Преследование еретиков
Преследование еретиков
Со времени этого знаменитого обращения де Тюренна в католичество прошло больше десяти лет. Король, делавший большую ставку на религиозное объединение знати, отмечает, что оно не идет быстрыми темпами. Действительно, некоторые государственные мужи, например маршал Шомберг, готовы отречься от своей веры, но у них, как правило, такие жены, веру которых поколебать невозможно. (При жизни своей жены де Тюренн никогда не сделал бы этот шаг, какими бы убедительными ни были апологетические аргументы Боссюэ.) Эта анекдотическая деталь не ускользает от монарха. Король не знает зато, что протестанты в целом и французские протестанты в частности не принимают иерархические аргументы со ссылками на авторитет, как в философии. Сорок герцогов могли бы обратиться в католичество и не увлечь за собой триста — четыреста рядовых протестантов. Людовик XIV забывает также, что протестант его королевства, будучи одновременно протестантом и французом, наделен непомерным духом противоречия.
Этот протестант пережил закрытие и разрушение нескольких храмов, начиная с 1659 по 1664 год, ужесточение существующих положений Нантского эдикта, налеты католических миссионеров, массовые сборы в пользу протестантов, обращенных в католичество (которыми управляет академик Пеллиссон, с 1676 года использующий королевские доходы, обеспеченные регалией, чтобы выдавать премии протестантам, перешедшим в католичество и испытывающим денежные и профессиональные затруднения){216}. Этот протестант терпит запрет на эмиграцию. Этот протестант читает или не читает католическую Библию, переведенную для него{230}, катехизисы, составленные для него, книги, знакомящие его с религиозными спорами, написанные хорошим стилем, предназначающимся для его наставления. Если он убежденный кальвинист, ему достаточно крепко держаться за свою Библию, за воскресные службы, за своего пастора. Если он умеренный кальвинист, он сближается nolens-volens (волей-неволей) с религией большинства французов.
При таком ритме Франция стала бы, конечно, полностью католической между 1730 и 1760 годами.
Но король, если и не знает, что Провидение продлит ему жизнь до 77 лет, прекрасно понимает, что он умрет до 1730 года. Поэтому ему не терпится добиться единства, о котором он мечтает. Он хочет, чтобы оно вошло как составная часть в ореол его славы, стало вершиной его царствования. Уже в начале 1679 года он твердо решил добиться этого единства. Его решение искоренить французский протестантизм возникло в это время. Отмена Нантского эдикта уже заложена в принудительных мерах самого эдикта; эти меры в течение всех десяти лет только и будут создавать для гугенотов все более и более невыносимые условия. Теперь общепринято отрицать влияние Лувуа в этом деле; и, конечно, у нас нет ни единого доказательства, подтверждающего его усердие. Но тот, кто размышляет над хронологией правления Людовика XIV, должен отметить, что неодинаково удачные меры, связанные с проведением политики присоединений, двоякое использование дела об отравлениях, постройка канала на реке Эр, второе опустошение Пфальца, «драгонады» совпадают по времени с его полномочиями и с периодом его самого большого влияния. А при абсолютной монархии и на той стадии доверия, которой достиг министр, почти не бывает совпадений. Пока не будет доказательств, ограничимся только предположениями. Если маркиз де Лувуа не подталкивает открыто к преследованию протестантов, его отец Летелье, канцлер с 1677 года, не скрывает своего антипротестантизма; а в это же время соперничающий клан, Кольбер и его сын Сеньеле, являются сторонниками statu quo (статуса-кво).
