«Колодники утечку учинили»

«Колодники утечку учинили»

Ночью 20 августа 1743 года на улице шел проливной дождь. В здании присутствия Сыскного приказа содержались под особым караулом несколько колодников, в том числе обвиняемый в совершении крупной кражи Герасим Емельянов. Закованный в ножные кандалы, он сидел под часами в секретарской палате. С вечера его караулил солдат Прохор Ширяев, а в полночь его сменил Савелий Иванов. Около часа ночи преступник, «притворяя себя якобы болен и, застонав, пошел в нужник, якобы для испражнения». Минуту спустя часовой услыхал подозрительный грохот и, «взяв имеющуюся при часах ево свечу, побежал в тот нужник», где с ужасом обнаружил, что колодник прыгнул в выгребную яму и через нее выбрался на улицу. Стоявший на улице возле застенка, напротив нужника, часовой Леонтий Семенов на допросе поведал, что «по полуночи во втором часу… стоял в будке, понеже был великий дождь», когда ему «сверху закричал часовой, который стоит в секретарской палате, что де у него из-под часов бежал колодник». Семенов «выбежал… из той будки с имеющимся у него ружьем и у того нужника против окна для поимки того колодника стал». В этот момент к нему «с огнем» прибежал капрал Емельян Исаев с прочими солдатами, «токмо того колодника в том нужнике не нашли».

Тем временем беглец, закованный в кандалы, до нитки промокший и сильно вымаранный «человеческим калом», пробирался по ночным улицам к Арбатским воротам. Там, в приходе церкви Николая Чудотворца, что на Щепах, жил его приятель отставной солдат Федор Иванов сын Новиков. Последний на допросе так описал встречу с преступником: «Сего августа против двадесятого числа в ночи перед заутреней оной Герасим пришел к ево двору и перелез через забор, и он, Федор, к тому Герасиму вышел на двор и усмотрел, что оной Герасим скован в ножных железах. И оной Герасим сказал ему, Федору, что де он бежал из Сыскного приказа, и просил ево, чтоб он дал ему, чем те железа розбить, и он, Федор, дал тому Герасиму топор, а сам пошел в сени и стал обуватца, и оной Герасим в то время у себя железа разбил и от него з двора пошел, а сказал, что де он пойдет в Мещанскую слободу в дом посацкого Ивана Федорова».

Емельянов отправился к посадскому человеку Ивану Федорову сыну Бабосову, проживавшему «за Сухаревской башней в четвертой Мещанской улице в приходе церкви Живоначальной Троицы, что в Троицкой», в надежде найти у него надежное убежище, но не застал приятеля дома, а его жена Аграфена Гаврилова беглеца на двор не пустила. На допросе в Сыскном приказе она рассказала: «…и сего ж августа девятого на десять дня означенной муж ее пошел в лес для искания грибов, и по прошествии того дня в ночи вышеозначенной Герасим Емельянов пришел к ней, Аграфене, в небытность мужа ее и постучался под окном и просился, чтоб она ево пустила на двор. И она, Аграфена, открыв окно, усмотрела, что он… весь замаран в кале человеческом, и признала она… что он из Сыскного приказу бежал, и для того убоясь, ево, Герасима, к себе на двор не пустила»[602].

Случай, когда колоднику удавалось бежать ночью из-под караула, довольно редкий. Чаще это случалось, когда их с разными целями (для прошения милостыни, за водой, для заковки, в баню и т. д.) выпускали из острога под присмотром солдат. Например, приговоренные к вечной ссылке и ожидавшие отправки в Сибирь Иван Петриков и Максим Букин 21 июля 1747 года устроили побег, воспользовавшись тем, что их под конвоем солдат Василия Курлова и Федосия Медведева повели на связке «на Болото в кузницы для заковки в кандалы». Закованные преступники стали просить караульных, чтобы «они с ними… съездили за Переяславскую-Ямскую слободу в рощу, которая близ Сокольников, понеже у них… имеетца зарыто в той роще в земле денег рублевых монет семьдесят рублев», обещая поделиться деньгами, и в конце концов уговорили. На Каменном мосту они наняли «двух извозчиков на дву роспусках^{64}» и отправились в заветную рощу. О том, как события развивались дальше, на допросе поведал Василий Курлов: «Отпустя тех извощиков, пешие пришли в вышеписанную рощу, и оной Пестриков указал близ колоды место, где будто имеютца показанные деньги… И он, Василий, вынув из ножен шпагу свою, в том месте тою шпагою тыкал в землю, но денег ничего не обыскал. И как он, Василий, с тою шпагою наклонился к земле, вышеписанные Петриков у него… стал из рук вырывать шпагу, и ту шпагу у него… вырвал, и… левую руку изрубил в трех местах да прорубил голову в трех местах. Тако ж и у товарища ево Федосья Медведева… шпагу отняли ж. И, отняв… бросались на них… и хотели их заколоть до смерти… И отбежав от них, в той роще эфесами у нашейной цепи замки сбили, тако ж оной Букин на ногах кандалы эфесом переломил пополам. И от них, Василия и Медведева… они ушли незнаемо куды»[603].

