Элевсин

Святилище, названное в честь мифологического героя Элевсина, находится в 20 км от Афин, и в древности было популярно как культовый центр Деметры и Персефоны (Коры). В течение всей эпохи существования древнегреческой цивилизации в честь богинь проводились Элевсинские мистерии.

Находки археологов датируют первые признаки существования поселения на месте Элевсина временами неолита. Захоронения Раннеэлладского периода (III тыс. до н.э.) показывают, что Элевсин если и приходил в запустенье, то ненадолго. Среднеэлладским периодом II (18-17 вв. до н.э.) датируются множественные захоронения и городские постройки. Возможно, в середине II тыс. до н.э. Элевсин был центром одного из ахейских государств, и в начальный период своего существования существовал как город-порт как зона влияния Фив. Согласно легенде, основатель города герой Элевсин был сыном легендарного царя Фив Огига, о котором сохранилось лишь предание о том, что при нем был "Огигов потоп". Расчет по генеалогиям дает основание полагать, что Огигов потоп относится к 16 в. до н.э. Но Элевсин также является персонажем мифа, события которого относятся к началу 13 в. до н.э. Из этого противоречия выход прост: младшие поколения в греческих генеалогиях зачастую заимствовали имена предков. Второстепенность роли Элевсина в мифах о Деметре говорит о том, что это был отдаленный и малоизвестный потомок эпонима.

Сведения о том, каким образом в Элевсине утвердился культ Деметры, противоречивы. Действительно, Деметра не входила в круг олимпийских богов и впервые прославляется в гомеровском "Гимне Деметре", который стилистически отличается от его поэм, и, скорее всего, приписывается Гомеру. Выдвинуты различные гипотезы происхождения культа – из Египта, Фракии, Фессалии, Крита. Но это лишь попытка подменить разрешение проблемы. Культ Деметры, даже если в каких-то чертах был заимствован, носит явно местный характер. Его бытовой фон вполне реалистичен, длительность отправления культа однозначно свидетельствует в пользу местного его происхождения.

Первым легендарным мистагогом в Элевсине считается Эвмолоп, от которого жреческий сан наследовали его потомки. Правда, Павсаний приводит и афинскую версию – что Керик, считавшийся сыном Эвмолпа, на самом деле является сыном легендарного афинского царя Кекропа и Аглавры (правда, по мифу был зачат Гермесом).

Если речь идет об историческом Кекропе, то он был сыном афинского царя Эрехтея. Но в этом случае Керик отделен от Троянской войны всего одним поколением. Одновременно по ряду источников нам известно, что Эрехтей был убит в сражении афинян с элевсинцами. Тогда же погиб и сын Эвмолпа Иммарад. Кроме того Эвмолп был в родстве с Эрехтеем, царем Афин. Он также числится правнуком Эрехтея, но, видимо, такое имя носил предок афинского царя в цепочке родства: Эрехтей-Орифия-Хиона-Эвмолп. В этом варианте Эвмолп – современник аргонавтов (вторая половина 13 в. до н.э.). Ясно, что на поле боя прадед и правнук не могли встретиться. У Эрехтея было множество дочерей и сыновей, и один из внуков вполне мог унаследовать имя деда, что соответствовало распространенной практике. Вот с этим-то Эрехтеем-младшим и сразился сын Эвмолпа Иммарад на поле брани, и оба погибли.

Ради победы Эрехтей принес в жертву Персефоне одну из своих дочерей, и это говорит о том, что элевсинский культ в тот период давно уже вышел за пределы элевсинских земель и широко практиковался, по крайней мере, среди афинской знати. В разных версиях предания называются разные имена казненной дочери, но, скорее всего, это была или Протогения ("перворожденная"), или Пандора ("всеодаряющая"), – персонажи древних генеалогий, от которых не осталось потомства, но остались "говорящие" имена. В жертву была принесена одна из сестер, а другая покончила с собой. Видимо, эти дочери были приписаны Эрехтею-старшему – как и сюжет с Эвмолпом.

Что касается Кекропа-древнего, которому афинская традиция пытается передать родоначалие элевсинских жрецов, то от него не следует никаких надежных генеалогий. И к нему также приписана в дочери Пандроса – вероятнее всего, та же Пандора. Если сложить обрывочную генеалогию Кекропа-древнего с последующими аттическими генеалогиями, то все равно изначальный период их зарождения относится к началу 14 в. до н.э. Мы не находим какой-то исключительной древности – все персонажи действуют в Микенские времена, незадолго до Троянской войны, после которой в истории Элевсина и Аттики следует огромный разрыв, едва заполненный отрывочными сведениями и редкими персонажами. Из истории Элевсина выпадают сразу несколько столетий, а из археологии – без малого тысячелетие. Период 11-7 вв. до н.э. не заполнен ни археологическим материалом, ни генеалогией, ни историей. Он совершенно пуст.

В период "темных веков" Элевсин, видимо, не имел самостоятельного значения и был небольшим поселением при малоизвестном святилище. Культ Деметры отправляли не столько в Элевсине, сколько в Мегаре. И только в результате противостояния Афин и Мегар Элевсин приобрел какое-то значение. При этом Афины, добившись контроля за святилищем, постарались увеличить его значимость и принизить культы Мегар.

К началу 6 в. до н. э. Элевсин был демом в составе Афин. Расцвет Элевсина совпадает с расцветом Афин, когда "тиран" Писистрат (550-510 гг. до н. э.) развернул масштабное строительство культовых сооружений. Святилище было кружено мощной крепостной стеной с башнями. После персидского нашествия (490-479 гг. до н.э.), его пришлось восстанавливать. Тогда же были вновь построены новые сооружения, и святилище вновь стало местом массового паломничества.

О значении святилища говорит афинский декрет 418 г. до н. н., требующий от всех греков по дельфийскому оракулу приносить десятину Элевсинским богиням. Но это же и начало упадка, поскольку Афинами святилище, находящееся в их подчинении, в данном случае использовалось явно в политических целях. Консолидация богатств и продовольственных запасов в Элевсине было не только признанием верховенства Афин, но и резервом для поддержания афинской гегемонии.

Элевсинские мистерии долгое время были в большом почете у греков, они практиковались полтора тысячелетия. Период их расцвета относится ко времени между Персидскими войнами и эпохой Перикла. Элевсинский куль патронировался Афинским государством, а его сельские мотивы были близки простому народу вплоть до времен Римской империи. Римские императоры возвели Большие Пропилеи, триумфальные арки, фонтаны, храмы и алтари.

После периода правления Антонинов начался упадок Элевсина, как и всей языческой религии в Греции. В конце IV в. христианские фанатики при поддержке правителя вестготов Алариха опустошили святилище. Император Феодосий окончательно отменил мистерии, которые уже негде было проводить. С тех пор Элевсин оставался безвестным – вплоть до начала раскопок в 1882 году, когда были обнаружены его руины, а также некрополь с гробницами и мегароном 15-13 вв. до н.э.

Ранние некрополи Элевсина возникли в период существования устойчивого поселения, возникшего в Элевсине в начале II тыс. до н. э. на южном склоне холма Акрополя и существовавшего до конца тысячелетия. Затем на его месте возник античный город. Раскопки позволили обнаружить погребения бронзового века (более 100 захоронений) как на территории города, так и на склоне акрополя. Более информативными являются захоронения Среднеэлладского периода (большинство могил), которые размещались в некрополе раннегеометрического периода, под постройками античного периода, а также в западном некрополе.

Среди захоронений выделяются детские могилы – в основном простые земляные ямы со скорченным трупоположением. Могилы размещались либо на южном склоне холма, либо под Телестерионом (главным ритуальным залом Элевсинских мистерий) и под архитектурными останками городских строений. В некоторых случаях яму покрывали фрагментами пифоса (обычай более раннего периода). Несколько детских захоронений размещены в пифосах, стоящих вертикально или лежащих горизонтально на дне ямы. Редкие детские могилы облицованы сырцовым кирпичом. Характерно почти полное отсутствие погребального инвентаря. Аналогичные захоронения встречаются и в других регионах Греции (Аскитарио (материковая Аттика), Эгина (Саронический залив), Асины (Пелопоннес), Рахмани и Пирасос (Фессалия)), причем их распространение (и обычай делать детские захоронения в пределах поселения, а то и прямо под полами домов) приходится на Раннеэлладский период. Что означает: в Элевсине древние традиции захоронений сохранились дольше обычного.

Несколько детских могил, облицованных плитами, находились в основном в западном некрополе и представляли собой ямы, ограниченные четырьмя плоскими камнями, которые сверху также были прикрыты плитой. Пол обычно покрывался слоем гальки. Одна могила содержит два детских скелета и скелет взрослого, отдельные могилы принадлежат юношам. Инвентарь встречается только в могилах детей старшего возраста.

Грунтовые могилы взрослых составляют незначительную группу находок, и они связаны с бедной частью населения Среднеэлладского Элевсина. Одна из могил уникальна вытянутым положением скелета, при этом череп раннего захоронения был разбит. Вероятно, могила была заброшена, и случайно обнаружена при подготовке ямы для нового захоронения. Новая яма была выкопана рядом, а в порядке почитания мертвых в старую могилу положили ойнохою (сосуд для вина), вокруг которого разложили фрагменты расколотого черепа. В двух могилах такого типа обнаружены множественные захоронения (3 и 4 скелета, соответственно). Более ранние захоронения при этом оставались непотревоженными. Позднее, в микенские времена, кости от прежних захоронений хаотически сдвигались в сторону, а скорченное трупоположение было заменено выпрямленным. Таким образом, налицо изменение погребального обряда и культа мертвых. Эти изменения были медленными: раннеэлладские признаки к концу Среднеэлладского периода были вытеснены новыми принципами погребения.

Плитовые могилы взрослых также в основном найдены в западном некрополе, несколько – под античным городом. В групповых захоронениях лишь последнее оставалось в сохранности, остальные же кости были смешаны. Часть могил разграблена и разрушена. Для части групповых захоронений характерно выступание вверх одной из вертикальных торцевых плит, со стороны которой осуществлялся вход в склеп. Одна из могил была расширена в Позднеэлладский период, и в пристройке склепа были помещены останки взрослых и ребенка. Несколько могил при их сооружении использовали смешанную технику – облицованы каменными блоками и дополнены плиточной кладкой. Они напоминают шахтные гробницы Микен.

