ПЕРВЫЕ СООБЩЕНИЯ О БОРМАНЕ

Самым важным первым свидетелем того, что Борман жив, стал Генрих Лайнау, который утверждал, что в июне 1945 года он ехал вместе с Борманом в поезде, следовавшем на Фленсбург, расположенный на границе с Данией, после своего освобождения из концлагеря Заксенхаузен. По словам писателя Ладислава Фараго, датский врач по фамилии Преусс утверждал, что примерно в это же время его друг-нацист просил у него деньги на то, чтобы помочь Борману выехать из Дании.

Советские власти объявили тогда, что в мае 1945 года офицер 5-й Ударной армии нашел в кожаном пиджаке у мертвого немца, лежавшего около выведенного из строя танка, дневник Бормана. Поскольку труп был явно не Бормана и пиджак тоже не мог принадлежать ему, русские решили, что Борман сунул свой дневник в пиджак убитого немца, чтобы оказаться одним из «шейнтот», мнимых покойников, которых тогда расплодилось довольно много.

Спустя примерно тридцать лет, чтобы опровергнуть эти советские утверждения, журнал «Штерн» разыскал двух немецких свидетелей, которые утверждали, что в кожаном пиджаке был найден французский рабочий, а дневник был найден отнюдь не в кармане пиджака, а — в вощеной бумаге — под трупом Мартина Бормана на мосту Лергер. На трупе были шерстяные кальсоны и жилет. Никто не мог объяснить, откуда они узнали про этот интересный, хотя и запоздалый факт, а также как же случилось так, что французский рабочий Морис Дашу, когда его выследили репортеры из «Штерна», ничего не знал о предполагаемом инциденте. Либо «Штерн» неумышленно помог распространению дезинформации, либо мы должны представить себе несколько нелепую картину: труп в подштанниках лежит на своем дневнике, завернутом в промасленную бумагу!

Фрау Талхаймер, жена мюнхенского врача, который в прошлом регулярно следил за здоровьем Бормана, уверяла, что в сентябре 1945 года она столкнулась с ним, одетым в кожаные шорты и рубашку, на улице Леонардо да Винчи в Мерано. (Таким образом, выходит, что Борман был в Италии двумя годами раньше, чем утверждали впоследствии русские.) Ладислав Фараго утверждал, что фрау Талхаймер была убеждена, что судья Хорст фон Глазенап, который занимался исследованием истории Бормана, получил заверения Хью Тревор-Ропера, в которых тот заявлял, что теперь он отказывается зерить в версию Аксмана о смерти Бормана на мосту Лергер.

В феврале 1952 года немецкий журналист Штерн, известный неонацист, начал распускать слухи, что Борман живет в Италии. Он опубликовал фотографию «брата Мартино», коренастого мужчины, который напоминал Бормана. Этот сюжет был интересен не сам по себе — подлог был совершенно очевиден, — а тем, что было причиной его так называемого откровения. Либо это была попытка получить деньги от легковерных людей — попытка, которая провалилась, — либо это была первая и наиболее откровенная попытка дезинформации.

В 1960 году другой «Борман» под именем Вальтера Флегеля был арестован в Зарате, городке, расположенном в ста километрах к северо-западу от Буэнос-Айреса. Чиновник посольства Западной Германии заявил агентству Рейтер: «Мы располагаем в нашем офисе отпечатками пальцев Мартина Бормана, и они находятся в распоряжении аргентинской полиции». Другая газета подтвердила, что, действительно, был срочный запрос этих отпечатков пальцев от германского полицейского управления в Висбадене, которое, по всей видимости, всерьез восприняло такую версию.

Все это должно было подтвердить другой подлог, другую намеренную дезинформацию. Фарсовый характер совершенно очевидного подлога и серьезность, с которой он был принят властями, свидетельствовали как о действенном обмане, так и о доверчивости прессы. Вся эта волна поднялась вскоре после того, как Адольф Эйхман, организатор нацистской программы истребления людей, был похищен в Аргентине. Профессор Тудай Фридман, руководитель организации, похитившей Эйхмана, утверждал, что у него имеется большое досье на Бормана, и заявил о своей уверенности в том, что Борман жив. Выступая в Х"айфе н то время, когда весь мир ожидал результатов смехотворной процедуры опознания, осуществленной в Буэнос-Айресе, Фридман, прекрасно знавший, что это чистый обман, твердо заявил: «В конце концов мы достанем его».

