«Воспойте Господеви песнь нову,

яко дивна сотвори Господь»

(Пс.97,1).

В Крыму близ Севастополя доселе виднеются развалины некогда большого античного города. Построенный гераклейскими греками, Херсонес Таврический со времен Геродота соседствовал со скифами, сарматами, хазарами. В I веке отсюда направился к устью Днепра Святой Апостол Андрей Первозванный, чтоб огласить благовестием северных славян. В X столетии Херсонес, или Корсунь (по-славянски), признавал над собою власть Византии, хотя дани, как и прежде, никому не платил. Его вольные граждане торговали во всех портах Чёрного и Средиземного морей; наслаждались изобилием, гордились славой и независимостью. Привыкшие к свободе, искусные в отражении вражеских набегов херсонцы не пали духом и тогда, когда Киевский князь Владимир, меньший сын Великого Святослава, высадил на берег войско и окружил Корсунь со всех сторон.

Не одолев сходу неприступную крепость, Владимир пообещал три года стоять под её стенами, пока осажденные не сдадутся. А они сдаваться и не думали. Надеясь на скорую помощь Царьграда, жители Херсонеса сделали тайный подкоп и по ночам уносили в город всё, что за день насыпали строители земляного вала, без которого осаждающие не могли приступить к штурму стен. Дело затягивалось; молодой князь заметно волновался. Но откуда взялось его нетерпение и вместе с тем небывалое упорство? Что послужило причиной его внезапного похода на Корсунь?

С тех пор, как в междоусобной войне со старшим братом князем Ярополком погиб средний сын Святослава Олег, а младший Владимир, в отместку за него, умертвил самого Ярополка, прошло восемь лет. Владимир стал единовластным правителем Киевской Руси. Почти сразу же, вместе с дядей Добрыней Никитичем, он приступил к укреплению границ государства и к успешным завоеваниям. Духом воинственности достойный отца, Владимир в 981 году отбил захваченные поляками Червенские города (Перемышль и другие); покорил вятичей (982г.), латышских ятвягов (983), усмирил радимичей (984) и камских болгар (985), и собирал уже дань между Литвою и Польшей и на побережье Финского залива.

Вернувшись из похода на ятвягов, великий князь вознамерился ублажить жертвами языческих идолов. Летопись сообщает, что старейшины и бояре подсказали ему: «Бросим жребий на отрока или девицу; на кого падет, того и принесём богам». Историк Русской Церкви М.В.Толстой описывает это событие так: «Жребий пал на юного Иоанна, сына одного варяга - Христианина, по имени Феодора, жившего в Киеве. Посланные сказали ему: "Отдай сына богам; они выбрали его себе в жертву". Феодор отвечал: "Ваши боги - истуканы, сотворенные руками человеческими. Един Бог, которому покланяются греки, сотворил небо и землю. Не дам сына моего бесам". Услышав этот ответ, киевляне [идолопоклонники] сбежались и разломали двор варяга. Он стоял с сыном в сенях. Ему кричали: "Подай сына своего!" Он отвечал: "Пусть боги ваши сами приидут и возьмут его". Язычники подрубили сени под ними и умертвили обоих». Так Святые Феодор и отрок Иоанн сделались первыми и последними мучениками от языческих гонений на Руси. Во всяком случае, о других жертвах идолопоклонников в этот период Русской истории летописцы не сообщают.

Мужество святых страстотерпцев и сами слова верного Христу Феодора глубоко запали в память князя Владимира. Душа его потеряла прежний покой; началось обличение совести. Сколько потом ни старался князь, украшая Киев, заботясь о нуждах народа, сколько ни устраивал бусплатных угощений, раздач милостыни, как ни усердствовал в идолослужении, поставляя по городам истуканов, отделанных серебром и золотом, каких бы обильных не приносил им жертв, боги рукотворные душу его утешить не могли. И наверное, не раз ему припомнились слышанные в детстве наставления доброй бабушки, блаженной княгини Ольги.