В могилах взрослых находки инвентаря немногочисленны, но имеют большое значение, потому что они аналогичны, прежде всего, инвентарю микенских гробниц. К таковым относятся грубые ритоны, изображающие быка с ручкой на спине (аналог – серебряный ритон в Микенах, а также критские ритоны среднеминойских гробниц Мессары и Мохлоса и раннеэлладские ритоны культуры Евтересиса), фиала с тремя ручками (есть микенский аналог, а также раннеэлладские аналоги в самом Элевсине), медные кольца, покрытые золотом около 3 см в диаметре – украшение прически (аналог – находки в Микенах, в могильном круге Б, у Гомера – описание прически троянца Эвфорба), примитивный бронзовый нож листовой формы длиной 15 см с креплением к рукоятке тремя серебряными гвоздиками (аналоги – в царских гробницах Микен, а также в могилах Сескло, Драхмани, Агиа Триада, Мохлосе), пластинки из кабаньего клыка с отверстиями для крепления – элементы украшения шлема (аналогичный шлем – в Микенах).

Отдельную группу составляют гробницы с боковым входом, которые подобны плитовым могилам и имеют большие размеры, иногда – с псевдодромосом. Скорее всего, это склепы высшей знати Элевсина. Одна из могил демонстрирует позднее изменение обряда: кости от прежних захоронений сдвинуты в сторону, посередине – распрямленный скелет с инвентарем по бокам (аналог – захоронение в Микенах, могильный круг Б). Костяк лежал в вытянутом положении посредине могилы, а около него был расположен инвентарь. У северной стены грудой лежали кости, по-видимому, трех скелетов. Инвентарь представляет собой керамические сосуды и бронзовый нож. В другой групповой могиле кости более ранних захоронений были сдвинуты, но последнее захоронение осуществлено ближе к входу в склеп в скорченном положении. Еще две могилы содержат ямы с костями среднеэлладских захоронений, но остальная часть погребальных камер пуста – видимо, они были разграблены в последующие эпохи. Погребальный инвентарь гробниц такого типа содержит большое количество сосудов.

Среднеэлладские захоронения взрослых в Элевсине аналогичны захоронениям Раннеэлладского периода в материковой Греции, на острове Эвбея и на Кикладах. Могильники раннеэлладских поселений Агиос Космас, Зигурии и других показывают, что после разложения тела считалось, что душа умершего переходит в царство теней и поэтому забота об останках уже не имеет смысла. Именно поэтому для новых захоронений кости отодвигались в сторону или собирались в специально вырытую яму.

Раннеэлладский период был временем господства родовых отношений – об этом свидетельствуют коллективные погребения Зигурии, Орхомена, Тиринфа, Агиос Космас. Появление индивидуальных погребений – один из признаков выделения индивидуальных земледельцев и скотоводов или же захоронение пришельцев – индоевропейских переселенцев, волны которых то и дело докатывались до Греции. Меняются и постройки: от многосемейных многокомнатных – к односемейным домам меньших размеров.

Среднеэлладский период характеризуется применением гончарного круга, исчезновением коллективных родовых склепов, появлением семейных склепов и индивидуальных могил. Но малые поселения, вроде Элевсина, дольше сохраняли верность прежним традициям и меньше подвергались влиянию извне (со стороны Крита, Египта и др.). Здесь, как правило, до конца Микенских времен (11 в. до н.э.) умершего хоронили в скорченном положении. Кроме того, коллективные могилы в Элевсине не только не исчезли, а, наоборот, преобладали. При этом все изменения постепенны, никакого разрыва традиции не наблюдается.

Можно предположить, что подобная верность традиции сохранилась и в элевсинской мифологии, которая была неизменной в течение тысячелетий и подверглась пересмотру и путаным дополнениям лишь на закате греческой цивилизации, происшедшем вместе с упадком Римской Империи.

Сюжет мифа о Деметре и Персефоне был общеизвестным в греческом мире, и никто не оспаривал у Элевсина прав считать, что этот сюжет развернулся именно здесь. В основном содержание мифа нам известно из гомеровского "Гимна Деметре", содержащего целый ряд неясностей.

Кора (то есть, просто "Дева"), дочь Деметры, играла в поле с дочерями Океана и прочими богами. В это время Зевс дал Аиду согласие на похищение Коры, которую тот намеревался взять в жены, и он устроил для нее ловушку. Она наткнулась на нарциссы – цветы загробного мира. Один из них был так красив, что Кора потянулась, чтобы сорвать его. В этот момент земля разверзлась, и Аид на своей колеснице вырвался из преисподней и похитил девушку. Кора громко кричала, но ее не услышали ни Афина с Артемидой, ни многочисленные Океаниды, которые были поблизости. А услышали только Геката и Гелиос, роль которых в мифе весьма странная. Также услышала крик и Деметра, пустившись на поиски дочери в черном одеянии. Это одеяние неверно принимают знаком скорби и траура, но у богини изначально был сине-черный плащ, который она почему-то сбросила, отправляясь на поиски Коры.

В поисках дочери Деметра странствовала девять дней по земле, почему-то не догадываясь обратиться к олимпийским богам и к своему отцу Зевсу. Или же никто не захотел ей сказать, что похищение свершилось с согласия Зевса, а сам Зевс в это время был занят принятием даров. Может быть, потому что Коры больше нет, а ее место заняла Персефона, царица подземного царства. Богиня как бы разделила судьбу смертных и приобрела с новым именем другую жизнь и, возможно, другой образ. Важно также, что похищение Коры Аидом напоминает нам о подобном же похищении Бореем Орифии, бабушки Эвмолпа – современника учреждения культа Деметры и Персефоны. Девятидневный срок скорби также напоминает нам о христианской традиции.

Деметра с двумя факелами в руках девять дней обходит землю, не вкушая амвросии. Почему она ходит с факелами? Может быть, днем эти факелы гасились, а ночью вновь зажигались. Почему недостаточно одного факела? Может быть, это какой-то условный знак. Почему нужны были ночные поиски? Почему богиня вопрошает о судьбе дочери не Зевса или других богов Олимпа, а просто бродит по земле?

На десятый день богиня встречает Гекату – тоже с факелом. Та слышала крики Коры, но не видела, что произошло. Причем тут Геката? По одной из версий мифа она – дочь Деметры от Зевса. Но в данном случае – скорее, такая же чародейка, как и Деметра. Именно поэтому она сочувствует знакомой по общему делу женщине. По Диодору Геката – племянница и супруга Ээта, сына Гелиоса. Именно поэтому она вместе с Деметрой следует к своему дяде и тестю Гелиосу, в надежде, что он видел, что произошло с Корой. Тот сказал Деметре, что Зевс позволил Аиду похитил ее дочь. После этого Деметра впала в глубокую печаль и покинула Олимп. И снова принялась блуждать по земле, хотя уже знала, что это бесполезно.

Богиня (Деметра, Геката?) поражает двумя факелами героя в леопардовой шкуре (Диониса ?)

Деметра (?) получает погребальную ленту в обмен на дары

Геката почему-то покидает Деметру, и та приходит в Элевсин одна и садится у "колодца дев" (или же у колодца Анфиона), приняв образ благообразной старушки – каких нанимают в няньки и ключницы. Здесь она видит четырех дочерей царя Келея, пришедших за водой. (Надо отметить, что царская семья снабжается водой своими силами, а не силами слуг. Помимо всего прочего, это свидетельствует, что дворец царя располагался неподалеку.)

Дочери царя были одновременно внучками Элевсина (отца царя Келея), эпонима города или (точнее) тезки эпонима – его одноименного потомка. По версии Гигина, Элевсин был лишен жизни Деметрой за то, что он подглядывал за священнодействиями. Возможно, этот сюжет как-то связан с тем, что Деметра выбрала для своих дальнейших действий именно Элевсин.

Деметра на обращенные к ней вопросы (как обычно, древние спрашивали об имени и происхождении незнакомого человека) обещает рассказать о себе чистую правду. И рассказывает, что ее зовут Доя, и жила она на Крите, пока ее не похитили разбойники, чтобы продать в рабство. Ее привезли в аттический порт Форик, и там Дое удалось бежать. И вот она, блуждая, прибыла в неизвестные ей земли. Это рассказ в духе переодетого в рубище Одиссея, который также придумывал разные критские истории про пиратов.

Сочувственные к бедам пожилой женщины, дочери Келея обещают найти ей работу и отправляются во дворец. И Деметра становится нянькой Демофонта, сына царя Келея. Но зачем все это нужно богине? Жизнь у Келея никак не способствует возвращению Коры. Бытовой сюжет как будто включен в миф без какого бы то ни было изменения. Но именно из него возникает культ богинь. Деметра в отчаянии на время как бы отказывается от своей божественной сущности.

Дочери Келея еще у колодца заметили богоподобие внешности Деметры. А войдя во дворец Келея, она у входа "достала до потолка головой" (может быть, достала до притолоки) и озарила порог сияньем. И это говорит нам, что богоподобие выражено в статности – необычно высоком росте. Как бы ни хотела Деметра скрыть свою сущность, у нее это не получается.

Царица Метанира с младенцем на руках, увидев этот свет, испытала испуг и уступила свое кресло в центре зала Деметре. Но та осталась стоять, потупив взор. Тогда старая служанка Ямба предложила ей стул, покрытый серебристой овечьей шкурой. Деметра молча села, прикрывая лицо покрывалом. Но Ямбе шутками удалось ее развеселить (отсюда "ямб" – стихотворный размер для "несерьезной" поэзии). И тем самым вписала себя в последующие таинства Деметры как милый богине персонаж. Позднее, при проведении Фесмофорий в честь Деметры было принято обмениваться шутками.

Царица предложила Деметре вино, но та попросила воды с яичной мукой и мятой (кикеон). Впоследствии этот напиток стал применяться в обрядах. Радушная царица готовит кикеон богине, и та обещает, что воспитает ее сына, уберегая от чар и вредоносных зелий, используя свои знания противоядий и средства против чар. То есть, она прямо заявляет о своих способностях знахарки и чародейки. Тут же Деметра получает в руки младенца Демофонта.

