем? Может быть, возможна всё-таки какая-то человеческая жизнь? Жизнь без маски на лице и без страха в сердце?

– Верно, – ещё раз подтвердил товарищ Иванов. – Разрешите, я папиросу закурю…

– Ах, пожалуйста, хоть три, – любезно разрешил ныне бывший Степаныч.

Товарищ Иванов достал коробку папирос. Как это ни было странно, зажжённая спичка прыгала в его пальцах. Такого всё-таки не было никогда. А кое-какие передряги товарищ Иванов всё-таки видал на своём веку.

– Простите, – спохватился он, – позвольте вам предложить…

– Нет, спасибо, я не курю.

– Я, видите ли, товарищ… Не знаю, как вас звать, я видите ли, конечно, вообще говоря, понимаю… – Тут товарищ Иванов запнулся.

– Что же, именно, вы понимаете?…

– Да, вот, вообще… Машина. Аппарат. Я, вот, в машине, а вы, вот, эту машину хотите… с рельс спустить… взорвать, ну, вообще, чтобы к чёртовой матери.

– Совершенно верно, к чёртовой матери. Даже и без рельс.

– Так, вот, я понимаю, вы думаете, что раз я в машине, так я за машину.

– Приблизительно.

– Нет, не совсем. Даже, может быть, и не приблизительно. Я, конечно, в машине. Так что, вы думаете, – тут голос товарища Иванова приобрёл несколько несвойственную ему ярость, – если человек в тюрьме, так значит он за тюрьму?

Степаныч слегка поднял брови, но не сказал ничего.

– Сидит, вот, человек в тюрьме и уйти ему некуда. Так уж лучше быть дежурным по кухне, чем голодать просто в камере.

– Эту точку зрения разделяют всё-таки не все люди.

– Не все. Я – все. Я – как все. Куда податься? Не нужно мне ваших денег. Вот, сами посмотрите… Я ещё глоток…

– Не хватит ли? – с сомнением в голосе спросил Степаныч.

– Нет. Ах, опять, простите, может быть, вы?

– Нет, спасибо, я и не пью тоже.

Товарищ Иванов снова достал фляжку и на этот раз твёрдо констатировал, что руки у него дрожали, но это было не от водки…

– Вот, пока там что, я вам скажу. Товарищ Медведев нацеливается на заимку этого Дубина и вызовет или вызвал к себе такого Кузина, вы его, кажется, знаете.

– Да, знаю.

– Кузин у Медведева в кармане. Медведев думает обойти Бермана. Перехватить инициативу. Я ещё мало знаю. Но я честно. Можете оставить эту коробку у себя. Я честно. Надоело. Если пропадать, так уж лучше с вами.

– Почему это? – спросил Степаныч.

– Я этого ещё не знаю. Не знаю… Может быть… Если уж пропадать, так за что-нибудь…

– За что именно?

– Ну, вообще, за жизнь. За то, чтобы жить. А разве это жизнь? – В голосе товарища Иванова снова появились нотки ярости, – разве ж это жизнь, я у вас спрошу?

– Жизнь, конечно, собачья, – согласился Степаныч.

– Собачья? Вы говорите, собачья? А я вам говорю, хуже всякой собачьей жизни. Собак, тех, по крайней мере, не расстреливают. Собак, по крайней мере, врать не заставляют. Даже и у собаки своя совесть есть. А вы думаете, что у Медведева или Бермана есть хотя бы собачья совесть?

– По-видимому, решительно никакой.

– Никакой. Я, вот, в Москве в зоологическом саду бывал, там аквариум и рыбы там всякие морские. У Медведева столько же совести, как и у этих рыб.

– А вы давно это заметили? – сочувственно спросил Степаныч.

– Не знаю. Постепенно. А вот у вас совесть есть, – довольно неожиданно констатировал товарищ Иванов. – Так уж, если пропадать, так уж лучше за совесть, вот!

Человек, который перестал быть Степанычем, внимательно и пристально вглядывался в товарища Иванова. Товарищ Иванов, видимо, находился в состоянии крайнего возбуждения. Он довольно нелепо размахивал дрожащими руками, губы у него кривились и дрожали, несколько раз он зажигал уже зажженную папиросу, потом бросал, потом доставал другую, голос у него то срывался, то вдруг приобретал металлический тон безграничной ненависти. Так, как будто что-то годами и годами накопленное под прикрытием его деревянной маски, прорвало какую-то плотину. Речь его была довольно бессвязна.

– Я, конечно, понимаю, этот мой справочник, – он ткнул рукой по направлению алюминиевой коробочки. – Хвастаться нечем. Можете бросить её к чёртовой матери.

– Нет, зачем бросать, там кое-что есть…

– Ну, как хотите. А он, то есть Медведев, сейчас готов на всё. Теперь он вцепится в Дубина. Думает, что там, на заимке, этот самый центр.

– Какой центр?

– Да, говорят, какие-то там ученые. Атомы ищут.

– Говоря между нами, товарищ Иванов, никаких там “атомов” нет.

– Ну, всё равно. За Светловым будет форменная охота. Я вам, значит, буду сообщать, можете проверять, как хотите.

– Нет, представьте себе, товарищ Иванов, – совершенно спокойно сказал бывший Степаныч, – представьте себе, что я вам верю.

– В самом деле?

– В самом деле.

Товарищ Иванов как-то, как будто размяк, словно из него вынули все кости. Он опустил голову вниз и некоторое время оба собеседника сидели молча. Потом, как бы собрав все свои силы, товарищ Иванов слегка развёл руками.

– Вот, как бывает. Судьба. Вот думал, погиб окончательно. А теперь даже и вы верите.

– Почему даже и я?

– Были вы этим… егерем. Видали и слыхали. Телефон у вас был. Эта баба его нашла.

– Да, кстати, как с этой бабой?

– В лазарете. Не опасно. Я сказал Медведеву, что поеду сюда провод от телефона разыскивать.

– Не найдёте. Нет никакого больше провода. Но можете найти склад оружия.

– Какой склад?

– Есть такой.

Бывший Степаныч достал из кармана блокнот и набросал небольшой чертёж.

– Вот тут, товарищ Иванов, пожарище, от него тропинка вот сюда. Потом так, – бывший Степаныч карандашом вёл товарища Иванова по тропинке, – потом вправо к берегу крохотного ручья, вот тут поваленный бурей кедр и, вот тут яма, а в яме кое-какое оружие. Вам нужно показать Медведеву, что вы не даром сюда пошли.

– Да, это правильно, – подтвердил товарищ Иванов. – А что с этой коробочкой?

– Попадётесь вы с ней, – сказал бывший Степаныч.

– Это тоже правильно. Возьмите её с собой. Я теперь по-иному.