Неписаные законы
Неписаные законы
К сожалению, в нашем распоряжении нет прямой информации о воровских законах XVIII века, поэтому мы вынуждены довольствоваться косвенными сведениями о них.
Ванька Каин в своем доношении от 28 декабря 1741 года выступал как член преступного сообщества, которое он предал. Преступное сообщество Москвы было довольно многочисленно, и все «мошенники» имели воровские клички. В конце доношения Каин просил срочно выделить солдат для сыска его «товарищей», опасаясь, «чтоб от оных моих товарыщей не учинилось смертных убивств, и в том бы мне от того паче не пострадать». Следовательно, в среде московских «мошенников» XVIII века могли иметь место случаи самосуда, а значит, существовали и некие неписаные законы, которые вор-ренегат нарушил.
О том, что во времена Каина московских преступников объединяли определенные правила, которым все они подчинялись, свидетельствуют случаи проявления удивительной сплоченности, например при совместных «гастролях» в другие города и на ярмарки. Иногда в них участвовало до двух десятков профессиональных московских воров — специалистов по карманным и банным кражам. На ярмарках они использовали все свои умения, а добычу собирали и делили по возвращении в Москву[424].
Есть множество примеров проявления воровской солидарности. Так, пятнадцатилетний «мошенник» Алексей Елахов, пойманный Каином 3 января 1742 года возле острога Сыскного приказа, показал, что пришел туда, несмотря на большой риск быть арестованным (что и произошло), «для свидания с содержащимся в том остроге колодником школьником Леонтьем Юдиным»[425].
Солидарность и сплоченность московских преступников, видимо, превращали их во внушительную силу, нагонявшую страх на московских жителей. Как мы помним, торговец Тимофей Никитин рассказывал, что Иван Каин в бытность его вором всегда «ходил с великим собранием, и опасался он, Тимофей, чтоб ево не убили»[426].
Восьмого января 1742 года в Сыскной приказ обратился «Нашебурского пехотного полку капитан» Афанасий Полозов, заявивший, что 27 декабря предшествующего года «по полудни в первом часу» (накануне первой операции по аресту «товарищей» Каина, укрывавшихся в притонах Зарядья) на солдата его команды Алексея Шемякина, который вез с мельницы на подводе муку, у Москворецких ворот совершили нападение шестеро «воровских людей», которые его «били и увечили смертным боем, и при том показанную муку в мешках отбили и унесли». Солдат закричал «караул», и подоспевшие на помощь люди помогли ему задержать одного из нападавших, который в тот же день предстал перед капитаном. Допросив преступника, Полозов приказал четверым солдатам его команды отвести его в Московскую полицмейстерскую канцелярию. Их маршрут пролегал через те же Москворецкие ворота. Спустя некоторое время они явились к начальству побитыми, в изодранных мундирах, без боевого оружия и рассказали:«…как де они показанного вора вели в полицию, и будут прошед Москворецкие вороты в Зорядье, близ кружала, и в то время напали ж на них незнаемо какие воровские люди человек с тритцать и того помянутого вора у них отбили, а их, салдат, при том били смертельно и грабили, и строевой мундир на них подрали, да взяли грабежем две шпаги». Эти шпаги (в «доезде» Петра Донского они названы палашами. — Е.А.) ночью 28 декабря 1741 года были обнаружены в притоне Андрея Федулова, а побитые солдаты в Сыскном приказе узнали нескольких обидчиков — схваченных 28–30 декабря по «указыванию» Каина уже не раз упоминавшихся нами «мошенников» Ивана Дикого, Максима Попова, Ивана Гусева, Михайлу Голована «с товарыщи»[427].
Известно, что при совершении преступлений московские «мошенники» объединялись в группы, организованные таким образом, чтобы можно было наиболее эффективно и безопасно осуществлять кражи. Некоторые члены этих групп выполняли вспомогательные функции («стесняли народ», принимали краденое, обеспечивали безопасность), другие же «мошенники» занимались организацией преступлений и дележом добычи (об этом подробнее речь пойдет ниже).