Воспитывая царевича, Деметра не давала ему ни питья, ни пищи, а только натирала амвросией и обдавала его своим божественным дыханием. А ночью помещала его в пламя очага. От этого ребенок быстро рос и стал бы бессмертным, если бы Метанира не обнаружила тайных манипуляций с ребенком и не пришла в ужас от того, что увидела. Деметра выронила Демофонта из рук (то есть, он все еще был младенцем) и заявила, что теперь уже ему не избежать смерти, но он всегда будет в почете, поскольку спал на руках у богини.

И здесь возникает неясный фрагмент: Деметра объявляет, что "всегда в эту самую пору" (то есть, в тот же период года) элевсинцы будут учинять войну против афинян. На этом текст обрывается, и поэтому на данный фрагмент предпочитают не обращать внимания. "Вовеки вечные" элевсинцы по воле Деметры должны будут воевать с Афинами! Эта часть указывает на древность гимна: он не мог было сочинен в условиях подчинения Элевсина Афинами.

После утраченного фрагмента (видимо, небольшого) следует требование Деметры к царице воздвигнуть себе храм и жертвенник на холме, при этом она обещает учредить здесь таинства, совершая которые элевсинцы буду склонять дух богини к милости. Тут Деметра называет себя, сбросив маску старости (или просто сняв с лица покрывало) и открыв свою красоту: сияющее лицо, рассыпанные по плечам золотые волосы. Пораженная увиденным и услышанным, царица не сразу подняла с земли сына, на плачь которого прибежали ее дочери. Наутро все было рассказано царю, и он, созвав на площадь народ, повелел осуществить указания Деметры.

Зачем Деметре был нужен бессмертный Демофонт? Может быть, взамен утраченной дочери? Считается, что это посторонний сказочный мотив, включенный в Элевсинский миф, чтобы приблизить его сюжет к божественному и найти причину, почему царь Келей повелел воздвигнуть храм для Деметры. Действительно, бытовой сюжет никак не сопрягается с божественным. Ясно лишь одно: скрывшая свою молодость критянка стала нянькой царевича и по ночам совершала над ним какие-то обряды. А будучи уличена, смогла каким-то образом так поразить царицу и царевен – так, что те побудили царя построить храм для разгневанной чародейки, явившей свою божественную красоту.

Видимо, храм и жертвенник были построены очень быстро. По крайней мере, строительство не прекращалось до завершения постройки. И Деметра села в храме, продолжая тосковать по дочери. И от этого начался ужасный неурожай, грозящий гибелью всему людскому роду. Понимая, что в таком случае прекратятся жертвы богам, Зевс решил вмешаться и повелел Ириде призвать к нему богиню. Но Деметра посмела не послушать Ириду. Как и множество других богов, которых Зевс посылал к ней. И ее не прельстили ни дары, ни посулы почестей. И тогда Зевс потребовал от Аидоинея (а вовсе не от Плутоса, которого ошибочно отождествляли с владыкой преисподней, соединяя миф с бытовой историей) отпустить Персефону к матери, направив к нему Гермеса. Воля Зевса выполнена, и Персефона воссоединяется с Деметрой. Правда, дочь должна вернуться к мужу, который дал ей пожевать сладкое гранатовое зернышко, и тем самым обеспечил вековечную обязанность возвращаться. Третью часть года Персефона обязана проводить у Аида, а остальное время – с матерью и другими богами. И в гомеровском гимне вполне однозначно весна определяет время возвращения Персефоны к матери, а не Персефона определяет наступление весны – как хотелось бы сторонником иносказательного смысла мифа.

Поступок Аида Деметра именует обманом, а самого Аида именует эпитетом Полидегмон (может быть, "многоликий демон"). Отсутствующий фрагмент текста, видимо содержал обещание пожаловаться Зевсу на этот обман. Тем не менее, Деметра вновь позволяет земле приносить урожай. Местных же героев и владык – хитроумного Триптолема, конника Диокла, могучего Евмолпа и царя Келея – Деметра посвятила в таинства. Все устроив, она (с эпитетом "богиня богинь") вместе с дочерью отправляется на Олимп.

Таинства Деметры не позволяют посвященным что-либо говорить о них. Эти таинства делают посвященных счастливыми. А непосвященные "по смерти не будет вовеки // Доли подобной иметь в многосумрачном царстве подземном". Надо понимать, что речь идет о том, что посвященные получают счастье именно во мраке подземелья. Какого-то иного места греки для смертных не предусматривали. Кроме того, удостоенные любви богинь при жизни получали дары Плутоса, который нисходит как покровитель в жилище через очаг и дарует богатство.

Здесь становится понятным, зачем Деметре нужно было опалять Демофонта в огне. Это своего рода жертва Плутосу (не Аиду) – ради богатства дома царя Келея. Одновременно обретение бессмертия через смерть (бессмертным может стать только тот, кто уже умер и возродился в каком-то ином качестве). Плутос (Плутон), таким образом – не другое имя Аида, а имя посланника, которому доступен Аид. Точно так же, как Зевс действует непосредственно разве что молнией, а в других случаях его волю сообщают Ирида или Гермес. Жертва царевича (сжигание в очаге) вполне могла быть чародейством, которым Деметра обещала царю Келею избавить Элевсин от неурожая.

Божественная Деметра – дочь Кроноса и Реи, сестра Зевса и Геры. Ее божественный статус упомянут в "Одиссее" – в изложении старинного индоевропейского сюжета о божественном браке на вспаханном поле Крита. От брака Деметры и критского бога земледелия Иасиона (??????, Ээтион), будто бы (по версии Гигина), родился Плутос (бог богатства, а не преисподней!). И Деметра в дальнейшем действует через него – одаряя людей богатством не непосредственно, а через сына-посланника.

Из ревности Зевс убил Иасиона молнией (по Гомеру). Что означает: Иасион не был богом в полном смысле слова. (Соответственно, и Плутос – не вполне бог.) В угоду Деметре Иасиону разрешили то и дело покидать Аид – точно так же, как и Персефоне. Может быть, Аид похищал ее для Плутоса, который, как и его отец – "не вполне бог", и тоже не может навсегда покинуть преисподнюю.

По одной из версий мифа, у Плутоса был брат Филомел, очень бедный. Он купил у богатого брата двух быков и впервые запряг их в повозку, а также, видимо стал применять быков для пахоты. Почему он не стал вровень с братом? Видимо, потому что, во-первых, рожден Деметрой от какого-то другого брака, а во-вторых, не прошел инициатических процедур. Тем не менее, ему также достались и благополучие, и слава.

Еще один сын Деметры – таинственный Эвбулей (по версии Диодора Сицилийского), который выступает то братом Триптолема, то идентичен факелоносцу Иакхосу.

В позднейший период на элевсинскую систему богов оказали влияние орфики, которые, уничтожив прежнюю греческую определенность личностей богов, смешали их с фракийско-фригийскими божествами: Рею-Кибелу, Диониса-Загрея и Гекату – с Деметрой, Иакхосом и Персефоной. Логичная схема теогонии разрушается и заменяется многоликостью и таинственной многофункциональностью богов, которые пренебрегают причинностью и генеалогиями, привычными для людей.

Орфические гимны совсем запутывают миф, произвольно отождествляя персонажей преданий. В том числе – Деметру с Реей, которую считают уже не матерью Зевса, а Кибелой. Зевс соблазняет ее в образе змеи, и от них рождается Персефона. Дочь Деметры Кора, таким образом, – совсем иной персонаж. Фригийский вариант предания называет Деметру "Бримо" ("злая", "страшная" или "могущественная"), а Зевс соблазняет ее в образе быка. И здесь мы видим отзвук критской мифологии, в которой Зевс похищает Европу. Еще один соблазнитель – Посейдон в образе коня, и здесь плодом божественного брака становится Деспина, "Владычица".

Сельскохозяйственное истолкование мифа – самое примитивное. Видимо, таковым оно было и в древности, а теперь стало удобным способом "научных" объяснений чисто материалистического свойства. Считается, что в имени Деметры "де" – это либо "земля", либо "зерно", и оттого Персефона – это Дева-зерно. А Плутос, мол, – это то самое богатство, которое хранится в погребах, находящихся ниже уровня земли, в виде запасов зерна. Если это и так, то зерно могло быть только образом грядущего воскресения. Неслучайно афиняне сеяли зерна на могилах, а умерших называли "demetreioi". Хотя логично было бы подчинять их Аиду.

Мы предполагаем, что двойственность имен – это следствие не разделения единого образа, а соединения различных божеств в одном сюжете. Кора – дочь Деметры, а Персефона – жена Плутона. Деметра у Гомера – мать Плутоса, но в гимне Деметре Плутос лишь упоминается как даритель богатства, но не присутствует как персонаж. Кора скорее не умерла (попала в царство мертвых), а была похищена. И ее исчезновение подобно смерти. Похитил ее богатей Плутос (или Аид по его поручению), но в образе Персефоны Кора найдена в царстве Аида, откуда может возвращаться к Деметре на Олимп на некоторое время, поскольку Зевс сделал для нее исключение по отношению к общему порядку вещей. Тем самым, образовалась магия Элевсинских мистерий – способность вызывать к жизни умерших и самим обретать способность к воскресению.

Деметра в ее божественном статусе, разумеется, не стала бы искать свою дочь, а либо знала бы без всяких поисков ее местонахождение, либо обратилась бы сразу к Зевсу. Искания и взывания Деметры – это поведение смертной женщины, а не богини. Богиней она становится постфактум – когда обнаруживает свою божественную природу, ей приискивается место в теогонии. Деметра стоит (поставлена с течением времени) вровень с Зевсом и Герой, будучи их сестрой, а в иных вариантах предания – также и возлюбленной Зевса. Земная же Деметра – чародейка, потерявшая свою дочь и нашедшая ее в образе богини загробного мира Персефоны, с которой она могла общаться не на земле, а на Олимпийских небесах.

