«Рука Моя заступит его... и ссеку
от лица его враги»
(Пс.88,22,24).
Тринадцатый век - самый, может быть, тяжкий в нашей древней истории - начался не с нашествия татар. Басурманы напали на Русь лишь в конце тридцатых годов, но напали внезапно. Они нагрянули, как гром небесный, хлынули, словно потоп. И всё это - в наказание за бесконечные междоусобицы, за нежелание гордых князей объединиться и сражаться за общее дело. Всё, что творили удельные правители, шло в обход заветов Владимира Мономаха, вопреки опыту уже бывавшего на Руси самодержавия. Пусть временно бывавшего, но приносившего плоды благодатные. И несмотря на это, князья никак не вразумлялись.
По кончине великого князя Всеволода III (Большое Гнездо) в 1212 году страна опять распалась на уделы. Старший из наследников великокняжеских, Константин, получил Ростов и Ярославль. Второй сын Всеволода Георгий был назначен своим отцом во Владимир и Суздаль, чем приобрёл главенство. Старший брат этого потерпеть не мог. Началась распря. Большая часть князей приняла сторону Константина, в том числе и известный герой Мстислав, князь Галицкий, прозванный Удалым, то есть Удатным (счастливым). Именно он помог Константину победить в братоубийственной сече на берегах реки Липецы. Но правление Константина оказалось недолгим. В 1219 году он умер. Великое княжение вернулось к Георгию и длилось до нашествия Батыя.
Это княжение не стало самодержавным, как в бытность Андрея Боголюбского. Не считая постоянно возникавших междоусобий, большинство князей Русских держались обособленно, ревниво глядя на дела соседей. Для внешнего врага время было самым подходящим - и враг не замедлил явиться.
«Русская земля, - пишет историк Церкви М.В.Толстой, - в 1223 году в первый раз услышала о татарах. Казалось, самая природа предчувствовала что-то страшное. На западе явилась комета, величины необыкновенной, с хвостом, обращённым на юго-восток, наподобие копья. Вто же лето сделалась необыкновенная засуха, леса и болота загорались; густые облака дыма закрывали свет солнечный; мгла тяготила воздух, и птицы, к изумлению народа, падали мёртвые на землю».
Услышав о приближении Чингиз-Хана от объятых ужасом половцев и узнав, что дикие орды монголов опустошают всё на своем пути, Мстислав Удалой собрал южных князей на совет в Киеве. Решено было отразить неприятеля вне пределов отечества, в степях половецких. Битва произошла за Днепром у реки Калки в 1224 году. Увидев несметные полчища татар, союзники-половцы трусливо бежали, а удалой князь Галицкий, желая один воспользоваться честью победы, не стал предупреждаьт остальных. Вместе с зятем своим Даниилом Волынским Мстислав разгромил передовые татарские отряды, но увлекся погоней, после чего вся масса врагов обрушилась на него и на русские рати, не успевшие построиться в боевые порядки. Поражение было страшным, татары преследовали побежденных до самого Днепра и потом пировали, сидя на задыхавшихся под помостом пленных воинах. Напрасно мирные жители в русских селениях пытались смягчить кровожадных врагов, выходя им навстречу с образами и крестами. У татар считалось, что побежденные не могут быть друзьями победителей, потому они убивали всех без пощады.
Немилосердие азиатских варваров не укладывалось в сознании Христиан. Даже испив горькую чашу татаро-монгольского ига, Русские не переняли неистовой жестокости поганых, не научились от них мстить, избивать беззащитных женщин и детей. Лишь истребление вооруженных врагов признавалось у славян необходимым; но для успеха в этом деле нашим предкам не хватало единства.
