ПОДТВЕРЖДЕНИЕ СВИДЕТЕЛЬСТВА О ПОДЛОГЕ

В случае с «Евой Браун» первоначальное подтверждение того, что это труп Евы, основывалось на обнаружении зубного моста, записи о его изготовлении в зубоврачебном кабинете Блашке на Кюрфюрстендамм и на показаниях Фрица Эхтмана, что он изготавливал этот мост для Евы. Этих доказательств для советских следователей оказалось достаточно.

Подлог не оказался бы успешным, если бы стоматологические записи, которые вел Блашке, попади в руки советских следователей, или если бы они прислушались к свидетельству Хейзерман, что эти мосты никогда не ставились. Из всего этого можно предположить, что подлог не зависел от показаний Блашке или Хейзерман и, возможно, даже от свидетельства Эхтмана, а зависел главным образом от самого наличия моста, принадлежавшего, как предполагалось, Еве Браун. Советская подозрительность обеспечила все остальное — противоположным свидетельствам не хотели верить.

В случае с «Гитлером» зубные мосты еще раз должны были подтвердить идентификацию трупа. Такое подтверждение было необходимо для того, чтобы доказать, что Гитлер умер с ампулой цианистого калия во рту.

К чему ведет нас распутывание этих тайн? К тому, что бегство Евы было спланировано заранее, — вероятно, по лестнице, ведущей к запасному выходу. Бегство в неизвестность и возможную смерть сразу после половины четвертого, когда начал действовать приказ очистить бункер.

Есть смысл задержаться на минуту у входа в бункер, ибо более не может быть никаких оправданных оснований ставить под вопрос точное место сожжения трупов, так же как и место захоронения. Не может быть и никаких сомнений, что сожженные трупы именно те трупы, которые были захоронены: детали их сожжения с помощью бензина вполне совпадают со степенью разрушения трупов, если не считать исчезновения большой берцовой кости у трупа Гитлера, Рухнул миф о нераскрытой могиле. Рухнул миф о пепле фюрера, который унес для потомства Аксман. Теперь мы можем без помех рассматривать альтернативный сценарий смерти Гитлера в бункере.

Прежде чем начать восстанавливать происшедшее, нам, вероятно, необходимо припомнить, где находились главные участники спектакля, и очистить сцену для их представления.

Мы имели несколько свидетельств, что 30 апреля во время обеда дети Геббельса находились в столовой на верхнем этаже бункера вместе с кем-то из секретарш, которые их кормили и следили за ними, пока их мать, Магда Геббельс, оставалась в своей комнате, как предполагается, страдая от сердцебиения. Поскольку, надо полагать, ей никогда бы не позволили спуститься в нижний бункер с ее дикими, истерическими попытками увидеть Гитлера, то похоже, что это случилось за некоторое время до смерти Гитлера, возможно, потому, что она почувствовала, как изменилась атмосфера в бункере. Секретарши тоже могли получить некоторое представление о надвигающихся событиях от разговорчивого Гюнше, но, судя по всем данным, они старались, чтобы дети ничего не заподозрили.

Мы знаем, что Аксман и Баур почти наверняка не были на нижнем этаже бункера, — оба они находились в помещении эсэсовцев, приходя в себя от вечеринки в подвале Имперской канцелярии. Таким образом, в нижнем бункере находились Йозеф Геббельс, Мартин Борман и эсэсовский хирург, гигант Людвиг Штумппфеггер.

Вероятно, это было в характере Мартина Бормана — хотеть остаться в стороне и в то же время знать, что происходит. Он часами до самого конца играл в карты и пьянствовал с Штумпфеггером в его комнате, ожидая, когда Линге или Штумпфеггер, с которыми Гитлер, как считал? окружающие, находился в дружеских отношениях, убедят того покончить жизнь самоубийством. Будучи по характеру своему агрессивно нетерпеливым, Борман, вероятно, хотел быть первым, кто узнает, что Гитлер мертв. Фраза Линге «дело сделано, министр», адресованная нетерпеливому Борману, возможно, была знаменательной.

Более чувствительный Геббельс точно так же не хотел иметь хоть какого-либо касательства к смерти Гитлера и думал о том, как спастись. Вероятно, он оставался в своей спальне, а не с Борманом в комнате Штумпфеггера, расположенной напротив комнаты Гитлера.

Я оставляю Геббельса и Бормана в нижнем бункере, потому что, поскольку каждый из них двоих считал себя главным, представляется невероятным, чтобы они покорно ушли из нижнего бункера, подчиняясь приказу эсэсовцев Раттенхубера. Тот факт, что эсэсовцы позволили им пытаться вступить в мирные переговоры с русскими, предполагает, что эсэсовцы все еще хотели соблюдать верность фиктивному государству. Это также предполагает, что оба они одобряли подталкивание всего процесса, даже если они и не понимали характер действий эсэсовцев.

Более чем вероятно, что именно Штумфеггер раздавил ампулы с цианистым калием во рту трупа.

Гитлер не застрелился и не отравился, так как же он умер? Нам остается рассмотреть только одну реальную альтернативу: фюрер был задушен.

Поскольку огонь уничтожил все мягкие ткани шеи, посмертное обследование не могло обнаружить следов такого насилия. Красные ссадины или капли крови, которые при удушении появляются на коже, глазах и других органах, были сожжены. Короче говоря, не существует никаких патологоанатомических методов, при помощи которых советские специалисты могли бы определить, имело ли место удушение.

Необходимость прибегать к таким хитрым приемам, как засовывание ампулы с цианидом в рот трупа Гитлера, теперь можно легче обьяснить: это было предназначено не для того, чтобы скрыт его бегство, а для того, чтобы скрыть убийство, инсценировав самоубийство, на которое у нерешительною фюрера не хватало мужества.

Никто из возбужденного, трусливого окружения фюрера не захотел взять на себя ответственность за такое удушение, тем более если Гитлер представлял себе, что правда о его действиях станет широко известна и приведет впоследствии к публичному позору. Ампула с цианистым калием, которую Гитлер, как предполагалось, готов был использовать, стала бы прекрасным и вполне очевидным прикрытием такого убийства — убийства, совершенного, по всей видимости, в отчаянии его окружением, жаждущим спастись.

Теперь мы можем представить себе в полном объеме подозрения советских офицеров в отношении странных или избитых замечаний, которыми Линге приправлял свои показания, однако сейчас они оказываются вполне на месте. Линге — человек, которого, как заметил Гюнше, никто, включая Гитлера, не считал человеком умным, — оказался главным подозреваемым в убийстве фюрера.

Таким образом, хотя нельзя утверждать, что судьба Гитлера более не подлежит обсуждению, я намерен, используя имеющуюся теперь в нашем распоряжении информацию, попытаться восстановить события 30 апреля 1945 года, основываясь не на ложных показаниях свидетелей, которые, возможно, несут на себе ответственность и вину, а исключительно на предположениях. Но эти предположения базируются на прочных патологоанатомических данных о ранее предполагаемых способах смерти.