Плутон и Аид слились воедино вовсе не в сельскохозяйственном культе. Это слияние – продукт искажений мифа. Например, у Аполлодора в "Мифологической библиотеке", где миф о Деметре вообще не содержит имени Аида. Здесь Плутон похищает Персефону, влюбившись в нее. Свидетельство об этом Деметре сообщают не Геката и Гелиос, а гермионеи – жители прибрежного города Гермиона в Арголиде, откуда, как считалось, лежал самый близкий путь в Аид (на Крит). Демофонт в этом варианте предания погиб, когда царица обнаружила чародейство Деметры. А старший из сыновей Метаниры Триптолем получил колесницу с крылатыми драконами и зерна для засева земли. Видимо, все это произошло уже после воссоединения Деметры и Персефоны.

Пересказ Аполлодора, как мы видим, не столько искажает, сколько дополняет гомеровский гимн. Действительно, Демофонт в гимне фигурирует только в качестве младенца, и больше о его судьбе ничего не известно. Пламя должно было его погубить. Триптолем вполне мог быть братом Демофонта и одним из первых посвященных в культ – еще мальчиком. В гимне Гомера он предстает уже взрослым – в роли правителя Элевсина. Может быть, колесница и технологии засева были получены им от Плутоса, действовавшего по воле Деметры или своей жены Персефоны.

Аид находится вовсе не в земле (не в почве), и даже не под землей. Глубоко в недрах земли находится Тартар, а гомеров Аид находится за Океаном. Что касается "входа в Аид", то он в таком случае должен вести под Океаном в те отдаленные места, где обитают бессмертные и лишенные памяти души. Выходит, что "царство мертвых" Плутона – это и не Тартар, и не Аид, а просто подземные чертоги – нечто вроде жилища, храма и склепа одновременно – что-то подобное "лабиринту" Кносского дворца. В таком случае богатство Плутоса находит свое подтверждение, а "смерть" Коры – это всего лишь переезд ее на новое место жительство к похитившему ее правителю. Где в кажущемся мрачным подземном дворце ее и находит Деметра, получая право видеться с дочерью и даже надолго уводить ее с собой. История оказывается не такой мрачной.

Видимо, кажущееся лукавым сообщение Деметры дочерям Келея, что она была там захвачена разбойниками на Крите, имеет под собой вполне реальную основу. Деметра знала, что ее дочь находится на Крите, где стала царицей, женой правителя и обладателя обширных подземных чертогов с богатствами.

Таким образом, бытовой основа мифа такова: критская чародейка Деметра (знахарка или даже изгнанная жрица) ищет способ вернуться на Крит, где с богатеем Плутосом живет ее дочь Кора. Ей помогает такая же чародейка Геката. Потом Деметра одевается как старушка и устраивается во дворец Келея нянькой, поскольку заявляет о своих способностях излечить больного царевича. По ночам она чародействует над младенцем, а будучи застигнутой за этим делом, сбрасывает с себя рубище, распрямляется во весь недюжинный рост и являет гнев на помешавших ее священнодействию. Еще какие-то уловки позволяют так поразить царя и царицу, что ей строят отдельный дом-храм. Ну а Кора-Персефона продолжает жить в чертогах Плутоса – в известном "лабиринте" Кносского дворца, откуда наведывается к матери и проводит у нее большую часть года. Все остальное – позднейшие мифологические надстройки.

Дополнительные персонажи мифа

Триптолем (???????????) каким-то образом подменяет Демофонта, которого воспитывала Деметра, и фактически занимает его место. В иконографии греческих надгробий и вазописи именно Триптолем – ребенок, посвящаемый в таинства. Он – сын царя Келея (варианты: Трохила, Элевсина, Дисавла) и царицы Метаниры (варианты: Кофонеи, Гионы, Деиопы). И это еще не все версии. В целом же они показывают: Триптолем инкорпорирован в миф, скорее всего, из какого-то древнего предания, имевшего общегреческое значение, но потом распавшегося на множество местных версий. Аргосские и антиохийские предания знают совсем другого Триптолема, чем элевсинский.

Элевсинская версия требует заменить Демофонта Триптолемом, а потому называет его братом. Между тем, Демофонт должен был погибнуть в пламени. У Гигина Демофонт заменяет Триптолема в огне, а его отец Элевсин убит Деметрой, поскольку узрел волшебство – обращение сына в бессмертного. Триптолем становится любимцем Деметры именно потому, что он стал ее творением, божественным сыном. При этом Триптолему приходится бороться с царем Келеем (и, значит, он ему не отец, а Демофонт – не брат). Борьба завершается в пользу Триптолема, который воцаряется в Элевсине и основывает культ. Предание напоминает о какой-то миссии Триптолема в отдаленных и опасных странах, где его пытались убить скифский царь Линк и гетский царь Карнабон.

Сельские мотивы в образе Триптолема – простонародные элементы мифа, приближающего его к пастухам, которые жертвовали богам своих свиней и делали возлияния молоком. Отсюда же и предание, что именно от Триптолема пошла обработка земли в Аттике. Борьба Афин за первенство в Греческом мире потребовала создания культа Триптолема, строительства на склоне афинского Акрополя храма Элевсиний и храма Триптолема. Чтобы разрешить противоречия, сразу три участка были признаны местами первой божественной пахоты: Рарийское поле у Элевсина, место под афинским Акрополем и место на Священной дороге из Афин в Элевсин. Подкрепление афинского первенства сказалось на частоте изображений Триптолема в вазописи – с конца 6 в. до н.э. И в дальнейшем (при переходе от чернофигурных к краснофигурным изображениям) популярность сюжетов с Триптолемом только увеличивалась. Он стал центральной фигурой, а Деметра с Персефоной – второстепенными.

Главная отличительная черта изображений Триптолема – крылатый трон на колесах – выглядит очень странно. Он более всего напоминает инвалидное кресло, у которого крылья символизируют скорость перемещения. Драконы при колеснице, похоже, являются поздней добавкой в миф, и никогда не изображаются. От них остаются только символические крылья. При этом трон очень напоминает обычную колесницу. В греческой вазописи мы можем видеть прообраз трона – детскую коляску. Такой "трон" должен был получить мальчик Триптолем от Деметры сразу после посвящения.

Детская коляска и колесница Триптолема. Музей Элевсина.

В гомеровском "Гимне Деметре" Триптолем не имеет героического статуса: он просто один из нескольких случайно упомянутых знатных жителей Элевсина. Но его имя можно перевести как "трижды воюющий", а также – как "трижды пашущий". Земледельческий "героизм" нам известен исключительно как подвиг Триптолема, передающего людям божественные знания относительно обработки земель. В то же время, брак Деметры с Иасионом состоялся на трижды вспаханном поле. Кто же его вспахал? Вероятно, принцип тройной вспашки уже был известен людям, и сам Триптолем ему следовал. Поэтому "трижды пашущий" имеет имя, носимое им до посвящение в таинство, а не полученное в результате свершения своего "подвига".

Павсаний упоминает о святилище Триптолема на священном Рарийском поле близ Элевсина, где, якобы, впервые были осуществлены посевы зерна. Но это предание скорее политическое – с целью приписать Афинам (через Элевсин) роль центра распространения земледелия. Триптолем – это уже не столько мифологическая, сколько мистериальная фигура, которая интерпретирует миф для целей магического действия.

Иакхос (??????) – факелоносец в Элевсинских мистериях, который считается сыном Зевса и Деметры. Самое известное упоминание об Иакхосе содержится в комедии Аристофана "Лягушки" Аристофана, где мистагоги вызывают его для буйных танцев вместе с Харитами. Он же "бросает факелы" и называется " звездой ночного обряда". Он также воспринимается как вестник богов, "божественный ребенок", рожденный в преисподней (Персефоной ?).

Также Иакхос – эпитет Диониса. В Гимне Дионису, обнаруженном в Дельфах, Дионис называется Иакхос, "приносящий спасение". У Софокла, в дифирамбе в трагедии "Антигона", имена бога мистерий в Элевсине упоминаются как Бакхос (Дионис) и Иакхос. Поэт Ноннус (5-4 вв. до н.э.) описывает Афинские торжества, где действуют Дионис Загрей – сын Персефоны, Дионис Бромиос – сын Семелы, и есть еще Дионис-Иакхос. Орфический Иакхос – андрогин с женским именем Миса. В "Вакханках" Еврипида хор возглашает: "О сын Зевса, Исакхос! Бромиос!" Один из дней Элевсинских мистерий назван именем Иакхоса.

Налицо путаница и сумятица, свойственная позднему эллинистическому смешению разных преданий, откуда и появился изначально отсутствующий в элевсинском мифе Иакхос.

Эвбулей (?????????, "добрый совет", "подающий благие советы") в гомеровском Гимне Деметре не упоминается, у Диодора Сицилийского он – сын Деметры Фесмофоры (Законодательницы), в аргосской версии он – брат Триптолема и сын Трохила, который бежал из Аргоса в Аттику взял себе жену из Элевсина. В орфической традиции говорится, что богиня нашла в Элевсине Баубо (аналог Ямбы или царица, мать Триптолема), Дисавла, Триптолема, Эвмолпа и Эвбулия, которые все были родственниками. В другом варианте Эвбулей и Триптолем просто сообщают Деметре о том, как была похищена ее дочь. Как говорит Павсаний, за это они были награждены знанием о том, как возделывать поля и сеять хлеб. Также в орфической традиции Эвбулей является эпитетом Диониса Загрея (главного бога орфиков). При этом эпитет зачастую выступает в качестве имени самостоятельного божества – факелоносца.

Самостоятельная миссия Эвлубея – пастушеская. В схолиях к Лукиану он выступает как свинопас, чье стадо затянуло в преисподнюю вместе с Персефоной. Поздние александрийские Фесмофории предполагали, что жертвенных животных бросали в ямы, а сгнившие останки, обваленные в зерне, размещали на алтарях, потом зерно высевали. Скорее всего, ничего подобного в Элевсиниях не практиковалось.