Когда в 1237 году внук Чингиз-Хана Батый вторгся в пределы княжества Рязанского, никто не поспешил ему на помощь. Рязань пала. «Варвары, - пишет М.В.Толстой, - распинали пленников, оскверняли храмы насилием женщин и девиц, обагряли алтари кровью священников. Весь город с окрестными монастырями обратился в пепел». То же самое происходило с другими городами. После Рязани монголы разорили Коломну, сожгли деревянную Москву, взяли Владимир. Великий князь Георгий пытался собрать войско в соседних княжествах. Узнав о гибели своего семейства, столицы и народа, он горестно воскликнул: «Так ли, Господи, угодно милосердию Твоему? Зачем я остался один?» Но под тяжестью бед благоверный князь не пал духом. С ростовскими и ярославскими дружинами Георгий Всеволодович спешил на болотистые берега реки Сити. Он ожидал татар со стороны Ярославля, а они, разорив Переяславль и Кашин, напали от Бежицкого Верха. При всём своем мужестве русские дружинники не устояли, хотя полегли в сражении почти до единого. Сам великий князь Георгий принял в битве мученическую кончину, за что причислен к лику Святых. Это случилось в марте 1238 года. Престол великокняжеский перешёл к его брату Ярославу II, отцу Святого Александра Невского. Но его княжение началось уже под татарским игом.
Все подвиги русских воинов в то время носили печать героического трагизма. Как ни страшен был для татар легендарный мститель Евпатий Коловрат, он и его малая дружина сложили головы в неравном бою. Какой стойкости ни являли защитники крепостей против несметных монгольских полчищ, никто не смог удержаться в одиночку. Впрочем, и в это ужасное для России время не обошлось без чудес Божиих, и нашелся всё-таки герой, подобный Библейскому Давиду. Герой, поразивший татарского Голиафа и отогнавший орду от стен древнего Смоленска.
Это чудо описано лишь в житии Святого воина Меркурия, светские историки о нём умалчивают. Но факт остается фактом: враг под Смоленском был разгромлен, обращен в паническое бегство, а мощи витязя-победителя обретены среди тысяч разбросанных вокруг него неприятельских трупов.
В самое лихолетье, осенью 1238 года, судьба Смоленска удивительным образом связалась духовными узами со столицами Христианского мира: Киевом, Иерусалимом, Царьградом и Римом. Связалась, во-первых, через чудотворный образ Богородицы Одигитрии (Путеводительницы). Во-вторых, через подвиг Святого витязя Меркурия Римлянина.
Согласно преданию, икона Одигитрии Смоленской была написана в Иерусалиме Святым Апостолом и Евангелистом Лукой. Оттуда, со временем, её доставили в Царьград. А в Киев из Византии святыня прибыла вместе с дочерью Императора Константина IX Анной, матерью Владимира Мономаха. Владимир и перенёс икону в Смоленск, где поместил её в соборную церковь Успения Пресвятой Богородицы. Там она хранилась до приступа Батыевой орды. Когда же татары осадили Смоленск, именно этот чудотворный образ вдохновил богатыря Меркурия на подвиг, подобный деянию Святого Давида.
Библия (1 Книга Царств) повествует о том, как будущий властитель Иерусалима, Царь-пророк и Псалмопевец Давид ещё юношей оказался участником битвы его братьев с филистимлянами. И тогда, когда никто из взрослых воинов израильских не решался сразиться в поединке с необычайно могучим иноплеменником Голиафом, открыто поносившим народ Божий, юный Давид вызвался на неравный бой с богохульником; он одержал победу и обезглавил великана его собственным мечом.
Доспехи воинские несовершеннолетнему Давиду оказались тогда слишком тяжелы, он обошёлся без них. Его сила заключалась в другом: в неодолимом духе, ибо с ним была сила Божия. Призывая Бога на помощь, Давид и раньше, как пастырь добрый, за своих овец не боялся вступать в схватки с дикими хищниками. Зная, как Бог помогал ему даже львов душить голыми руками, Давид не сомневался в победе. Эта святая уверенность, вдохновлённая благодатью свыше, помогла ему не промахнуться единственным камешком, пущенным из пращи, и поразить Голиафа прямо меж глаз. Увидев гибель своего поединщика, филистимляне обратились в бегство и были изрублены израильтянами.