В 1679 году предпринимаются суровые меры против еретиков и отступников и вводится самое строгое предписание в отношении отрекающихся. В июле по эдикту ликвидируются палаты Тулузы и Гренобля, в которых соблюдалось равное количество католиков и протестантов:{201} итак, еще одна часть нантских гарантий рушится. Королевским постановлением в июне 1680 года всякому католику запрещается переходить в протестантство; другое постановление, датированное ноябрем, приглашает должностных лиц магистратуры посещать больных протестантов и пытаться их обратить в католичество. За несколько месяцев до этого была запрещена должность акушерки для протестанток. В 1681 году еще крепче затягивается удушающий узел. 18 марта де Лувуа разрешает использовать «драгонады» в Пуату{261}. Речь идет о политике ускоренного обращения в католичество, которую только что придумал местный интендант Рене де Марийяк; вместо того, чтобы заставить плохих налогоплательщиков обеспечивать жильем военных — в то время не было казарм, — это бремя было возложено на протестантов со всеми вытекающими неприятностями — грубостью и принуждением. А в апреле становится известно, что «новообращенные» в католичество освобождаются на два года от обязанности предоставлять жилье солдатам. 17 июня король выносит решение, что дети гугенотов смогут выбрать католицизм в возрасте семи лет (сознательный возраст по-церковному) и что родители не будут иметь право отдавать их за границу для воспитания в протестантской вере. В течение всего 1681 года ревностно служащие интенданты будут в меньшей или большей степени подражать своему собрату Марийяку. Они будут пересылать в Версаль оптимистические статистические данные, и Людовик XIV, принимающий за реальность свое желание привести к религиозному единству, будет себя убеждать, что достаточно продолжать усиливать принуждения, чтобы увеличить число обращенных в католичество.
В 1682 году еще больший размах приобретут печально известные «драгонады» и станет неукоснительным применение положений Нантского эдикта. В мае, например, жители Пуату были свидетелями разрушения протестантского храма в Ламот-СентЭре{32}. Летом «законно» разрушают два-три храма в неделю{135}. А по королевскому законодательству незаконнорожденные гугеноты будут насильно воспитаны в римско-католическом духе (31 января); запрещается эмиграция протестантских моряков и ремесленников (18 мая); не разрешается протестантам приобретать профессию нотариуса, прокурора, судебного исполнителя, полицейского (15 июня), заседателя суда или помощника юстиции (16 июня). 14 июля государство накладывает жесткий запрет на выезд гугенотов из королевства: все имущество нарушителей будет подлежать конфискации. И как будто бы всех этих мер было недостаточно, декларация от 30 августа запрещает протестантам собираться вне храмов и без пасторов; эдикт от 7 сентября уточняет, чем рискуют французские протестанты, которые эмигрировали бы; другой эдикт предоставляет приютам имущество, которое протестанты отдают или завещают бедным!{91} При такой сложной игре, так как «драгонады» не прекращаются, понятно, что статистические данные интендантов и даже епископов живо интересовали короля. А как только он допустил первую психологическую ошибку, считая законными и серьезными многочисленные «обращения в католичество», он обрек себя на то, чтобы продолжать верить в это и поддерживать политику отречений от протестантской веры, а также на то, чтобы его доверенные люди продолжали вводить его в заблуждение.
В марте 1683 года по другому эдикту предусматривалось публичное покаяние и изгнание всякого пастора, который примет обращение в протестантство человека, исповедовавшего римско-католическую веру. 22 мая декларацией закрепляется в каждом протестантском храме определенное место для католиков. Надо понимать: для осведомителей полиции короля. 17 июня еще одна декларация постановляет: дети «новообращенных» в католичество должны будут воспитываться в католической вере. 1684 год был еще более жестоким по отношению ко всем оставшимся в королевстве протестантам. В июне издаются один за другим неукоснительные законы: один из них возобновлял запрет на совершение протестантских обрядов частным образом или подпольно. В августе еще один эдикт запрещает служить пасторам на одном и том же месте более трех лет; еще одна декларация ограничивает частоту церковных советов и обязывает проводить их лишь в присутствии королевского судьи; другая декларация лишает гугенотов возможности быть избранными на должности экспертов. Наконец, декларация от 26 декабря запрещает протестантское богослужение там, где местная община насчитывает меньше десяти семей{201}.