Когда Владимир вырос, он не последовал её мудрым советам. Ещё в юности, в уделе своём Новгородском, воспитанный язычником Добрыней, он предавался всем страстям, особенно сластолюбию. Потом, когда между старшими братьями случилась распря, когда Ярополк, побуждаемый старым Свенельдом, из Киева с ратью пошёл в древлянскую землю на Олега, и тот пал в сражении, Владимир бежал к варягам. Он опасался Ярополка, хотя тот и не думал нападать на Новгород. Смерть Олега в бою оказалась случайной, и Ярополк искренне горевал о потере брата. Такова русская душа: скорая на расправу в драке, но сострадательная к побежденным и доверчивая до наивности. Норманны не были таковыми, и не тому научился у них Владимир за два года, проведённые на чужбине.

Возвратившись в Новгород с сильной варяжской дружиной, он скоро пошёл на Киев - отмщать брату за брата. По пути он пленил невесту Ярополка, княжну Полоцкую Рогнеду; силою взял её в жены, расправившись перед этим с её братьями и отцом Рогволдом. Устрашённый силою варягов, Ярополк затворился в Киеве. С помощью предателя по имени Блуд, Владимир хитростью овладел столицею и коварством того же Блуда выманил из Родни бежавшего туда Ярополка. Доверившись предателю и "честному слову брата", Ярополк вернулся в Киев, где был убит мечами двух подосланных к нему норманнов.

С самими наёмниками Владимир обошелся так же вероломно. Обещанной дани с киевлян варяги не получили. Князь откладывал им плату за услуги под разными предлогами до тех пор, пока варяги не поняли, что здесь они окружены уже превосходящими силами русских воинов. И когда поняли, то сами просили отпустить их на службу в Царьград, что и было исполнено с большой охотой. Хотя такая хитрость пошла во благо народу и государству, благочестной её никак не назовёшь, а братоубийство - тем паче. Всё это тяжким камнем легло на сердце великого князя, вместе с другими угрызениями совести.

Заняв Киев, Владимир овладел вдовою несчастного Ярополка, гречанкой, беременной будущим князем Святополком. Сделав женою своей, он прибавил её к Рогнеде, родившей впоследствии сыновей: Изяслава, Мстислава, Ярослава (Мудрого) и Всеволода. В дополнение к этим пленницам он приобрел затем еще двух жён, принесших ему сыновей Вышеслава и Святослава, и наконец ту, что впоследствии стала матерью Бориса и Глеба - первых Святых страстотерпцев из Русских князей.

Кроме пяти жён, если верить словам летописца, Владимир имел еще 800 наложниц (больше, чем царь Соломон). И прекрасная Рогнеда, по горестям своим названная Гореславою, сумевшая простить мужу даже убийство своих родных, не могла вынести столь великой супружеской измены. Предание гласит, что она решилась убить Владимира ножом, но была им схвачена. Когда же князь собрался казнить преступницу собственной рукой, сын его Изяслав, заслонив мать собою, сказал: «Отче! Если один жить хочешь, приими меч сей, вонзи прежде в утробу мою, да не увижу я смерти матери моей». С этими словами отрок подал отцу обнаженный меч и посмотрел в глаза. Не ожидавший этого, Владимир отступил, бросил оружие на землю и сокрушенно вздохнул: «Кто знал, что ты здесь!»

Это новое потрясение умножило скорбь, но заметно смягчило неспокойную душу князя. Подобрев, он отпустил Рогнеду-Гореславу в область её покойного отца и назначил Изяслава первым удельным князем, положив тем начало новому разделению Руси. Сам же Владимир мало-помалу стал интересоваться вопросами духовными. В язычестве он достаточно разуверился, но в какую веру обратиться - ещё не решил.

Он пригласил к себе проповедников разных религий, исповедовавших Бога Единого. В Киеве в то время обреталось множество всяких миссионеров. Ближайшие страны Европы в большинстве своем уже были Христианскими; с востока и юга на молодую Русь зарились иудеи и магометане. Всем хотелось владеть душами доверчивых руссов, дабы использовать их к своей выгоде. Неправославные проповедники лезли из кожи, старались изо всех сил, но их успехи оказались ничтожными. Русь давно уже огласил Святой Апостол Андрей. И как бы ни сомневался князь Владимир, его выбор был предрешён Промыслом Божиим. Крестителю Руси оставалось лишь нравственно созреть и духовно преобразиться в преддверии великого деяния.