Эвбулей входит в божественную группу, которая используется афинской политией в указе о "первых плодах" (5 в. до н. э.), требующем приносить жертвы Деметре и Коре (Персефоне), Триптолему, Теосу (Богу), Тее (Богине) и Эвбулею. Надпись с посвящением Лакратеида идентифицирует его как жреца Бога и Богини (царя и царицы загробного мира) и Эвбулея – таким образом, герой становится равнобожественным. В орфической табличке Эвбулей неоднократно упоминается вместе с эпитетом Эвкл ("добрая слава"), в схолиях к Лукиану он представляется также как герой, получивший именной культ, наряду с Триптолемом и Иакхосом.

Эвбулей, элевсинская находка, 330-320 гг. до н.э., Национальный Археологический музей Афин

Кариатида (Кора с посохом) с жертвенным поросенком, Париж, Лувр

Как факелоносец, Эвбулей близок к Иакхосу. Поэтому их изображения сходны по ряду признаков – длинным волосам, собранным определенным образом. Некоторые скульптурные портреты Праксителя определяются как изображения Эвбулея. В Элевсинском Плутонионе найдены изваяния либо Эвбулея, либо Триптолема. Иные исследователи определяют, что в образе Эвбулея представлены Александр Великий или Деметрий Полиоркет. Эвбулея видят в одной из фигур гидрии из Кум, которую называют "царицей ваз". Он держит за хвост жертвенного поросенка. Но также это может быть и Геракл.

Гидрия из Кум (Южная Италия), 4 в. до н.э.

Фигуры на "царице ваз" распределены по двое: сидящая Деметра (посох, корона) и Эвбулей с факелом, сидящий Триптолем (трон с крыльями и жезл) и Персефона (с каким-то непонятным предметом сзади – вроде вешалки – и с посохом с "шишкой" наверху), сидящая Деметра (посох, корона) и жрица с факелом, Геракл с ритуальными метелками и поросенком и Афина (шлем, копье), Иакхос с двумя факелами и Деспина с накидкой на голову и с посохом.

Три сидящих женщины и один сидящий мужчина имеют, а также одна стоящая женщина, имеют посохи – символы власти. Три посоха увенчаны каким-то подобием проросшего зерна, а у Персефоны – посох с "шишкой". Три стоящие фигуры имеют в руках факелы – это скорее не божества, а посланники. Отдельные атрибуты в руках у Афины и Геракла. Здесь то же распределение: Афина – богиня, Геракл – герой. Персефона – единственная богиня, которая стоит. Это ее обычная позиция в присутствии Деметры. Но ее статус подкреплен особым посохом. Остается неясным только предназначение "вешалки" с висящим на ней коротким одеянием. Повторение фигуры Деметры также остается не вполне понятным.

Путь в святилище начинается для участников Элевсинских мистерий священными воротами в крепостных стенах Афин (они обнаружены археологами при раскопках района Керамик), и заканчивается в святилище Элевсина.

Святилище Деметры в древности было отделено от города стеной. Перед входными воротами находилась площадь, где паломники собирались по завершении шествия из Афин. Две арки с коринфскими колоннами по обе стороны площади вели в город. В Римские времена на площади были построены храм Артемиды Пропилеи и храм Посейдона. В северной и восточной части площади находился протяженный алтарь этим богам и эсхара (??????, жертвенник), также построенный при Римской Империи.

Парадным входом в святилище служили Большие Пропилеи, величественная мраморная колоннада, возведенная во 2 в. н.э. в подражание Пропилеям афинского Акрополя, построенным в 437–432 гг. до н.э. Сооружение было поднято над площадью на 5 ступеней, по фасаду, оно имело 6 колонн дорического ордера. Средний проем между колоннами был шире других, здесь и пролегал основной проход, по обеим сторонам которого стояли по 3 внутренних ионических колонны.

В позднеримские времена Большие Пропилеи были перестроены императором Марком Аврелием по аналогии с центральной частью Пропилей афинского Акрополя.

Сохранившаяся деталь – фронтон Малых Пропилей

Доступ к центру святилища осуществлялся через Малые Пропилеи. Они были украшены по наружному фасаду кариатидами (одна из них находится в музее Элевсина, другая экспонируется в Кембридже, куда она попала в 1812 году). Пазы в полу были вырезаны, чтобы повозки, следуя колее, не повредили стенки прохода.

Малые Пропилеи были построены в 1 в. до н.э. на месте ворот в крепостной стене 6 в. до н.э. Необычное в конструкции – углубленность центрального прохода, шестигранные капители колонн портика, дорический фриз сочетался с ионическими зубцами. Позднее в стене были прорублены боковые проходы.

Малые Пропилеи ведут в участок Деметры, который был доступен только жрецам и посвященным. Правее находился Плутонион – треугольное святилище в честь Плутона/Гадеса/Аида, построенное в 4 в. до н. э. Здесь находится пещера, в которой когда-то был храм. Лестницы и ямы на этом месте в той или иной форме воспроизводили обстановку Аида, куда Плутоном была перенесена Персефона.

Малые Пропилеи

Посвятительные мистерии происходили в Телестерионе – большом гипостильном (поддерживаемом регулярными колоннами) зале с местами вдоль стен, откуда участники наблюдали за ритуалами. В иерофании (священном ритуале) выносили реликвии, читали священные тексты и передавали верующим сакральные знания.

На территории Телестериона находится не менее шести археологических слоев: новая постройка возводилась на месте прежней, увеличиваясь в размере. Древнейший слой датируется Микенским периодом. Классический Телестерион был построен по проекту Иктина, зодчего Парфенона (свидетельство Страбона) в 435-430 гг. до н.э.

Элевсин как место поклонение Деметре, видимо, использовался с незапамятных времен, а ритуалы проводились без всяких строений – в месте, которое считалось священным. Жертвенник мог быть просто камнем с плоской поверхностью.

Вполне возможно, что строительство святилища началось по завету Гомера, который в своем гимне Деметре написал от лица богини:

"Пусть же великий воздвигнут мне храм и жертвенник в храме

Целым народом над городом здесь, под высокой стеною,

Чтобы стоял на холме, выдающемся над Каллихором…"

В святилище у Больших Пропилей, действительно, было место, называемое Каллихорон – здесь устраивались танцы элевсинских девушек.

Колодец на площади танцев в Элевсине существовал с древнейших времен. Согласно мифу, здесь отдыхала Деметра, устав от поисков своей дочери Персефоны. Оголовок колодца был впервые сооружен в 6 в. до н. э., а более поздние постройки сохранили этот участок в неприкосновенности.

Остатки одного из первых строений Телестериона 7 в. до н.э. говорят о том, что это был скромный прямоугольный зал с двумя внутренними опорами с примыкающим помещением "святая святых" (анакторон, дом анакта, "дворец богини"). Вот это последнее помещение сохранялось во все времена в неприкосновенности в течение всей истории святилища.

Источник на площади танцев (Каллихрон).

Плутонион

Расширение святилища стало необходимым, когда Элевсин был подчинен Афинам, и среди жителей растущего города становилось все больше паломников, желающих приобщиться к элевсинским таинствам. Афинский правитель Писистрат ("тиран") перестроил святилище в 6 в. до н.э. и превратил его в квадратный зал, с трех сторон которого находились трибуны, а с пустой стороны находились три входа, а перед ними – портик с 9 колоннами. Крыша поддерживалась пятью рядами колонн. От этого времени сохранились детали анакторона, а также детали фронтона и осколки мраморной черепицы, которой была покрыта крыша Телестериона.

Деталь антаблемента времен Писистрата

Святилище было сожжено во время вторжения персов, поскольку афиняне предпочли не защищать своих святынь и дважды сдали врагу свой город без боя. Около 465 г. до н.э., при Кимоне здание восстановили и вновь перестроили, значительно увеличив размеры зала, а также число колонн. Реконструкция так и не была закончена. И началась новая реконструкция по проекту Иктина, и зал был еще более расширен – до квадратной формы. Примыкание зала к скале (с западной стороны) было использовано для создания трибун – высечена терраса с сидениями. По обеим сторонам террасы были высечены две лестницы, остававшиеся вне здания и позволявшие обойти его на уровне стилобата (верхней части цоколя). Эти же лестницы вели на Акрополь. Снаружи здание было окружено портиками (с трех сторон или только с одной). Возможно, Иктион заимствовал персидский опыт сооружения многоколонных залов ападанов.

Внутри Телестериона, в самом его центре оказался древний анакторон. По периметру размещались трибуны с восемью ступенями, где стояли (или сидели) участники мистерий. Иктину удалось сократить число колонн до 20 (в проекте Кимона предполагалось, что их будет 49). Вероятно, крыша была облегчена тем, что она была полностью изготовлена из дерева и (предположительно) была пирамидальной – более легкой, чем двускатная. На колоннады опиралась не только крыша, но и галереи над трибунами, куда, вероятно, зрители попадали, поднимаясь по высеченным в скале лестницам.

Поскольку помещение не имело окон, требовалась подсветка через крышу, и "фонарь" ("второй свет") был организован над центральной частью зала – там, где осуществлялись главные события мистерий, но установить, как это было сделано в проекте Иктина, мы уже не в состоянии.

После смерти стратега Афин Перикла (фактически – диктатора, "тирана"), курирующего стройку, произошел возврат к проекту Кимона и двускатной крыше. Были установлены 42 колонны. Входы на трибуны были организованы по два с каждой стороны, исключая примыкающую к скале. Зал мог включать примерно 3 тыс. участников мистерий.

Ступенчатая терраса

В 4 в. до н.э. с восточной стороны была сооружена пристройка – портик архитектора Филона из 12 колонн, который не был завершен (не полностью были прорезаны каннелюры на колоннах). Предполагается, что капители портика были позолоченными, а стилобат окрашен в темно-синий свет. Колоннада в дорическом стиле практически не сохранилась, но плиты от ведущей через нее дороги остались на своем месте до наших дней.

Во времена Римской Империи сидения, высеченные из скалы, были покрыты мрамором.

В 3 в. до н. э. было построено здание Булевтериона, которое служило местом собраний Совета Элевсина.

Наиболее поздняя постройка в святилище – храм Артемиды, возведенный в дорическом стиле во 2 в. до н. э.