В мае 1961 года доктор Грегорио Тополовски, бывший аргентинский посол в Израиле, собрал пресс-конференцию. Явно рассчитывая на сенсацию, он заявил собравшимся журналистам, что аргентинская полиция знала о пребывании Бормана в Аргентине и о том, что Йозеф Мен-геле, бывший врач СС в Аушвице, одно время находился в их стране.

Когда Эйхман сидел в тюрьме в Израиле, он получил короткое послание: «Мужество. Мужество. Мартин». Это послание было немедленно воспринято как исходившее от Бормана — предположение, ни на чем не основанное, хотя тут же было объявлено, что это почерк Бормана.

Эйхман тоже заявил капитану Авнеру Лессу, молодому израильскому полицейскому, родившемуся в Англии, что Борман жив.

14 августа 1961 года на 114-м заседании суда над Эйх-маном в Иерусалиме его немецкий защитник доктор Сер-вациус подтвердил, что Эйхман считает, что Борман жив. Никто так и не выяснил, была ли это попытка сыновеі Эйхмана или его самого отвлечь внимание от вины Эйх-мана за массовое уничтожение евреев.

Ладислав Фараго утверждал, что пять магнитофонных записей интервью с Эйхманом в Аргентине — так называемые записи Сассена — содержат свидетельства о Бормане и что Биллем Сассен, бывший офицер абвера, который вел эти записи, сознательно не представил их трибуналу. Это утверждение Фараго не получило никакого подтверждения, поскольку Сассен отказался сотрудничать с кем бы то ни было.

Разоблачения продолжались. Николас Эйхман, двадцатипятилетний сын Адольфа Эйхмана, заявил, что Борман жив и что он «не так беден, как мой отец. Даже евреи со своими миллионами долларов не могут схватить его».

В статье в «Дейли скетч» Комер Кларк утверждал, что израильская секретная служба говорила ему, что Борман вылетел из Испании в 1948 году с испанским паспортом на имя Хосе Поссеа и продолжает уходить от израильских агентов, которые в 1952 году выследили его переезд из Аргентины в Бразилию. Он уверял, что два израильских агента разрабатывали планы его похищения из морского порта на восточном побережье Сальвадора, но Борман расстроил их намерения, когда в 1958 году лег в больницу и спустя несколько месяцев умер от рака. Могила его якобы находится поблизости от городка Барилоче, расположенного в Андах, в тихом месте в десяти километрах от города. Однако никаких подтверждений этой версии не последовало.

Нельзя скидывать со счетов и испанца Анджела Алькасара де Веласко, который утверждал, что после окончания войны он организовал бегство Бормана в Швейцарию.

Несмотря на все продолжающиеся «разоблачения» и глупо срежиссированную дезинформацию, израильская команда во главе с Тудаем Фридманом продолжала неустанно охотиться за Борманом.

Обнаружение доктора Вернера Хейде, эсэсовского врача, которого разыскивали за преступления против человечности — убийств тысяч евреев, — дало возможность устроить суд над ним. Перед началом судебного процесса государственный обвинитель Франкфурта доктор Фриц Бауэр детально его допрашивал. В результате этих допросов главный обвинитель Мецнер сделал заявление агентству Рейтер:

«Несмотря на утверждения обратного, включая показания Ганса Баура (пилота Гитлера), управление генерального прокурора земли Гессен продолжает свои усилия по розыску Мартина Бормана, исходя из уверенности, что глава национал-социалистической партии выжил.

Управление генерального прокурора во Франкфурте выражает удовлетворение тем, что в его распоряжении имеется информация, которая может подтвердить, что Борман на свободе».

А спустя два дня Хейде был найден в своей камере повесившимся, а доносчик Фридрих Тильман выпал или выбросился с восьмого этажа служебного здания.

История, рассказанная Бауэру Хейде и Тильманом, сводилась к тому, что Хейде скрывал Бормана в эсэсовском госпитале в Граастене, неподалеку от датского города Сондеборг. Опять-таки невовможно установить, рассказывали ли Хейде и Тильман эту историю, чтобы спасти себя, или пытались рассказать правду.

Позднее, в том же 1964 году, ситуация изменилась самым решительным образом Восточногерманские власти сделали заявление, из которого явствовало, что могила, в которой было захоронено якобы тело Бормана после того, как оно было обнаружено в Берлине на мосту Лертер, была вскрыта вследствие вспыхнувшего интереса к его делу, но оказалась пустой — там не было никаких следов захоронения.