Выслушав посланных от болгарских мусульман, князь Владимир подивился описанию их рая, полного небесных одалисок - прекрасных гурий, предназначенных для услаждения чувственности исламских "праведников" - многожёнцев; подивился, но не прельстился учением Магомета: душою славянской Владимир почувствовал фальшь. Обрезание показалось ему делом мерзким, а отказ от вина - безрассудным. И дело не в том, что Владимир не был тогда трезвенником, что считал вино веселием русским. Пьянство - зло! Сам Господь Иисус Христос призывает нас к трезвению. Но вино, без которого невозможно свершение главного Таинства Церкви - Причастия, князь отвергнуть не мог. По Божьему Промыслу.

Учение немецких католиков Владимир также не воспринял. «Идите обратно, - ответил он латинянам, - отцы наши не принимали веры от папы». Это повелось на Руси ещё со времен его бабки, Святой Равноапостольной Ольги. А выслушав иудеев хазарских, он спросил: «Где отечество ваше?» - «В Иерусалиме, - ответили они, - но Бог разгневался на отцов наших и расточил их по чужим странам». - «И вы, отвергнутые Богом, - сказал Владимир, - еще ходите учить других? Или хотите, чтобы и мы лишились своего отечества?»

Наконец, греческий монах-философ, имя которого осталось безвестным, передал князю содержание Библии, изложил историю Ветхого и Нового Заветов и описал картину Страшного Суда Божия. Того последнего суда, где бескорыстные, честные, милостивые станут одесную (справа) от Спасителя, чтобы наследовать рай, а злые, ленивые, безжалостные окажутся слева и будут ввержены в вечный ад.

Православный рай показался Владимиру чище магометанского, добрее латинского, а целомудрие с нестяжанием - наилучшими средствами достижения вечного блаженства.

«Добро стоящим одесную, - заметил он, - и горе грешным на левой стороне». - «Крестись, - отвечал инок, - и будешь в раю с праведными». Тогда, вероятно, и пожелал Владимир принять Святое Крещение, но всё равно сразу не решился, ибо не был достаточно укреплен в вере.

Разослав послов по разным странам, Великий Князь получил известия о скудости обрядов и убранства в мечетях и синагогах. Даже костелы католические не произвели особого впечатления на Русских. Зато о Византийском Богослужении послы отозвались восторженно. Они донесли Владимиру, что, стоя в Софийском Храме Царьграда, не знали где были, на небе или на земле. Так великолепны оказались там пение церковное, фимиам кадильный, росписи стен, красота икон, блеск золота и священнических облачений. «Всякий человек, - сказали послы, - вкусив сладкое, имеет уже отвращение от горького, так и мы, узнав Веру греков, не хотим иной». «Когда бы Закон греческий, - добавили князю бояре, - не был лучше других, то бабка твоя, Ольга, мудрейшая из всех людей, не вздумала бы принять его».

Конечно, соображения эти представлялись поверхностными. Внешнее впечатление не могло посеять глубокой веры. Князь Владимир одобрил выбор своих советников, отдал предпочтение Православию, но полностью преобразиться умом и сердцем, перенести духовное потрясение ему ещё предстояло. Ведь только ощутив подлинную потребность очистить душу покаянием, можно затем в Таинствах Церкви испытать радость и сладость соединения с Богом. Без этой полноты Христианского мироощущения креститься Владимиру было рано, и он попрежнему колебался.