Советникам Людовика XIV придется сильно напрячь воображение, чтобы придумать другие принудительные меры. Печально известный 1685 год покажет, что им, увы, удалось это сделать. 20 января следующая декларация ограничивает компетенцию нескольких судей протестантов (пережиток урезанной привилегии трибуналов эдикта), еще исполняющих свои функции в парламенте города Меца. В феврале другой королевский документ точно определяет наказание пасторам, «которые терпят в храме присутствие лиц, которым король запретил туда доступ». 16 июня французам запрещается бракосочетаться за границей; ясно, против кого направлена эта мера. На следующий день еще одна декларация предписывает разрушать протестантские храмы, в которых пасторы освящали смешанные браки или произносили бунтарские речи. 9 июля протестанты теряют право нанимать католиков в качестве слуг. 10 июля король запрещает протестантам быть судебными или адвокатскими клерками. 11 июля им был также закрыт доступ в адвокатуру. 25 июля гугеноты узнают, что они не могут присутствовать на протестантской службе за пределами судебного округа их местопроживания. Затем следует августовский эдикт, запрещающий любому протестанту проповедовать, писать полемические произведения, публиковать работы по богословию, б августа еще одной декларацией протестанты отстраняются от профессии врача. И в тот же день Людовик XIV выносит решение: пасторы протестантской религии не смогут иметь жилье ближе шести лье от тех мест, где запрещается протестантское богослужение. 14 августа издано постановление о том, что дети протестантов могут иметь опекунами только католиков.
20 августа новая декларация доводит до сведения населения, что половина имущества эмигрировавших гугенотов достанется тем, кто их изобличил{201}.
Перечисление всех этих неприятностей, которые накапливались в течение более чем шести лет, показывает, что к концу сентября 1685 года все было сделано, чтоб усилить, ужесточить преследования. От Нантского эдикта осталось лишь название. И если нам трудно понять упорство Людовика XIV, направленное на уничтожение раскола, — и в этом его союзником было время, — то легко понять, какая логика заставила его отменить нантские предписания.
Эдикт Фонтенбло, датированный октябрем 1685 года, обнародованный 17-го и зарегистрированный в парламенте 22-го, представляется на деле узакониванием фактического состояния дел, так как нет больше гугенотов в королевстве, законодательство, некогда им дарованное, лишается всякого смысла. («Мы сегодня видим, воссылая должную благодарность Господу, что наши усилия привели нас к цели, которую мы перед собой ставили, ибо лучшая и большая часть наших подданных, исповедующих «так называемую реформатскую» религию, перешла в католичество… Мы поняли, что не можем сделать ничего лучшего, чтобы полностью стереть из памяти все волнения, смятения, несчастья, которые из-за распространения этой ложной религии были причинены нашему королевству, иначе как полностью отменив Нантский эдикт и все, что было сделано с тех пор в пользу вышеназванной религии»{270}.) Эдикт Фонтенбло запрещал публичное отправление (sic — так) протестантской религии. Если по истечении двух недель пасторы не перейдут в католичество, они должны будут покинуть Францию. Дети же протестантов должны быть окрещены, воспитаны и подвергнуты катехизисизации в римско-католической вере. Чтобы быть амнистированными и возвратить себе конфискованное имущество, эмигрировавшие протестанты имели в своем распоряжении срок в четыре месяца. Эдикт вновь подтверждал, кроме этого, все прежние запреты на эмиграцию. Выезд из королевства и пересылка за границу своего имущества были абсолютно запрещены, «мужчин посылали за это на галеры, а женщин наказывали тем, что конфисковывали имущество и отбирали детей».
И самый могущественный король в мире не мог предотвратить эту эмиграцию, несмотря на то, что 1450 человек были приговорены к галерам{69}. Из-за эмиграции королевство лишилось 200 000 своих подданных[83], очень часто это были образованные, активные, богатые и предприимчивые люди. Еще меньше он преуспел в искусстве изменить сознание людей и сломить их. Отмена Нантского эдикта сама по себе влечет за собой печальные последствия: принудительное причастие, ложь и святотатство. И как об этом не подумали такие люди, как Боссюэ, Бурдалу, отец де Лашез или Арле де Шанвалон, и не предупредили об этом Людовика XIV? Много тайн кроется в этой политической ошибке и в этом религиозном преступлении.