В древности так бывало часто. Схождению армий на поле боя предшествовали поединки зачинщиков, и от исхода их борьбы во многом зависела судьба сражения. Победа в поединке поднимала дух остального войска, а порою в предварительном единоборстве решалось всё. Бывало, что князья вызывали друг друга на личный бой, но чаще в поединщики отбирались самые сильные, смелые, многоопытные воины - богатуры (по-монгольски), по-русски - богатыри.
Поединок в древности рассматривался как Суд Божий, потому ставка богатыря в бою была выше его собственной жизни. За нею стояла судьба всего войска: жизни товарищей, жён, матерей, детей, оставшихся в тылу. Не страх перед могучим противником, но чувство огромной ответственности за всех заставляло не раз усомниться в собственной праведности того, кто решался принять вызов. А неправедный полководец ощущал себя более уверенно, если держал при войске двух-трех голиафов, одним видом своим способных ужаснуть неприятеля. По сообщениям летописцев, некоторые из богатуров Чингиз-Хана и Батыя обладали чудовищной, поистине диавольской силой.
Под Смоленском татары оказались не сразу. Разорив северо-восточную Русь, полчища Батыя взяли Тверь и Торжок, и уже направились было к Новгороду и Пскову; однако, из-за непроходимых лесов и болот, по весенней распутице повернули назад. На обратном пути варвары приступили к небольшому городку Козельску. Жители его, имея малолетнего князя Василия, не захотели сдаться на милость завоевателей. «Наш князь младенец, - говорили они, - но мы, как верные россияне, должны за него умереть, чтобы в мире оставить по себе добрую славу, а за гробом принять венец бессмертия».
«Сказали - сделали, - пишет Н.М.Карамзин. - Татары семь недель стояли под крепостью и не могли поколебать твердости жителей никакими угрозами; разбили стены и взошли на вал; горожане резались с ними ножами и в единодушном порыве устремились на всю рать Батыеву, изрубили многие стенобитные орудия и, положив 4000 неприятелей, сами легли на их трупах».
"Злым городом" назвал Батый приснопамятный нам Козельск, после чего, устрашённый мужеством Русских, он двинулся на юг, в половецкие степи, предоставив туменам (тьмам) своих нукеров развернуться вширь и грабить всё, что осталось ещё не разграбленным на их пути. И так они шли, пока правым крылом войска не "зацепились" за неприступный Смоленск.
Увидав его крепкие стены, басурманы вдруг поняли, что после Козельска у них недостает стенобитных машин. Осень была уже в разгаре. Наступление голодной зимы делало невозможным длительную осаду. Людей для штурма вполне хватало, но боевой дух монголов ещё не был восстановлен после недавних потерь. Призраки "злого города" всё еще ужасали суеверных степняков, а Смоленск был гораздо больше и лучше укреплен. Оставалось последнее - прежде чем штурмовать, попытаться вызвать защитников крепости на неравную битву в открытом поле. Для чего не самый большой из монгольских отрядов выдвинулся вперед и расположился лагерем в Долгомостье.
К стенам Смоленска стали подъезжать зачинщики поединков. Они начали дразнить и оскорблять русских ратников, рассчитывая на простодушие горячих голов. В конце концов, в виду крайних обстоятельств, насмешки басурманов можно было бы и потерпеть, проявить благоразумие. Но нет! Поганые непрестанно богохульствовали, глумились, как библейский Голиаф, над самым святым. Сердца православных воинов сжимались от боли. Храбрецы порывались сразиться с вражеской ратью или хотя бы выйти на поединок, но главный зачинщик татарский был столь велик ростом и звероподобен, что одолеть его своей силой никто из русских богатырей не решался. И никто не был уверен в своём достоинстве положиться на помощь Всевышнего. Враги же, меж тем, наглели день ото дня, и наглость зачинщиков передавалась простым нукерам. Уже забывались уроки Козельска; всё больше росла готовность ордынцев идти на приступ, облепить стены, подобно чёрной саранче, сломить упорство малочисленных урусов и насладиться кровавым пиром, достойным безжалостных диких хищников. Времени на раздумье не оставалось.