Советники-бояре заключили, что неплохо бы обращение князя в новую веру совместить с выгодным для страны династическим браком, например, с женитьбой на Византийской царевне Анне, сестре императора Василия Багрянородного, правившего в Царьграде вместе с братом Константином. Владимиру предложение понравилось. О судьбе своих жён-рабынь он тогда ещё не задумывался. А вот принять крещение, породнившись с ромейскими Василевсами, было более лестно, чем кланяться им, как господам. Ведь несмотря на внешнее гостеприимство двора, Ольгу, ходившую креститься в Константинополь, там много раз унижали. Такого крещения молодой князь не желал, и он решил отправить послов к импреаторам с просьбой только о сватовстве. Ответ из Царьграда оказался кратким: «Не пристало Христианам отдавать жён за язычников. Если крестишься, то и её получишь, и Царство небесное восприимешь, и с нами единоверен будешь».

«Услышав это, - сообщает Нестор, - сказал Владимир посланным к нему от царей: "Скажите царям вашим так: я крещусь, ибо ещё прежде испытал Закон ваш и люба мне Вера ваша и Богослужение, о котором рассказали мне посланные нами мужи"». Однако невесту он всё-таки потребовал вперёд, на что получил повторный отказ. И тогда, недолго думая, собрал дружину и осадил подвластный Византии Корсунь.

Под Херсонесом Владимир, наверно, не раз пожалел о своем поспешном решении. Казалось, ему и вправду придется стоять здесь три года, как обещал, а выйдет ли толк из этого, было неизвестно. За три года до злополучной осады он воевал с болгарами на Каме, и тогда услышал совет умудренного опытом Добрыни Никитича. Глядя на пленных болгар, обутых в дорогие сапоги, Добрыня заметил: «Они не захотят быть нашими данниками; пойдем лучше искать лапотников!» Народ, имеющий достаток, всегда изыщет средства к отстаиванию своей свободы. Послушав дядю, молодой князь не стал требовать дани с побеждённых; удовлетворился богатой добычей и славой. Болгары такому миру были чрезвычайно рады и клялись Владимиру в вечной дружбе.

Теперь же за стенами Херсонеса Таврического сидели не болгары, и тем паче, не лапотники. Богатейший греческий полис, оснащённый всеми достижениями техники того времени, не удавалось взять ни приступом, ни осадой. Не только голода, но даже недостатка питьевой воды город не испытывал. При этом ни одна речка сквозь него не протекала. Откуда вода поступала в Корсунь, оставалось гадать, или молть Бога о вразумлении непросвещённых. Молиться князь Владимир ещё не умел, хотя, возможно, уже стремился к тому всей душой. Не зря же его томили сожаления о содеянных прежде грехах. И вот, на счастье Русских да и греков (как оказалось), в городе нашёлся человек именем Анастас (видимо, священник), который послал Владимиру стрелу с запиской: «За вами, к востоку, находятся колодези, дающие воду херсонцам через подземные трубы; вы можете отнять её». Следы тех труб доселе заметны на развалинах Херсонеса.

Прочтя записку Анастаса, князь, по преданию, взглянул на небо и дал слово: «Если сбудется - крещусь!»

Перекопав трубы, Русские лишили Корсунь воды, и жители города сдались на милость победителя. К своему удивлению, они действительно были помилованы. Ни грабежа, ни насилия воины не чинили. Позже, уже воцерковленный, князь Владимир проявил такое рвение к благочестию, что не хотел первое время ни с врагами воевать, ни казнить преступников. Иереям заново пришлось объяснять государю его обязанности перед народом: не только в милости, а и в строгости и в силе. Но то было потом. А тогда в Корсуне люди дивились необычайной перемене Русского князя.

Цари Византийские, узнав о сдаче города, сразу согласились на условия Владимира и тотчас отправили в Херсонес сестру свою Анну. Взамен от нового союзника они получили часть его дружины для подавления внутреннего мятежа (восстания Склира и Фоки). Сам же Владимир в ожидании невесты внезапно заболел глазами.

Когда Анна, превозмогая страх перед встречей с "необузданным язычником", готовая принести себя в жертву отечеству и послужить к "просвещению варваров", прибыла в Корсунь, её жених окончательно ослеп и в сокрушении сердечном оплакивал свои прежние заблуждения. Полная Христианского сострадания и заботы, Анна стала молить суженного своего немедленно принять Святое Крещение, к чему Владимир и сам теперь стремился всей душой.

