«Да возвратятся вспять и

постыдятся хотящии ми злая»

(Пс.39,15).

Война с Литвою длилась девять лет. За это время в мире, окружавшем Россию, кое-что изменилось. Европа вступила в эпоху географических открытий. Отказавшись от крестовых походов, Запад не утратил прежней алчности, и новые конкистадоры (завоеватели) пустились странствовать по морям. Нуждаясь в золоте, драгоценностях, в сырье для промышленности, европейские монархи и дельцы снаряжали экспедиции парусных кораблей под командой смелых адмиралов, чтобы те искали кратчайшие пути к баснословным богатствам Индии, Китая, островов пряностей.

Стремясь достичь этих стран с востока, Колумб пересёк Атлантический океан и открыл Америку в 1492 году. Португальский мореход Васко да Гама приплыл в Индию с юга, обогнув Африку (1498). А ещё раньше (около 1470 года) в Индии побывал наш соотечественник, тверской купец Афанасий Никитин. Своё «Хождение за три моря» по суше он описал потом в одноименной книге.

В разгар Литовской войны император германский, Максимилиан, прислал в Москву некоего немца Снупса с письмом к великому князю Иоанну Васильевичу, в котором просил содействовать оному в изучении Русской Земли и в путешествии за Каменный пояс (Урал) до реки Оби. Иоанн III отнёсся к Снупсу благосклонно, однако дальше Москвы его не пустил, сославшись на трудности дальнейшего пути. Недоставало ещё иностранных лазутчиков сопровождать к источникам русских богатств. Иоанн Васильевич был не так прост, и вообще, в те дни ему хватало иных забот. В собственном доме Государя творилось неладное.

Конфликт между враждующими партиями при дворе нарастал. Мы уже говорили, что вдовая невестка великого князя Елена (валашка) любой ценой пыталась выдвинуть своего сына Димитрия, ради чего и примкнула к жидовствующим. Её намерению объявить Димитрия наследником престола мешали сыновья Иоанна III от великой княгини Софьи Фоминичны, старшмй из которых, Василий, претендовал на власть самым законным образом. Вместе с тем и Димитрий, как сын почившего в Бозе первенца Государева, Ивана Младого, уже возведённого при жизни в великие князья, мог также рассчитывать на дедовский трон, однако при условии, что всё-таки Василий с матерью будут устранены. Умертвить всех подряд сыновей Софьи, например, с помощью отравы, не представлялось реальным, да и рассчитывать, что этого не заметит Государь, было трудно. Потому валашкины клевреты избрали менее опасный путь - клевету на Софью и Василия.

В тот год (1490), когда Елена овдовела и вступила в секту, над Церковью был поставлен митрополит Зосима, и дела жидовствующих при дворе шли неплохо. Несмотря на соборное осуждение ереси и казни новгородских сатанистов, Курицын сохранял уверенность в успехе своих замыслов. Он даже не спешил с клеветнической акцией против Василия и Софьи, давая вызреть плоду расположния державного к его льстивой невестке. Плод созревал быстро, но падение Зосимы в 1494 году нарушило «мирный» план еретиков и заставило их активизироваться.

В лето 1495-е, когда в митрополиты поставляли праведного Симона, отроку Димитрию исполнилось 13 лет. Влияние Елены и Феодора Курицына на Иоанна III возросло необычайно. Обойдённый лестью, волхвованием и всем, на что способны были интриганы, Иоанн Васильевич не мог нахвалиться на внука, а к сыну и любимой супруге своей охладевал день ото дня. В августе 1497 г. семейство великого князя ещё казалось дружным. На дворцовых приёмах вокруг трона восседали и Софья с Василием, и Елена с Димитрием. Бояре Кутузовы, Челядинины, Третьяковы стояли по одну сторону. По другую - Курицын, Ряполовский, Патрикеевы - во главе еретической партии. Все улыбались друг другу, но сквозь зубы. Напряжение росло. И в конце года разнёсся слух, что раскрылся заговор против юного Димитрия. Сторонников Софьи и Василия начали хватать, пытать, многих казнили. Но имел ли место заговор на самом деле, остаётся неясным до наших дней. Государь, пылая гневом на супругу и сына, выслал их обоих. А летописец уточнил причину его ярости: «По диавольскому навождению и лихих людей совету, всполеся князь великы Иван Васильевич на сына своего князя Василиа да на жену свою на великую княгиню Софью».