Булевтерион и Храм Артемиды

Ликурговы стены и Гимнасий

Археологический музей Элевсина был построен в 1890 г. для сохранения обнаруженных при раскопках предметов. Среди наиболее важных экспонатов музея: монументальная протоаттическая амфора середины 7 в. до н. э. с изображением Медузы Горгоны и ее обезглавливания Персеем, знаменитая скульптура "Бегства Коры" архаического периода (вероятно, связанная с архитектурным оформлением Телесетриона), большая безголовая статуя Деметры, кариатида Малых Пропилей.

В музее хранится большая коллекция предметов, датируемых 5 в. до н. э., когда храм в Элевсине имел всегреческую популярность и привлекал большое число паломников для участия в мистериях. Многие находки связаны с мистериальными церемониями.

Две наиболее важные находки из Элевсина были перенесены в Национальный Археологический музей Афин, а в Музее Элевсина экспонируются только их копии. Первая из них – огромный вотивный рельеф, на котором Деметра и Кора проводят посвятительную церемонию с участием Триптолема. Вторая, – расписанная глиняная пластинка 4 в. до н. э. с двускатным фронтоном, известная как "Ниннион" и представляющая сцены из обрядов в храме Деметры.

В музее хранится богатое собрание глиняной посуды, датируемой от Среднеэлладского периода (1950-1580 гг. до н. э.) до начала христианских времен. Также здесь имеются бытовые и культовые металлические предметы, надписи и рельефы.

Во дворе музея выставлены два больших мраморных факела, некоторые элементы капители Малых Пропилей, мраморные ритуальные вазы, мраморный саркофаг Римского времени с изображением охоты на Калидонского вепря (II в. н. э.).

Зал 1

Наиболее интересный экспонат зала – протоаттическая амфора (ок. 650 г. до н. э.) со сценой ослепления Одиссеем циклопа Полифема на горлышке и сценой из и легенды о Персее и Медузе на корпусе. Здесь же можно увидеть статую “бегущей Коры”, выполненную в архаическом стиле (начало 5 в. до н. э.) – из убранства Телестериона.

Протоаттическая амфора 7 в. до н.э.

"Бегущая Кора", начало 5 в. до н. э.

Зал 2

В зале экспонируется важный обетный дар – рельеф с озера Рэитои (??????), с изображением Деметры, Коры, Афины и Элевсинского человека (Триптолема?). Важная особенность рельефа – надпись в его нижней части, содержащая договор об осушении озера Рэитои (современное оз. Комондоро). Рельеф датируется 421 г. до н. э. Павсаний сообщал, что озера были освященными, и ловить в них рыбу позволялось только жрецам Деметры и Персефоны.

В древности существовали два озера, которые назывались греками Рэитои и питались от источников, чьи воды стекали с горы Эгалео. Более крупное северное озеро было в середине ХХ в. осушено в целях промышленного строительства. Ранее при проведении дорожных работ вдоль побережья были найдены древние детали запруды, построенной еще во времена Писистрата и разрушенной при нашествии персов в 479 г. до н. э.

В этом же зале размещается безголовая скульптура Деметры (работа из мастерской скульптора Агоракрита, любимого ученика Фидия) и вотивные рельефы.

Деметра, ок. 429 г. до н. э.

Один из вотивных рельефов, изображающих миссию Триптолема: получение знаний об обработке земли от Деметры и Афины и распространение этих знаний

Зал 3

Здесь демонстрируется безголовая статуя Асклепия, оригинальная работа 4 в. до н. э., статуэтка "Посейдон" – римская копия работы Лисиппа.

Зал 4

В центре зала расположены две гипсовые модели, изображающие храм в 6 в. до н. э. и в Римский период. Также здесь можно видеть две мраморные статуи римских императоров и статую Антиноя, любимца императора Адриана.

Зал 5

Центральный экспонат в этом зале – статуя Коры, которая была одной из двух кариатид, поддерживавших крышу Малых Пропилей (1 в. до н. э.). На голове Коры размещена циста (или бочонок с кикеоном), украшенная церемониальными символами Элевсинского культа – маковыми цветами, розетками и керносами – специальными сосудами наподобие вазочки на ножке, накрытой полусферической крышкой. Такие сосуды, видимо, носили ритуальный характер. Из них совершали возлияния на могилах родственников и посвящали их Деметре в качестве дара.

Кора из Элевсина, Музей в Элевсине

Реконструкция входа в святилище

Кора из Элевсина, Музей Фицуильям (Кембридж)

Зал 6

Здесь находятся керамика и другие мелкие находки из святилища и могильников древнего Элевсина с доисторических времен до конца Римского периода. Представлена характерная утварь Элевсинских культов.

Один из самых значительных рельефов, найденных в Элевсине, представляет Элевсинских божеств, участвующих в мистерии. Слева Деметра, одетая в пеплос, держит жезл в левой руке, а правой передает Триптолему колосья пшеницы. Тем самым Триптолем, сын элевсинского царя, приступает к миссии обучения людей основам земледелия. Справа стоит Персефона, одетая в мантию. Она держит факел в левой руке, а правой рукой благословляет Триптолема.

Великолепный рельеф высотой 2.2 м, как предполагают, был не просто обетным посвящением в храм, но также использовался в культовых целях. Рельеф был, видимо, известен еще в древности, и в Римский период не раз копировался. Одна из копий находится в музее Метрополитен в Нью-Йорке.

Элевсинский рельеф, 5 в. до н.э.

Национальный Археологический музей Афин

Персефона, проводящая ритуал инициации, 4 в. до н.э.

Рельеф 100-90 гг. до н.э. посвящен Лакратеидом (жрецом "Бога", "Богини" и Эвбулея) и его семьей. Он также изображает легенду о Триптолеме.

Часть килика с изображением Афины в сцене из Гигантомахии, 5 в. до н. э.

Амфора с геометрическим узором, изображением лошади и фризом из колесниц и гоплитов, 8 в. до н. э.

Редкое изображение Афины имеется на осколках килика. Богиня орудует копьем, высоко подняв свой щит, а вместе с ним – и накидку-эгиду с изображением Горгоны, напоминающую кольчугу. Обычные изображения Афины статичны, ее оружие бездействует. Точно так же, как и в поэмах Гомера, Афина свое оружие не применяет, но его сила хорошо известна.

Находки из Телестериона:

Чернофигурный кратер с изображением колесницы Деметры. Аполлон предлагает ей цветок. 520 г. до н. э.

Элементы ритуала можно проследить по росписи на священном сосуде лутрофоре. В верхней части жрецы несут плетеные корзины со священными предметами. В нижней части изображено шествие бородачей. Трое из них – музыканты, держащие кифары и флейты, еще трое держат миртовые ветви, а еще один – посох.

Лутрофор имеет характерную "сердцевидную" форму и отличается длинным горлышком и ручками, плавно соединяющими "тело" сосуда и его устье. Сосуд такой формы использовался для брачных и погребальных церемоний, его часто обнаруживают в захоронениях незамужних женщин. Само изображение лутрофора также считалось указанием на священный ритуал, и оно встречается на надгробных рельефах и в скульптурных композициях.

Часть чернофигурной аттической вазы с изображением бытовой сцены (расчесывание волос?), 5 в. до н. э.

Аттическая краснофигурная пелика с изображением человека, сидящего между двух молодых людей (видимо, его учеников) и держащего лиру.

В отличие от лутрофора, пелика – скорее бытовой предмет. Она имеет обратную – каплевидную – форму и широкое устье. Также ее характеризует невысокая кольцевая подставка. Широкое тело сосуда такого типа дает возможность живописцу реализовать свои замыслы и представить многофигурные композиции из бытовых или мифологических сцен.

Надгробный рельеф с бородатым воином является частью погребального наискоса (небольшого храма-гробницы), фронтон которого был сделан из отдельных кусков мрамора. Такие надгробия принадлежали тем, кому доставались достаточно скромные могилы, но при этом они достойны были посмертного изображения.

Бородатый воин одет в короткий хитон, корсет и хламиду. Он размещен фронтально к зрителю в свободной и величественной позе. Его юный помощник держит шлем, а щит поставлен на землю за обеими фигурами.

Элевсинские находки: Надгробный рельеф воина, 350-325 гг. до н.э., Геракл, 1 в. до н.э., , Национальный Археологический музей Афин

На другом рельефе можно видеть бражничающего Геракла, развалившегося на львиной шкуре под деревом, на котором висит его дубина и колчан для стрел (или просто сума). К стволу дерева прислонена ветвь или посох-тирс. Юный сатир играет герою на флейте, а Геракл в такт музыке помахивает ему рукой. В другой руке у него чаша с хмельным питьем. Пьяный Геракл в присутствии мальчика ассоциируется с сюжетом, в котором героем был убит чем-то не угодивший ему юный виночерпий.

Присутствие Геракла неслучайно. Диодор Сицилийский сообщает, что Геракл прошел обряды посвящения в Элевсинские мистерии перед тем, как спуститься в Аид и привести оттуда Кербера. Посвящение происходило под руководством Мусея, сына Орфея. Сюжет рельефа относится к периоду, когда Геракл уже находится в преклонном возрасте, его мышцы ослабли, а торс расплылся. Все подвиги уже совершены, слава уже в прошлом, и остается только радоваться будущему воскресению, которое сулят элевсинские жрецы.

Элевсинские иконографии украшали греческие вазы с древнейших времен до конца классического периода. Мы не можем наверняка идентифицировать их – в силу малого числа атрибутов, а также в силу разнообразия версий мифа и связей между богами и героями.

Типичным примером такой ситуации является сцена на краснофигурной пелике из Павловского кургана близ Керчи, 4 в. до н.э. Она хранится в коллекции Эрмитажа в Санкт-Петербурге и называется "инициация Геракла в Элевсинских мистериях". Композиция состоит из Деметры на троне и окружающих ее фигур (на обратной стороне – рождение Эрихтония). Справа, маленький Плутос с Рогом изобилия и Кора (Персефона). Над головой богини – маленькая фигура Триптолема на крылатой колеснице. Слева маленький крылатый Эрос и крупный Иакхос с двумя факелами. Внешний периметр группы – Геракл (с дубинкой и ритуальной метелкой) и Дионис (с посохом, имеющим навершие в виде шишки) сверху. Снизу по углам – предположительно Геба и Семела (Фиона).