8 июля 1964 года Бауэр сказал, что он получил из Парагвая сообщение от неназванного им человека, извещающего его, что Борман живет именно там. Судя по этому сообщению, Борман несколько раз бывал в Асунсьоне, столице Парагвая, в обществе доктора Менгеле.

В первую неделю августа вся эта история подтвердилась, хотя и в несколько измененном виде. Появилось сообщение, что Борман умер в 1959 году в доме парагвайца немецкого происхождения Бернарда Юнга и якобы похоронен в Ига, деревне в тридцати пяти километрах от Асунсьона.

Западногерманский журналист Герберт Джон вылетел в Асунсьон и поехал в машине в Ита, чтобы расследовать эту версию. Он обнаружил, что регистрацию захоронений проводит сам могильщик. Герберт Джон неофициально раскопал могилу под номером 3, про которую в регистрационном журнале было написано, что в ней похоронен Хуан Хермосилла. В могиле он нашел беззубый череп и отдельные кости, завернутые в материю, и решил, что они, вероятно, принадлежат Хуану Хермосилле.

Бернарда Юнга он выследил в Испании, где, как неожиданно выяснилось, он теперь проживал. Юнг отказался подтвердить или опровергнуть, что Борман умер в его доме.

Германский посол с опозданием обратился с просьбой еще раз вскрыть могилу. Бауэр немедленно отреагировал на этот запрос западногерманского правительства, заявив, что неонацисты в Южной Америке намеренно распускают слухи о смерти Бормана, чтобы поиски прекратились. Он продолжил поиски вместе со своей командой и в сотрудничестве с журналом «Шпигель» и другими изданиями. Они прочесывали район, где, как сообщалось, в по следний раз видели Бормана.

Бауэр утверждал, что врач, чех по национальности, живущий в Парагвае, недавно сообщил ему, что оказывал медицинскую помощь больному раком, который, как ему кажется, мог быть Борманом. Западногерманские газеты сообщали, что другого врача в Асунсьоне уговорили выдать подложное свидетельство о смерти Бормана, датированное двумя годами раньше, чтобы убедить власти прекратить поиски.

Прошла неделя, а парагвайские власти весьма неохотно проявили готовность откликнуться на запрос Западной Германии. Бауэр выступил с новым заявлением, сказав, что он предполагает, что упомянутая могила, которая, «как считают, возможно, хранит останки Бормана, скорее всего могила, в которой лежат кости какого-то старого индейца».

И действительно, в могиле в Ита оказались захоронены останки индейца Хуана Эмилио Хермо Хермосиллы, как подтвердили местные жители!

Теперь Бауэр увеличил награду за сведения о Бормане до 9 тысяч фунтов стерлингов.

Весной 1963 года сын Эйхмана Дитер был арестован за участие в беспорядках в Аргентине, и этот арест подтолкнул его сделать заявление о том, что Борман жив. Это дало полиции возможность провести обыск в доме Эйхмана на Калле Гарибальди в Буэнос-Айресе. Утверждали, что в результате обыска были найдены три письма Бормана Эйх-ману, датированные 7 марта 1952 года, 12 января 1957 года и 3 марта 1957 года. 3 января 1965 года другой сын Эйхмана, Клаус, настаивал на том, что он тоже знает наверняка, что Борман жив. Однако фактов явно не хватало.

После этого в мае 1965 года сыновья Бормана заявили, что, по их убеждению, он мертв. Это заявление выглядело довольно странно, поскольку официально считалось, что между Борманом и его семьей нет никакой связи.

В 1967 году мир потрясло известие об аресте в Сан-Паулу Франца Пауля Штангля, ответственного за убийство 700 тысяч евреев, которого бразильское правительство согласно выдать. (К этому времени Бразилия стала более демократической страной.) 17 марта бразильский суд получил от окружного суда Дюссельдорфа не очень вразумительное требование о выдаче Штангля, сформулированное в таких выражениях, словно Штангля обвиняли в угоне автомашины или неуплате за пользование телевизором. Но теперь поляки тоже стали требовать его выдачи, подталкивая германское правительство к более активным действиям. 22 июня одна из берлинских газет, «Тагесшпигель», была вынуждена задать вопрос, действительно ли Борман жив, ибо Штангль признал, что Борман — «один из нас», имея в виду, что он был среди спасшихся нацистов, укрывающихся в Южной Америке.