Еретики торжествовали. Ещё бы. Ведь за ссылкою Василия наследником был объявлен Димитрий. Отрока возвели в великие князья и чуть на Царство не венчали. Некоторые либерал-историки так и пишут, что Димитрий стал первым после Владимира Мономаха венчанным Русским Царём. Поверить в это трудно (проверить невозможно), но если бы даже так было, действительным то «помазание» признать нельзя. Во-первых, ещё здравствовал старший Государь, стало быть, наследника короновать Царём, делать выше великого князя никто не имел права. Во-вторых, Димитрий не являлся потомком ни Мономахов, ни Палеологов, ни других Византийских императоров, в отличие от своего дяди Василия, внучатого племянника Константина XII. И в-третьих, на Руси тогда без санкции Константинопольского патриарха ставить Царя не стали бы. И сего не делали ни сам Иоанн III, женившийся на последней Византийской царевне, ни их сын Василий. Впрочем, Василий Иоаннович, как прямой потомок Палеологов, имел право на Царство и без согласия Константинополя. Это у католиков короны королям раздавал римский папа. У Православных же со времён Иоанна Грозного на Царство венчают тех, кто наследует престол по закону, или (в отсутствие наследника) избирается Земским Собором. А почему Василий III не короновался, остаётся загадкой. Часть исследователей видит здесь связь с упомянутым выше «венчанием отрока Димитрия». Но очень может быть, Василий просто не хотел сам. Однако не будем гадать. Вернёмся ко двору Иоанна III.

В ссылке Василий и Софья пробыли один год. Молитвами Святого Иосифа Волоцкого с братией, Святителя Геннадия Новгородского и всех друзей своих, а главное, Промыслом Божиим они освободились от опалы. Тайное сделалось явным, и клевета обнаружилась. Связующим звеном в цепи наветов и подлогов, расстановщиком всех пешек и фигур в игре еретиков был думный дьяк Феодор Курицын. Он держал в руках нити заговора, и здание интриги зиждилось на нём. А он возьми да умри в самом начале 1499 года. Сообщники Елены растерялись, их «боевые порядки» расстроились, действия утратили согласованность. Иоанн III начал выслушивать не только их, но и другую сторону. Когда же до него дошла часть правды, а затем и вся правда, Государь пришёл в ярость ещё большую, чем прежде. Уязвленный обманом, он ополчился на клеветников и учинил им суровую расправу. И хотя речь не шла о разгроме самой ереси жидовствующих, партия их при дворе понесла сокрушительный урон. Коварная Елена (валашка) со своей компанией угодила в ту же яму, которую рыла другим. Свои дни она окончила в заточении, а вместе с нею стал узником и сын её, несчастный юноша князь Димитрий.

Софью и Василия тотчас вернули из ссылки. На глазах Иоанна Васильевича блестели слёзы: то ли слёзы радости, то ли горького сожаления о содеянном. Ведь он сначала обошёлся так жестоко с сыном, а теперь, восстановив справедливость, был вынужден карать любимого внука. Но по-другому он поступить не мог. Для Государства второе было необходимо, и он, скорбя, терпел свои собственные крутые меры. Недаром его называли Великим и Грозным, как впоследствии назвали его внука, также Иоанна Васильевича, и также Великого и воистину Грозного Царя.

Уже в марте 1499 г. Иоанн III возвёл Василия в великокняжеское достоинство. А несчастный юноша Димитрий (сын Ивана Младого), по вине своей матери-еретички, через два года оказался в оковах. И хотя тюрьма его (во дворцовых покоях) изобиловала роскошью, свободы он больше не увидел и умер молодым.