На Пасху 988 года в Церкви Святого Апостола Иакова епископ Херсонский возложил руки на погружаемого в купель князя и произнес: «Крещается раб Божий Василий!» (по имени его крёстного отца-императора). В это мгновение слепой прозрел. Вслед за телесным исцелением открылись его духовные очи, и Владимир (в крещении Василий), объятый неописуемой радостью, воскликнул: «Теперь я увидел Бога истинного!» Вера его возросла на столько, что никакие сомнения, никакие трудности и соблазны не могли свернуть прозревшую душу со святого пути. Так Русь получила Крестителя - мужественного, сильного духом, Великого, Благоверного, Равноапостольного.

Небесным покровителем князя Владимира стал святой Василий Парийский, во славу которого в Херсонесе был воздвигнут новый храм. Он появился на том возвышенном месте, что образовалось от земли, нанесённой греками через подкоп из недостроенного Русскими штурмового вала. Сразу же после крещения состоялись обручение и венчание молодых: князя Киевского и греческой царевны, отныне Великой Княгини Анны, единственной жены Великого Владимира.

Вступая в брак с Анной, Владимир навсегда оставлял свой прежний гарем, и это была его последняя "супружеская измена". Жёны - невольницы и наложницы - получили свободу. Всем полагалось достойное содержание и право избрать нового супруга. Сыновья Владимира наследовали княжеские уделы. Рогнеде в Изяславль Владимир послал сказать: «Я теперь Христианин и должен иметь одну жену... Если хочешь, выбери себе мужа между боярами». Замечателен её ответ: «Я природная княжна. Ужели тебе одному дорого Царствие небесное? И я хочу быть невестой Христовой». С именем Анастасии Рогнеда-Гореслава постриглась в монахини. Возможно, так же поступили и остальные, точных сведений о том не сохранилось.

Из Корсуня вместо пленников победитель Владимир вывел только несколько священников, включая Анастаса, который помог ему овладеть городом. Вместо военной добычи князь взял с благословления епископа, церковные сосуды, честную главу Святого Климента (папы Римского), пострадавшего в Херсонесе в I веке, и часть мощей ученика его Святого Фивы. То были первые святыни, доставленные в стольный Киев вместе с иконами и сосудами для Богослужения. Уступив завоеванный Корсунь греческим императорам, Владимир взял с них за это всего две бронзовые статуи да четырех медных коней, которых из любви к художествам увёз для украшения своей столицы. На площади старого Киева перед Десятинной Богородичной церковью медные кони стояли ещё при жизни Преподобного Нестора Летописца. В этом же храме, построенном и содержавшемся за счёт десятой доли доходов князя (десятины), были похоронены потом сам Владимир и его супруга Анна. А место для храма Креститель Руси избрал то, на котором в 983 году пострадали первые мученики Киевские Святые Феодор и отрок Иоанн.

По прибытии в родной город князь Владимир тотчас же крестил своих детей и всех домочадцев на центральном перекрёстке улиц - Крещатике; с тех пор это название носит главный проспект Киева. И как только неотложные дела были окончены, началось то, ради чего Владимир так спешил в Русскую столицу.

«Истребление кумиров, - пишет Н.М.Карамзин, - служило приуготовлением к сему торжеству: одни были изрублены, другие сожжены. Перуна, главного из них, привязали к хвосту конскому, били тростями и свергнули с горы в Днепр... Изумленный народ не смел защитить своих мнимых богов, но проливал слезы, бывшие для них последнею данью суеверия: ибо Владимир на другой день велел объявить в городе, чтобы все Русские люди, вельможи и рабы, бедные и богатые шли креститься - и народ, уже лишённый предметов древнего обожания, толпами устремился на берег Днепра, рассуждая, что новая Вера должна быть мудрою и святою, когда Великий Князь и бояре предпочли её старой вере отцов своих. Там явился Владимир, провожаемый собором греческих священников, и по данному знаку бесчисленное множество людей вступило в реку: большие стояли в воде по грудь и шею; отцы и матери держали младенцев на руках; иереи читали молитвы крещения и пели славу Вседержителя. Когда же обряд торжественный совершился; когда священный Собор нарек всех граждан киевских Христианами; тогда Владимир, в радости и восторге сердца устремив взор на небо, громко произнес молитву: "Творец земли и неба! Благослови сих новых чад Твоих; дай им познать Тебя, Бога Истинного, утверди в них Веру правую. Будь мне помощью в искушениях зла, да восхвалю достовления, - земля и небо ликовали».