Разумеется, Иакхос может быть и Эвбулеем, и Эвмолпом. Эвбулея нет в Гимне Деметре, а Эвмолп перечисляется вместе с Триптолемом. Но сам Эвбулей до времени включения в Элевсинские мистерии дионисийского мифа куда менее популярен, чем Триптолем (который со временем от частого "употребления" в изобразительном искусстве обращается в "спящего бога"), а тем более с Иакхосом, без которого немыслимы Элевсинские шествия.

Геба не участвует в мифе о Деметре, но присутствие Эроса позволяет предположить, что есть любовная связь между изображенными персонажами. Геба – будущая жена Геракла (на рисунке он пока что молод – безбород). Эрос вполне подходит Гебе как невесте Геракла. Считается, что и облачение предполагаемой Гебы соответствует облику невесты.

Семела определяется как мать Диониса, размещенного на росписи выше нее. Но мы видим определенную асимметрию: Геракл соседствует со своей невестой Гебой, а Дионис с матерью. При этом матерью Диониса может быть также Деметра (Дионис-Иакхос) или Персефона (Дионис-Загрей). Кроме того, Семела (Фиона) – смертная женщина, которая приобрела божественный статус по воле Диониса, который вывел ее из Аида.

Имеются и другие интерпретации представленных на вазе фигур. Мы видим, что внизу размещены женские божества, вверху – мужские. Можно предположить, что женщины – это основные участники мифа о Деметре. Слева направо: Персефона, Деметра, Геката и Ямба. Два факела, которыми Деметра пользовалась в поисках дочери, переданы стоящему выше Иакхосу (может быть, это просто иерофант Эвмолпид или сам Эвмолп, который вполне мог быть иерофантом для Геракла). Геката, как следует из гомеровского гимна, держит один факел. Фигуры по углам – Геракл (как самый известный посвященный в мистерии герой, атрибутированный дубинкой) и Дионис-Иакхос (атрибутированный посохом с шишкой наверху). Мест для Семелы и Гебы в таком случае не находится.

Деметра и Плутос (Эниатос – Год), 350-340 гг. до н.э., Апулия

Проблемы возникают с распределением фигур на малые и большие. Почему Плутон стал столь мелким и не сопоставим с Персефоной? Отгадка очень проста: малые фигуры производны от больших. Триптолем – либо сын Деметры, либо ее "духовный сын" – как посвященный в мистерии. Плутос с рогом изобилия – также сын Деметры. И тогда его миссия в мифе пересмотрена в пользу умаления, в сравнении с Персефоной (Плутос – "не совсем бог"), а также возникает связь между Деметрой и Эросом, которая остается непонятной.

В распоряжении исследователей имеется уникальная глиняная табличка "Ниннион" датируется около 370 г. до н. э. и представляет изображение мистерий. Она была найдена в Элевсине в 1895 году, и хранится в Национальном Археологическом музее Афин. По нижнему краю таблички сделана надпись: "NINNIONTOINOE…NA......". Смысл надписи остается невыясненным.

Фигуры на главной сцене расположены в два ряда: в верхней части Деметра сидит на священном троне, стоящая Персефона получает один факел от жрицы, возглавляющего шествие в святилище, а другой факел передает Деметре. В нижнем ярусе Иакхос держит один факел поднятым, другой опущенным, олицетворяя этим путь их Аида – воскресение. Это молодой человек (безбородый) явно царского достоинства – у него более богатые одежды, обувь с высокими завязками, а также длинные волосы. Справа размещена третья богиня, которая остается безымянной и самой загадочной. Может быть, о ней говорит Павсаний, называя ее "Владычицей" и не рискуя открывать настоящее имя. В других источниках значится, что это Деспина – дочь Деметры от Посейдона.

В середине нижнего ряда под покрывающей полусферой (омфал – пуп земли) размещаются два перекрещенных бакхои (??????) – метелки, которыми мели Священную дорогу перед шествием из Афин в Элевсин перед мистериями. Правда, эти предметы точно идентифицировать нельзя. Кроме того, рядом с перекрещенными предметами и над "пупом земли" находятся какие-то кольцеобразные розетки – возможно, ритуальная выпечка. На рельефах к тому же встречаются перекрещенные факелы. В руках у участников мистерии находятся то ли метелки, то ли миртовые ветви, то ли колосья пшеницы.

На картине Нинниона есть и другие загадки – в верхней части росписи юноша на вытянутой руке несет небольшой сосуд, как будто предлагает богиням питье. В нижней части бородатый мужчина высоко поднимает женщину, чтобы она видела богиню из-за Иакхоса. В одной руке у нее тонкий посох, положенный на плечо, а другой рукой она делает жест – ладонью вперед, слегка отставив указательный палец и удерживая миртовую веточку. Совершенно идентичный жест мы видим и в верхней части (в треугольно поле) рисунка у женщины, одетой сходным образом и с точно таким же ритуальным керносом на голове, напоминающим омфал. Тогда получается, что она вовсе не передает факел (Персефоне?), а ритуально приветствует обернувшуюся к ней богиню.

На фронтоне сцена выглядит весьма загадочно. Судя по ритуальному жесту фигуры в центре слева, в центре справа находится богиня. Правой рукой она держит тонкий посох через плечо, а левой рукой неуверенно или медленно замахивается большим кинжалом или коротким мечом. По длинным волосам и белой расцветке фигуры мы видим ту же богиню, что и стоящая с двумя факелами на основном рисунке – это Персефона. Правее находится фигура миста, который вроде бы подает богине сосуд с питьем, но пока она отвлеклась на приветствующую ее женщину, сам пригубливает божественное питье. Слева на фронтоне все тот же юноша, который уходит от богини с протянутой рукой, но уже без сосуда с питьем.

Иногда предполагают, что Ниннион изображает две фазы божественной мистерии, но это суждение спорно, ибо по правилам греческого искусства две фазы одного и того же события должны были разделяться широким фризом. В данном же случае изображения перекрываются, а потому – представляют собой событие, происходящее в одно и то же время. Персонажи не дублируются. Кроме того, мы видим совершенно разное убранство трех богинь.

Элевсинские мистерии имеют следствием особенности погребального культа, в котором сохраняется символика мистерий. Сюжет сосудов для возлияний изображает посещение надгробий родственниками. Надгробия, как мы видим, украшались лентами, на них расставлялись набольшие сосуды для благовоний, небольшие венки, коробки с приношениями (возможно, веяльные корзины с зерном или мукой). Дары Деметре были те же, что и дары, приносимые к надгробиям.

На лекифах часто изображается приношение Деметре коробки или корзинки с дарами и священного сосуда с кикеоном, а также подобных же лекифов. Священный сосуд приносили к надгробиям для поминания усопшего возлиянием. Росписи лекифов представляют богиню сидящей, и это подтверждает: изображена именно Деметра, а не Персефона. Персефона обычно изображается стоящей. В каком-то смысле Деметра и Персефона – антиподы. Если бы на рельефах изображалась Персефона, то это была бы картина преисподней.

Греческие надгробия с Деметрой, приветствующей умершего, интерпретируются совершенно неправильно: почему-то считают, что умерший оказывается в преисподней. У Деметры умершие – это воскресшие для новой жизни. Часто считают, что надгробия изображают Деметру – ее видят в сидящей фигуре женщины. Но рукопожатие, которое часто встречается на рельефах, да и сама композиция, лишенная атрибутов богини, говорит о другом: о воссоединение с предками – в чем и должна быть особая радость для посвященных.

Если надгробные рельефы изображали встречу с родными и близкими в Аиде и узнавание, обеспеченное посвящением в мистерии, то на вотивных рельефах – чисто мифологические сюжеты. На одном из алтарных рельефов можно видеть Деметру с Персефоной в сопровождении двух факелоносцев – предположительно Иакхос и жрица (у первого один поднятый факел, у второй – два опущенных). Деметра увенчана странной короной, которую получали, судя по изображению "Нинниона", посвященные женщины. В руке у Персефоны факел и змея. Подножие трона богинь украшено головой льва, а над троном на гирлянде висят плетеные корзины и черепа тельцов.

Римский философ и ритор Фемистий (IV в.) писал: "Кто в полноте прошел через все испытания, получив свою корону, присоединился к божественному общению и общению со святыми и чистыми людьми". Корона, видимо, была вполне реальной – символом посвященного.

Аттические надгробия, Национальный Арехологический музей Афин

Деметра и Персефона, алтарь, 4 в. н.э., Национальный Археологический музей Афин

Элевсинские мистерии изначально представляли собой сельские праздники, относившиеся к земледелию, посеву, жатве и основам благонравной жизни. Позже, когда с представлением об умирании и оживании семени, имевшем мифический прообраз в истории Персефоны, стали соединять более глубокие религиозные идеи о бессмертии, праздник преобразовался в мистерию и сделался тайным культом, в который посвящались посредством особых обрядов, о которых запрещено было говорить. Правда, подобные строгости существовали только в Элевсине. Диодор Сицилийский сообщает, что мистерии Деметры в критском Кноссе обсуждались свободно, и за разглашение порядка проведения таинств никто не преследовался.

Попытки объяснить древние мистерии на бытовой основе сельских праздников общедоступны, но лишены какой-либо таинственности и не создают понимания того, почему же культы были таинствами. Действительно, объявление Персефоны Девой-зерном, которое входит в землю на зиму и прорастает весной, расцветая до осени, грешит банальностью. Для передачи знания о порядке сельхозработ в разные времена года не нужны были никакие ритуалы – подобная передача происходит в бытовой сфере от поколения к поколению. Бытовые образы лишь по аналогии объясняют более сложные смыслы ритуалов. Мы предполагаем, что элевсинские мистерии проповедовали путь бессмертия и воскресения. Все элементы ритуала иллюстрировали учение: смена ночи днем, зимы весной, смерти воскресением.

Судя по Гимну Деметре, она сама учредила свой культ в Элевсине, когда нашла похищенную Персефону. К этому культу Деметры и Персефоны быстро присоединился культ Диониса-Вакха, пришедший, вероятно, из Беотии через фракийцев, представителем которых был Эвмолп.