С Еленою вместе посадили многих её сообщников, и многих казнили. «Наместник Московский, - пишет историк И.Хрущёв, - князь Иван Юрьевич Патрикеев [двоюродный брат державного] и сын его Василий Косой, враги Софьи и Василия, едва избежали смертной казни - участи Ряполовского. По ходотайству митрополита отец [Патрикеев] пострижен был у Троицы, сын сослан в Кириллов Белозерский монастырь, где принял имя Вассиана, и там сделался учеником монаха Нила Майкова, впоследствии основателя пустыни на Соре реке». Того самого Преподобного Нила Сорского, которого историки записали в «недруги» Святого Иосифа Волоцкого, хотя Нил таковым не был. А вот Вассиан Косой (Патрикеев) от его имени, действительно, сделался рьяным врагом Иосифа и «осифлян», последователей Святого. И не кому-нибудь, а именно князю-иноку Вассиану принадлежит авторство большинства так называемых «нелюбок» между старцами Кирилло-Белозерского и Волоцкого монастырей. Знаменитое письмо «О нелюбках», с которого началась язвительная полемика Ниловых «нестяжателей» с «осифлянами», составлено (судя по всему) не ранее 1503 года. То есть после Собора, на котором Нил с Иосифом выразили разные взгляды на проблему церковного землевладения и в дальнейшем уже не спорили. Нил согласился с решением Собора в пользу «осифлян» и удалился в скит на Сорке, где оставался до своей кончины (1508 г.). Но проблема на Соборе до конца не разрешилась. Спор о владении монастырями больших поместий, населённых крестьянами, касался не одних преподобных старцев. Он стал предметом исторического противостояния политических фарисеев-«нестяжателей» (будущих русских масонов), и «осифлян»-консерваторов, поборников Русского Православного благочестия. Идеи Нила Сорского, почерпнутые им на греческом Афоне, для Вассиана и его позднейших клевретов оказались не более чем маскировкой. Из глубины же Вассианова «нестяжательства» проглядывала та рука, что тайно руководила и сектой жидовствующих. Практически до конца дней своих Вассиан оставался ревностным защитником еретиков, а будучи сродником Государевым, он в первой четверти XVI века играл весьма важную роль при дворе. Вот, собственно, почему мы уделяем столько внимания этой личности, вошедшей в историю под прозвищем князя-инока.

Крах авантюры с попыткой устранить от престолонаследия сына Иоаннова, Василия, привёл Патрикеева-младшего в ссылку, в Кирилло-Белозерский монастырь. Все скиты вокруг Белозера, включая Нилову пустынь, назывались тогда «Заволжскими», а все иноки, подвизавшиеся в них, - «Заволжцами». Постриженный против воли Вассиан не смирился, конечно, с создавшимся положением. Как представитель высшей знати, человек одарённый, образованный, который и «в послах бывал и говорить горазд», да к тому же дерзкий и жаждущий деятельности, Вассиан сразу же захватил в свои руки переписку Кирилло-Белозерской братии. Своим бойким пером он в короткое время снискал известность как яркий полемист, и с удалением Преподобного Нила Сорского в скит сделался проводником его идей «монастырского нестяжательства». Что это были за идеи, стоит кратко рассказать.