В тот год в дружине Смоленской служил один славный витязь Меркурий: рослый, могучий, искусный в ратном деле и ревностный подвижник Христианского благочестия. Родом он был славянин из Моравии, сын знатных родителей.
Почему его прозвали Римлянином? Может быть, от того, что на Русь он пришёл с Запада. Возможно, он учился или служил в Риме прежде. Точнее сказать трудно. Ведь именно для Моравии, по заказу князя Ростислава, Святые Кирилл и Мефодий создали славянскую азбуку и перевели на славянский язык Священное Писание. Благословил их, как мы помним, Византийский Святитель Патриарх Фотий, а за ним и римский папа Адриан.
Имя Меркурий - несомненно, римское. Но витязь носил его не в честь языческого идола, которому поклонялся Юлиан Отступник, а в честь Святого Великомученика Меркурия, воина, пострадавшего за исповедание Христовой веры во время гонений от нечестивых императоров Деция и Валериана в середине III-го века. И кстати, Юлиан Отступник, павший в 363 году от персидской стрелы, по преданию Церкви, был сражён невидимым копьем того самого Святого. Образ Великомученика Меркурия исчез с Богородичной иконы, перед которой пламенно молился Василий Великий. И когда, получив откровение Божией Матери, Святитель Василий вновь увидел изображение небесного воина на Её иконе, но уже с окровавленным копьем, он понял, что Юлиану - гонителю Христиан - пришёл конец.
Житие своего небесного покровителя витязь Меркурий Смоленский знал хорошо. Он помнил, как тому однажды перед битвой с варварами явился Ангел Господень и, укрепляя его, сказал: «Когда победишь их, не забудь Господа Бога твоего». Приняв меч из руки Ангела, Меркурий (будущий Великомученик) пробился сквозь строй врагов, поразил самого их царя и множество воинов вокруг, отчего те обратились в бегство.
Теперь же полчища иных варваров, более многочисленных и жестоких, топтали Русскую землю, вторую родину Меркурия Римлянина. В Успенском Соборе народ неустанно молился Богородице Одигитрии. Молился и витязь Меркурий, всё более проникаясь состраданием, всё более воспламеняясь верой и готовностью к жертвенному подвигу. Молился там и пономарь соборной церкви Георгий. Он денно и нощно со слезами просил Пречистую избавить от врагов Святое Отечество. И вот, в одну из ночей Георгий услышал дивный глас от чудотворной Смоленской иконы: «Иди к рабу Моему Меркурию на Подолье... ступай к нему на двор... и... скажи ему: Меркурий! тебя зовёт Владычица».
В блаженном исступлении пономарь покинул храм и побежал к дому, который указала ему Царица Небесная. Меркурия он застал в доспехах, молящегося среди двора, словно тот уже был предупреждён о его приходе.
Все свечи в соборе давно были погашены. Горела лишь лампада перед образом Одигитрии. Вошедшие вместе Георгий с Меркурием пали ниц, и тогда от святой иконы вновь раздался голос: «Раб Мой Меркурий, Я посылаю тебя отразить врагов от града сего и защитить храм сей. Для сего Я и призвала тебя сюда из страны Римской. Варвары уже поднялись. Они готовятся тайно напасть на город и разорить его. Немедленно ступай, раб Мой, им навстречу. Не бойся, ты победишь их и получишь от Господа венец вечной славы и блаженства. Я не оставлю тебя».