Степан Ровной, который по обвинению в разбое и убийстве летом 1747 года был приговорен к смертной казни и ожидал рассмотрения своего дела в Сенате, 12 декабря 1749 года «по полуночи в 11 часу» был послан под охраной двух солдат, Максима Леснякова и Ивана Родионова, на Болото в Кузнечный ряд для заковки. Вечером того же дня в Сыскной приказ вернулся караульный Лесняков — пьяный, без шпаги и шляпы — и «объявил, что оной колодник остался с товарищем моим». Ближе к ночи явился и Родионов в том же виде и рассказал, что подконвойный, «напоя ево… пьянова, бежал, а каким случаем, того за пьянством не упомнит». Солдатам дали проспаться и наутро обстоятельно расспросили. Лесняков откровенно рассказал: «…он, Максим, с тем ево товарищем по упрощению того посланного с ними колодника для питья вина, не доходя того Кузнечного ряду, зашли, во-первых, на кружало, которое имеется в Китай-городе у Москворецких ворот на Мытном дворе, и на том кружале выпили они вина на пять копеек, а с того кружала как пошли, и пришли на Конную площадку, то до заковки оного колодника зашли еще на другую фартину, в которой выпили на пять же копеек. И, вышед с той фартины, привели оного колодника в кузницу, которая имеется на Болоте, и имеющиеся на нем ветхие кандалы с него разбили, а другие, взятые ими на перемену… отдали для починки в кузницу… И, отдав те двои кандалы к показанному кузнецу, доколе он их починит, по прозбе означенного ж колодника Степана Ровного, наняв извозчика, для свидания ему незнаемо с каким человеком поехали за Арбацкие вороты. И, приехав за те вороты на фартину, на той фартине он же, колодник, купил им вина еще на пять копеек, которые они обще с ним же и выпили. И, выпив, как стали ево понуждать, чтоб он шел с ними к вышепомянутой заковке, то оной Ровной еще стал их упрашивать, чтоб еще им выпить по стакану пива. А он, Максим, в то время уже стал быть весьма пьян и… для испорожнения ис той фартины отлучился на сторону. А как уже он, по испражнении, пришел в ту ж фартину, то как означенного товарыща ево, так и объявленного колодника в той фартине уже не получил».

Второй караульный Иван Родионов подтвердил показания своего товарища и добавил: после того как Максим Лесняков в кабаке за Арбатскими воротами «для телесной своей нужды от них отлучился, он был в то время весьма пьян же, и, подождав ево близ получаса, точию не дождался. [Он,] взяв того колодника, уже один повел для заковки на Болото в ту ж кузницу… означенной колодник в той же фартине купил ему еще вина, а на сколько, того не упомнит, которое от него взяв, и выпил, и стал быть весьма пьян. И тот колодник каким случаем от него ушел, того за беспамятством сказать не упомнит».

К счастью для солдат, сбежавшего арестанта в этот же день привели из Московской полицмейстерской канцелярии. На допросе он признался: обнаружив, что один караульный отлучился из кабака, а второй после очередной чарки вина находился в бессознательном состоянии, он нанял извозчика, которому раскрылся, что «он намерен бежать». Извозчик согласился за два рубля вывезти беглеца за пределы Москвы. Сев в сани вместе с пьяным солдатом, они «поехали разными переулки и пробирались к Земляному городу в Зубов». В одном из безлюдных переулков колодник «сидящего с ним солдата из саней спихнул, которой и упал, а имеющийся на нем государев плащ остался в санях». Заслуга поимки беглеца принадлежала неизвестному офицеру, тем зимним вечером проезжавшему по московским улицам и заметившему, что в проскочивших мимо санях сидит человек в нашейной цепи. С криками «Караул!» он погнался за санями. На помощь подоспели другие московские обыватели, и преступника удалось поймать[604].