Монахи вообще - нестяжатели по обету, который они дают при пострижении, заодно с обетом целомудрия. Однако Нилу Сорскому, в молодости проведшему 10 лет на Святой горе Афон, представилось недостаточным, чтобы монах не имел ничего своего. Нил и его последователи решили упразднить и монастырскую собственность, в первую очередь землевладение, а то, без чего нельзя существовать и отправлять церковные службы, упростить до нищенского предела. На Руси, где прежде иноки подвизались либо в общежитии, либо в полном отшельничестве (в одиночку), Ниловы ученики ввели новое жительство - по скитам: несколько убогих келий (на двух-трёх человек каждая) они строили на расстоянии брошенного камня от маленькой деревянной церквушки, где служили только в Воскресные дни или в большие праздники. Остальное время они проводили по кельям, молясь, читая и переписывая книги, чтобы прокормиться, как делали Афонские исихасты. Сеять хлеб «нестяжатели» отказывались, предпочитая труд переписчиков и милостыню. Поселялись они в глуши, одевались во всё ветхое, причащались из деревянных сосудов, ничем не украшали свои храмы, даже ризы священнические шили из холстины. И, конечно же, такое на Руси не прижилось. Суровый климат Белозерья не сравним с афонскими субтропиками. Да и такое отношение «нестяжателей» к внешнему благолепию церковной службы было неприемлемо для нашего монашества. Тем паче, что сам Кирилло-Белозерский монастырь, как духовный центр «Заволжья», оставался общежительным и достаточно богатым.

Преподобный Нил подвизался строго: в крайней нужде, среди глухого леса, на болоте. Но Вассиан Косой (Патрикеев), считавшийся его учеником, так «бедствовать» не собирался. В соответствии со своим боярским чином, князь-инок (сродник великого князя) и в монастырской келии в Кириллове жил роскошно. Окружённый слугами, он не любил, как писали о нём, «ржаного хлеба, щей, свекольника, каши... но питался сладким кушаньем, иногда [уже позже, в Москве] с великокняжеского стола, и пил нестяжатель романею, мушкатное и рейнское вино». Взамен мяса, непозволительного монахам, потреблял он белужину, осетрину, икру, другие «постные» деликатесы.

Противники его, конечно, обличали. Но «подобные обвинения, - возражает писательница В.А.Бубнова, - едва ли трогали Вассиана. Приверженный учению Нила, он наравне с остальным усвоил главное из проповеданного Преподобным, что "почва подвигов не плоть, а ум и сердце"; праведность не в отвержении ковша вина или куска белужины... но в тщании "соделовать совесть к лучшему"». Вот Вассиан и «соделовал свою совесть», защищая жидовствующих еретиков перед великим князем и обвиняя в «любостяжании» подвижников Волоцкого монастыря.

Иосифа князь-инок ненавидел с тех пор, как потерпела крах его придворная авантюра. Он, судя по всему, играл в интриге против Василия важнейшую роль. Казни Вассиан избежал по заступничеству митрополита Симона, а пережив опалу в Кирилло-Белозерском монастыре, приобрёл авторитет, словно духовный старец. И не прошло десяти лет, как Вассиан возвратился в столицу.

Но каким же образом монах, столь непригодный к иноческому житию, сделался «любимым» учеником Нила Сорского? Историк И.Хрущёв считает: «Нил мог за то полюбить Патрикеева, что он, по своему умственному развитию, понимал глубокомысленного Нила. И он действительно понял своего наставника, когда впоследствии явился защитником его мнений [об упразднении монастырского землевладения]. Это-то взаимное понимание [по мнению И.Хрущёва] и объясняет связь между воспитанником горы Афонской, основателем скитского жития на Руси, и монахом, не сумевшим схоронить под мантиею и куколем ни своих политических симпатий и антипатий, ни заносчивости боярина... Возвращённый в Москву державным родственником своим [Василием III], он [Вассиан] принёс с собой вражду к Иосифу за беспощадный его приговор над еретиками».

Хотя Иосиф Волоцкий никого не приговаривал (это было соборным делом), он действительно добился осуждения жидовствующих и разгрома их секты. Причём для пользы самих же осуждённых. Ведь у искренно раскаявшихся перед казнью сатанистов, по мнению большинства Святых Отцов, сохраняется надежда получить прощение на Страшном Суде; тогда как злодеям, избежавшим кары или освободившимся ценою ложного покаяния, уготована вечная мука. Впрочем, об искренно раскаявшихся еретиках исторических сведений не сохранилось. А вот Святому Иосифу в борьбе с сектой пришлось вынести многие скорби.