Во тьме ночи Меркурий на коне проехал мимо спящей смоленской стражи, добрался до стана врагов и, призвав на помощь Пресвятую Богородицу, как невидимый дух ворвался во вражеский лагерь. Разя басурманов направо и налево, он вскоре оказался перед шатром их предводителя - темника (начальника тьмы, то есть 10000 воинов). И тут дорогу ему преградил тот самый исполин-поединщик - татарский Голиаф. Вражеская рать в ужасе расступилась. Но схватка продолжалась не долго. Сила, которой великан-татарин так похвалялся у стен Смоленска, на сей раз не пригодилась ему. Подобно Давиду, Меркурий сразил богатура одним ударом. Затем, как лев на беззащитную жертву, он бросился на темника и убил его на глазах перепуганного войска. В то же время на небе басурманы увидели Лучезарную Жену и тысячи молниеносных воинов, поражавших их со всех сторон. В панике татары пробежали на Долгий мост, сгрудились там, мешая друг другу, но тут их настиг витязь Меркурий. Сражение на мосту превратилось в избиение бегущих.
О том, как закончился этот славный бой, у историков Церкви имеются две версии. По одной из них, в пылу битвы к Меркурию сумел подобраться сзади сын убитого им исполина-поединщика и нанести витязю смертельный удар. По другой - утомленный Меркурий Римлянин под утро уснул на мосту среди вражеских трупов и был кем-то коварно обезглавлен. Если сравнить и совместить обе картины, то можно предположить, что, скорее всего, новый Святой - мученик Меркурий Смоленский - бился с врагами до полного изнеможения. Когда силы его окончательно иссякли, он упал, и тогда только трепещущие враги смогли достать его своим оружием.
Так было, или иначе - только, когда рассвело, смоляне увидели с крепостных стен потрясающую картину: поле, усеянное вражескими трупами, и за Долгим мостом - отступающие остатки монгольского войска.
Тело героя-мученика было торжественно перенесено в Смоленск и погребено в Успенском Соборе у левого клироса. Вскоре сам Святой Меркурий явился во сне пономарю Георгию и сказал: «Поведай гражданам сего города: пусть они повесят мое оружие над гробом моим в воспоминание о славном заступничестве Пречистой Богородицы». При этом Святой обещал свою помощь всем призывающим имя его в трудную минуту.
Уподобление Меркурия Римлянина Царю Давиду выразилось ещё и в том, что его оружие смоляне поместили в соборном храме. Покров Богоматери, доныне простирающийся над Россией, Отцы Церкви в прошлом сравнивали со столпом Давида, воздвигнутым Святым Царем в Иерусалиме между двумя его главными высотами - Сионом и "Дщерью Сионовой" (второй по величине вершиной из четырех холмов, на которых расположен Иерусалим). На этом столпе - высочайшей башне - Царь Давид велел развесить щиты, луки, копья, мечи, то есть всё, что требовалось для вооружённой обороны города. Эта башня служила арсеналом и сторожевым наблюдательным пунктом. Но кроме того, она была ещё особым украшением города, знаком славы и мистическим символом Божия заступления, ограждением от вражеских поползновений. И таковым же стало оружие Святого мученика Меркурия, помещённое в Смоленском храме.
Во время великой русской смуты, в 1611 году соборный храм Смоленска оказался разрушенным поляками, а когда он был вновь восстановлен, осталось неизвестным, где скрыты мощи и доспехи Святого Меркурия. В настоящее время сохранились только железные башмаки его и шлем (шишак), которые хранятся в Успенском Соборе в особом ящике.
Икона же Одигитрии Смоленской благополучно перенесла смутное время. С 1398 года она находилась в Москве, охраняя Третий Рим. После изгнания Наполеона в 1812 году святыня была возвращена в Смоленск. Без неё город пережил немало тяжких потрясений; однако из всех напастей смоляне вышли победителями, благодаря заступничеству Царицы Небесной и Святого воина Меркурия-мученика.
Поныне Одигитрия Смоленская хранит западные рубежи России вместе с другими чудотворными образами Богоматери: Казанской иконой, ограждающей Русь с Востока, Тихвинской, Иверской (охраняющих Север и Юг, соответственно) и Владимирской, помещённой в центре этого Богородичного Креста, в самом сердце страны - Москве.