Шестнадцатого апреля 1752 года совершили побег двое из четырех колодников, посланных в кузницу для перековки, и вновь по вине караула. Главным виновником оказался сержант Навагинского пехотного полка князь Федор Иванов сын Мещерский, который в тот день возглавлял конвой из пяти солдат и ефрейтора. На допросе князь признался, что после того, как кузнец на Болоте снял с арестантов кандалы и приступил к их починке, все они, караульные вместе с заключенными, отправились в ближайшую харчевню, где за счет последних не спеша сытно пообедали. После их возвращения в кузницу мастер приступил к заковке первой пары колодников. Между тем из Сыскного приказа, где стали беспокоиться по поводу задержки с их возвращением, в кузницу был прислан ефрейтор с приказанием поскорее вести заключенных обратно. Но вместо этого князь Мещерский с присоединившимся к нему ефрейтором повели пару ожидавших перековки заключенных в кабак под Каменный мост, где за их счет «выпили по стакану пива». Потом ефрейтор «в том кабаке стал бритца, понеже пришел фельдшер». Тем временем у колодников закончились мелкие деньги, и Мещерский с солдатом повел их менять последний рублевик, причем солдат остался стоять с ними на улице, а сержант сам бегал по лавкам и искал, у кого бы разменять рублевую монету. Арестанты попросили охранявшего их солдата поторопить князя, «чтоб шел поскорее». Когда же Мещерский и простодушный солдат вернулись, «оных колодников не явилось»[605].

Одиннадцатого марта 1749 года из острога Сыскного приказа бежали четыре преступника, приговоренных к смертной казни и ожидающих рассмотрения их дел в Правительствующем сенате. Первым о побеге стал думать Яков Неклюдов — тот самый, с которым в 1747-м совершил «утечку» из сибирской ссылки Матвей Цыган. Именно Неклюдов выступил инициатором побега и подговорил к нему других «смертельных» колодников. Один из них, Федор Степанов, который спустя полтора месяца после побега явился в Сыскной приказ с повинной, на допросе 24 мая подробно описал подготовку побега. Утром 5 марта, за несколько дней до побега, сразу после выпуска заключенных из казарм Неклюдов подозвал его, отвел в укромный уголок острога и затеял разговор:

— Хочешь ли ты со мною бежать за рубеж?

— Я бы бежал бы, да дороги не знаю, — растерявшись, ответил Федор.

— Я за рубежом был, и за рубеж дорогу знаю, и за рубежом жить вольно. Да со мною хотят бежать содержащиеся в Большом остроге колодники Петр Карпов да Михайла Бухтеев, — стал его уговаривать Яков.

Немного подумав, Степанов согласился:

— И я с вами товарищ.

После этого заговорщики, «сошедшись в том Большом остроге, советовали[сь], как бежать из Сыскного приказа». Было решено бежать, добившись под каким-то предлогом вывода из острога. Арестанты прекрасно знали, что обычно колодников выводили из острога на двушейной цепи, причем каждую пару, как правило, охраняли два солдата. Предстояло подговорить четырех караульных.

Видимо, они тщательно выбирали подходящих кандидатов. 25-летний Тимофей Никифоров сын Шитов, совсем недавно взятый в рекруты из вятской деревни, видимо, был недоволен жизнью. Он стоял на карауле в покаянной палате, когда его подозвали Михайла Бухтеев и Петр Карпов. За казармами, в углу Большого острога, состоялся разговор:

— Мы с товарищи с Федором Степановым, Яковом Неклюдовым и Михайлой Бухтеевым намерены бежать за рубеж. А ты де намерение к тому побегу имеешь ли? — спросил Карпов солдата.

— Я бежать с вами намерен, только каким случаем?

— Мы отпросимся к заковке кандал в кузницу, а ты, Тимофей, будь за нами караульным. Только к тому нужно приговорить таких же солдат.

После этого Тимофей Шитов склонил к побегу своего приятеля, 23-летнего солдата Якима Михайлова сына Зацепляева. И уже вдвоем они стали уговаривать 21-летнего Василия Сергеева и восемнадцатилетнего Григория Дементьева сына Желнина с помощью таких аргументов: «Хочешь ли бежать за рубеж? …Там жить, сказывают, привольно… А колодники де сказывают, что они и город знают». В конце концов и эти служивые пообещали, что «они с ними за рубеж побегут».

В назначенный день заговорщики подкупили караульного сержанта Ивана Шальгина, чтобы тот выпустил их вместе с другими колодниками «для чищения помету» возле Сыскного приказа. Охраняли преступников несколько солдат. Сделав работу, колодники отпросились сходить под конвоем в самый ближний кабак, «что словет Солянка», находившийся у Москворецких ворот, всего в нескольких шагах от острога. Охранять их вызвались именно склонившиеся к побегу караульные. Выпив в кабаке вина, беглецы с солдатами отправились за Москву-реку на Болото, а там наняли двух извозчиков и поехали подальше от города[606].