На месте, где стоял раньше идол Перуна, князь велел заложить деревянную церковь Святого Василия; Храм Богородицы на месте убиения Феодора с Иоанном; в городе Василеве - храм во имя Преображения Господня; во имя Верховных Апостолов - в селе Берестове. И много проповедников веры Христовой из Киева разошлись по городам и весям теперь уже Святой Руси. Утверждая веру, князь Владимир распространял образование. В училищах Киева, Новгорода и других городов русские люди обучались грамоте, церковно-славянскому языку. Храмы строились и украшались произведениями греческого искусства: живописью, золотом, серебром.

Княгиня Анна родила Владимиру еще трех сыновей: Станислава, Позвизда, Судислава, и таким образом, число их вместе со Святополком (племянником, которого Владимир усыновил) достигло двенадцати. По завершении множества главных дел (военных, гражданских, просветительных), достигнув возраста 63 лет, Владимир занемог тяжкой болезнью и умер, возможно от горя; ибо еще при жизни увидел, что «властолюбие вооружает не только брата против брата, но и сына протв отца». Несмотря на его завещание детям своим (удельным князьям) не ссориться между собою, почитать за старшего Великого Князя Киевского, Ярослав, правивший в Новгороде, чуть не восстал на отца с варяжской дружиной, а по кончине Святого Владимира меж сыновьями его опять пошли кровавые усобицы.

Святополк, прозванный окаянным, захватил Киев и злодейски умертвил невинных братьев своих, Святых страстотерпцев Бориса и Глеба. Святослав бежал от Святополка в Венгрию, но был настигнут и также лишен жизни. Ярослав, сильнейший из князей, изгнал братоубийцу из Киева. Тот сумел вернуться с польским войском и королем Болеславом; но потом, коварно избив по городам расселившихся там поляков, Святополк сам избавил родину от иноземцев, ценою бесчестия Русского имени. Спасаясь от Ярослава, вновь занявшего Киев, Святополк укрылся у печенегов, а затем навёл поганых на Русь. Битва произошла на берегу реки Альты (где пролилась кровь Святого Бориса). Ярослав (в крещении Георгий), воздев руки горе, молился перед Богом и сказал: «Кровь невинного брата моего вопиет ко Всевышнему». В небывало жестоком сражении печенеги были разбиты, а Святополк окаянный бежал и сгинул где-то в пустынях богемских.

Став великим князем, Ярослав Мудрый в нелегкой борьбе объединил и укрепил Русь, вернув ей могущество цельного государства; поставил первого митрополита из Русских - Святого Илариона Киевского, автора первой отечественной книги «Слово о законе и благодати». Город Киев Ярослав сделал вторым Царьградом: построил в нем Софийский собор, множество храмов и зданий, обнес каменными стенами; дал государству и народу свод законов - Русскую Правду; победил сильных врагов, расширил границы и завершил блестящее свое княжение в 1054 году. Сыновьям своим Ярослав оставил завет: «Знайте, что междоусобия, бедственные лично для вас, погубят славу и величие государства, основанного счастливыми трудами наших отцов и дедов».

«Слова достопамятные, мудрые и бесполезные! - сокрушался Н.М.Карамзин. - Ярослав думал, что дети могут быть рассудительнее отцов, и, к несчастию, ошибся». Сыновья его опять перессорились. С тех пор бедствия удельного правления не прекращались, доколе все княжества Русские и вольные города не покорились Москве.