По свидетельству Геродота, "каждый год в Афинах совершается празднество в честь Матери и Дочери, и кто угодно, кто желает, из Афин или откуда-то еще, может быть инициирован в Мистерии". Судя по аттической иконографии, в посвящении участвовало много детей – родители стремились как можно раньше приобщить их к таинствам, которые сулили счастье после смерти. Вероятно, после греко-персидских войн и больших разрушений в Элевсине, иностранцам было запрещено участвовать в мистериях.

В Малых весенних мистериях, справлявшихся в месяце антестерионе (февраль – март), мог принять участие каждый, кто говорил по-гречески и не запятнал рук кровью. Они проводились в афинском предместье Агре на реке Илис (место Панафинейских праздников), и по преданию были учреждены в честь Геракла, который, как иностранец, не мог быть посвящен по тогдашним законам в Великие Элевсинии. Омовение в холодный период для теплолюбивых аттических греков были серьезным испытанием. Тем не менее, омовение было обязательной частью ритуала приближения к Персефоне, которая ассоциировалась с божественной чистотой, и часто написание ее имени (например, в орфических текстах) сопровождалось соответствующими эпитетами.

В Римском Национальном музее экспонируется так называемая Урна Лователли (названная по имени принцессы Эрсилии Кастаны Лователли) со сценами инициации Геракла, которые следует отнести именно к Малым мистериям. Поскольку Великие мистерии изобразить было затруднительно.

На первом изображении Геракл держит за ноги жертвенного поросенка и прижимает к груди жертвенные лепешки pelanoi, а жрец (мистагог) поливает его из сосуда и держит блюдо с маками, которые считались цветами Деметры. Жареная свинина употреблялась мистами, а лепешки жертвовались богам.

Во второй сцене Геракл сидит с головой, накрытой плотной тканью, а жрица держит над ним (по всей видимости) веяльную плетеную корзину ликнон, которую использовали для очищения зерен от плевел. У ног Геракла – голова жертвенного барана. О том, что лежит в веяльной корзине, многие исследователи высказывали самые причудливые фантазии. Между тем, корзина, по всей видимости, использовалась по прямому назначению – на посвящаемого сыпалась шелуха, а зерна могли использоваться для выпечки, употребляемой для священной трапезы.

В третьей сцене Геракл подходит к сидящей Деметре и стоящей Персефоне и бесстрашно протягивает руку к голове змеи. Но Деметра не смотрит на Геракла, еще не готового к полному посвящению – она смотрит на Персефону. Возможно, он всего лишь очистился от страшного убийства своих детей, совершенного в припадке безумства.

Хотя считается, что здесь мы видим лишь изображение очищения перед мистериями, это противоречит последней сцене, которая, безусловно, является финальной.

Ритуал посвящения. Барельеф из музея Элевсина.

Аналогичный рельеф можно увидеть на саркофаге эфесского происхождения, найденном в Торре Нова близ Рима. Фигуры на рельефе сходны с фигурами на урне. Но у жрицы вместо веяльной корзины в руках два факела, пламя которых опаляет нижнюю часть сиденья. Возможно, это испытание огнем. За спиной у Деметры появляется Иакхос, а Персефона отступает на задний план.

Предположительно, все подобные изображения восходят к работе элевсинского ваятеля Эллинистических времен, которую копировали с дополнениями уже в Римские времена.

Участников Малых мистерий часто называют "мисты" (от "обучать, инициировать"). Им представлялась рациональная часть мифа. Уастники Великих таинств назывались "эпоптии" (???????, зрители) – созерцающие и проживающие в обряде содержание и смысл мифа. В Великих мистериях принимали участие только посвященные.

Великие мистерии, или Элевсинии, праздновались в эпоху Геродота только раз в пять лет. Впоследствии же они устраивались ежегодно в месяце боэдромионе. Этот праздник продолжался не менее 12 дней и подразделялся на две различные части: начало праздника происходило в Афинах, завершение – в Элевсине.

15 боэдромиона (сентябрь-октябрь) в Афинах у храма Элевсиниона иерофант объявлял об условиях допуска к участию в мистериях. На следующий дань происходило морское омовение участников церемонии с шествием в порт Пирей и обратно. Там же в море происходило жертвоприношение поросят.

Изображение жертвенного поросенка, Музей Элевсина

Три следующих дня посвящались искупительным жертвам, может быть, медитациям в храмах.

20 боэдромиона начиналось шествие в Элевсин – с факелами, пением гимнов и игрой на флейтах, танцами и ритуальными возглашениями. Священные реликвии присутствовали на этом шествии, будучи заранее привезены из Элевсина до начала шествия. Впереди несли изображение Иакхоса (или шел переодетый в Иакхоса факелоносец-дадух). От храма процессия проходила через афинскую Агору, Керамик и, дойдя до местечка Рэтои (??????) снова совершала морские омовения. На Кефисском мосту полагалось обмениваться шутками и совершать комичные выходки гефирисмы (??????????).

Кефисский мост римской постройки арочного типа до сих пор можно видеть в километре к востоку от святилища. Он имеет длину 50 м (собственно мост – 30 м и две наклонные части по 10 м), ширину 5.3 м. Предполагается, что мост был построен императором Адрианом, который был посвящен в Элевсинские мистерии.

К ночи процессия достигала Элевсина. Здесь участники шествия разделялись: для неофитов полагались одни церемонии (предварительные), для тех, кто их прошел в прошлом году, происходило посвящение в эпоптии. Последние, вероятно, предполагали повторение земных скитаний и страданий Деметры, включая девятидневный пост с употреблением кикеона (??????). Возможно, были и другие обряды, связанные с Персефоной (имитация заключения в подземное царство) и Деифонта (испытание огнем).

Завершение всего празднества составляла т. н. племохоя (????????), возлияние воды из особых сосудов, причем из одного сосуда делали возлияние на восток, из другого – на запад. Ночное празднество, начиная с процессии Иакхоса и заканчивая племохоей, отдельно в разных местах проводили мисты и эпопты.

Главной частью мистерии для эпоптов было священное зрелище в Телестерионе, погруженном в полный мрак. Присутствие тысяч участников, охваченных мистическим ужасом, коллективным переживанием увеличивало эффект тайнодействия, повторяющего миф о Деметре. Может быть, для усиления воздействия на психику, использовались театральные маски и световые эффекты, создающие иллюзию внезапных появлений и исчезновений. Совместно повторялись священные формулы, назывались истинные имена богов, которые нельзя было открывать непосвященным. К утру священный ужас сменяется радостным чувством освобождения из тьмы. Хор, танцы, музыка создают атмосферу воскресения, возвращения из преисподней к земной жизни, освященной тайным знанием о грядущем воскресении.

Содержание мистерий нам почти не известно. Исследователи считают, что они представляли собой разве что театральные представления и не содержали никакой догматики. Но следы соответствующей догматики вполне можно обнаружить в греческой философии – там, где строились гипотезы о бессмертной душе, ее блужданиях и возвращениях на землю. Кроме того, можно с уверенностью сказать, что мистерии не были просто зрелищем, каковые развивались в греческой трагедии. В мистериях Деметры должны были существовать инициатические ритуалы, которые могли быть страшными, мучительными и даже смертельными для некоторых из участников. От ужаса и боли к блаженству – вот путь, по которому проходили посвященные.

Домысел о том, что посвященным обещали жить в Элизиуме, опровергается намеками, которые имеются в греческой драме. Софокл сообщал, что посвященные сойдут в Аид, но, в отличие от непосвященных, будут жить в подземном мире без страданий. У греков не было никакого аналога рая, и смертным не полагалось никакого места на Олимпе. Герои же получали "бессмертную славу", а не физическое бессмертие или бессмертие души.

Этика посвященных побуждала их к определенному образу жизни, который освещал их земной путь надеждами и обещал жизнь вечную (Сократ). Целый ряд поздних античных источников отмечает особое благочестие прошедших Элевсинские мистерии. Мистерии неслучайно поддерживались афинскими правителями, а затем – великими римскими императорами. Охочий до критики и обличений Цицерон оставил восторженный отзыв об Элевсинских мистериях.

Христианский проповедник Климент Александрийский (II в.) сохранил некий "пароль" – либо формулу для запоминания для тех, кто готовился к посвящению, либо тайные слова, которые необходимо было без запинки произнести при входе в святилище: "Я постился, пил кикеон, получил из корзины ("цисты"), потрудившись, отложил в лукошко ("калатос") и из лукошка в корзину".

В духе сексуальных фантазий современности некоторые ученые предполагают, что "тайные предметы", с которыми производились манипуляции, – это оргиастические символы, скорее всего, имитации гениталий. Но никакой реальной основы для таких фантазий не существует. Помимо теоретизирований на счет некоего "священного брака" – полового акта жрицы и "царя", который будто бы совершался в святилище в качестве апофеоза мистерий. Подобные "теории" являются лишь плодом болезненных фантазий умов, пораженных фрейдизмом и пытающихся свести все переживания человечества к сексуальным. Все это находится в радикальном противоречии со словами того же Климента, назвавшего Христа "истинным иерофантом". Тем самым он оценил Элевсинские мистерии как некое предчувствие, предвосхищение христианства.

Слова христианского епископа Римских времен Ипполита (III в.) о том, что в Элевсинских мистериях торжественно показывали колос пшеницы и возглашали "Бримо родила Бримоса!", истолковывают как рождение Деметрой Диониса. При этом почему-то исключают обычное мифологическое событие: рождение колоса матерью-землей – элемент обычного сельского мифа, включенного в мистерии.

Каковы были детали ритуала посвящения в Элевсинских мистериях восстановить невозможно. Да и вряд ли нужно. Наверняка, ритуал менялся – вплоть до серьезных искажений в Эллинистические времена, когда дионисийский культ стал вытеснять верования и обычаи Классической эпохи. Главное, что мы можем восстановить по оговоркам у греческих философов и драматургов, это воспроизведение в ритуале мифа о Деметре и Персефоне с целью доказательства ключевой идеи мистерий – догмата о бессмертии души и воздаянии за земные дела после смерти.

Не зерно воскресает после помещения в землю, а душа воскресает после смерти – так же, как Персефона возвращается из Аида.

Вотивный рельеф из пещеры Пана, Элевсин, 4 в. до н.э.