Решительно настроенные охотники за Борманом к этому времени заинтересовались следом в Гватемале. Там был арестован один человек, и его отпечатки пальцев были отправлены в криминальную полицию Висбадена для опознания, не являются ли они отпечатками пальцев Бормана или по крайней мере подкрепляют ли они историю, опубликованную в «Гардиан» в марте 1967 года. Продолжения у этой истории не получилось, подозреваемый был освобожден.

В октябре того же года охотник за нацистами Симон Вейзенталь заявил, что есть свидетельства того, что Борман живет в Парагвае. Предполагалось, что он получил парагвайское гражданство.

Итальянский врач доктор Пино Фрецца, который однажды сопровождал Муссолини в Мюнхен и встречался там с Чемберленом, знал и Бормана. Он сообщил итальянскому послу в Аргентине, что встретил Бормана в Буэнос-Айресе. Копию его сообщения итальянское правительство должным образом переслало еврейским организациям. Читатель не должен забывать, что Фрецца был фанатичным фашистом и его свидетельство было, по всей вероятности, продиктовано собственными интересами. Из его сообщения ничего не последовало.

Однако более значительным оказалось обнаружение писем нациста профессора фон Леерса, который в течение ряда лет возглавлял абвер в Южной Америке. В одном из этих писем фон Леере сообщал своему другу, что Борман находится в Южной Америке и в настоящее время живет в Бразилии. Учитывая тот факт, что эти письма были написаны много лет назад и что их обнаружили совершенно случайно, они являются гораздо более существенными свидетельствами, нежели совершенно беспочвенные слухи.

Позднее, и совершенно независимо от заявления фон Леерса, гражданин Израиля Вольфганг Лотц заявил, что одно время фон Леере жил в Каире под именем Омара Амина. Лотц знал его жену, которая утверждала, что Борман однажды навещал ее мужа в Египте.

В 1968 году Майкл Бар-Зохар в своей книге «Мстители» утверждал, что он брал интервью у врача в Асунсьоне, австрийца по национальности, доктора Отто Бисса. Бисс рассказывал, что весной 1959 года он сопровождал женщину, вдову по имени Касашия, в дом фашиста Вернера Юнга после того, как Йозеф Менгеле не сумел поставить диагноз таинственному гостю, который был серьезно болен. Юнг был руководителем местной фашистской юношеской организации в Парагвае. Вместе с Гансом Ульрихом Руделем (асом нацистской авиации, у которого было больше всех орденов и наград. К тому же он был личным другом парагвайского диктатора Альфредо Стресснера) Бисс был замешан в укрывательстве в то время Менгеле в Асунсьоне. В силу этого свидетельство Бисса имеет некоторый вес. Писал он следующее:

«Я осмотрел больного и заговорил с ним по-немецки, но он мне не ответил и вообще не стал говорить ни на одном европейском языке, какой я знал, а настойчиво продолжал говорить на плохом испанском. Поэтому мне было довольно трудно добиться от него хоть какой-то помощи для определения характера его заболевания. Второй врач понял ситуацию, наклонился к больному и сказал ему: «Вы можете говорить по-немецки». И, к моему изрядному изумлению, они заговорили на беглом немецком».

Бисс, утверждавший, что у того человека был шрам на лбу, какой, как известно, имелся у Бормана, продолжал-

«Через несколько дней мои друг пришел ко мне в сильном возбуждении. Он рассказал мне, что встретился с женщиной, которая приходила ко мне, и что мужчина, которого я осматривал, — это Мартин Борман. Я немедленно достал фотографии Бормана, правой руки Гитлера. Никаких сомнений не оставалось. Человек, которого я видел, был старше, чем на фотографии, но это был тот же самый человек. Конечно, это был Мартин Борман».

Доктор Бисс упорно стоял на своем, и даже когда его расспрашивали в декабре 1984 года, когда ему исполнилось уже 85 дет, он продолжал настаивать на своей правоте.

Рассказ Бисса выглядел настолько убедительным, что ряд авторов, писавших позднее, после официального заявления о смерти Бормана в 1973 году, вынуждены были искать альтернативное объяснение. Один из них добился встречи с Вернером Юнгом, который утверждал, что это он был болен и что никогда не существовало никакого таинственного гостя.