Глава об уходе имама из селения Анди после его сожжения и о том, что произошло после

Глава об уходе имама из селения Анди после его сожжения и о том, что произошло после

Когда русские приблизились к Бусраху, селения были уже сожжены. Русские вошли в Анди, а имам с некоторыми войсками вышел оттуда по дороге в противоположной части селения — к горе. Большинство войск рассеялось; убегали испуганные и устрашенные, не обращая ни на кого внимания и не разбирая пути, не остерегаясь ни реки, ни падения в ущелье. Имам прилагал все усилия остановить и собрать их, но не смог. Имам ранее был уверен в том, что те, кто находились с ними на этой горе, его не оставят, однако они убежали и оставили его там с каким-нибудь десятком товарищей.

На этой горе один из наибов сказал артиллеристу, опытному стрелку хаджи Яхье ал-Чиркави: «Доставь пушку в Хиган-Биган», но тот ответил ему грубым словом. Он ему заявил: «Я не нахожусь под твоим началом [букв. твоей заботой] и подчиняюсь только приказу имама и воздерживаюсь только от того, что он запрещает». На этой горе сказал имам следующее: «Это сражение — моровая язва для отступников, думающих, что уже рассыпалась соединенность ислама. Проявляются их тайные помыслы, а их руки тянутся к мечам насилия и секирам мести». И было так, как он сказал. Конец.

Имам направлялся в Тадбутри. Некоторые наибы и их отряды вернулись по своим домам, а другие расположились лагерями.

В это время великий ученый Заголов ал-Хусдади посылал к их наибу, храбрецу Микаилу, неоднократно письма, прося его вернуться с его ополченцами. Он писал: «Что вы стоите там? Русские уже засели в Анди. Так возвращайтесь же к себе на родину для того, чтобы мы могли посоветоваться о том, [184] что нужно предпринять в это время, и мы сделаем то, что сделают жители Дагестана». Конец.

Затем вернулся имам на эту гору и послал письма, призывая ополчение. Собрались наибы и их ополчения. А русские уже расположились лагерем в Харкабуре и лагерем между селением Сахаль и Бусрахом. Отряд русских во главе с проклятым Воронцовым расположился между Гагалем и Андалем.

Русские начали там предпринимать трудные и большие дела. Говорили, что они там строят крепость для того, чтобы склонить и подчинить себе народ. Когда же затянулось пребывание русских в таком положении, имам направился к чеченским войскам, наибы которых находились в Дарго, для того, чтобы посоветоваться с ними, дать им наставление, уговорить их и расположить к себе их сердца. Имама встретили два чеченца Хан-мирза и Урсуби. Их послал проклятый Воронцов сказать: «Пусть приходит Шамиль или для мира, или для сражения». Имам ответил: «Если бы он требовал от меня мира, находясь у себя на родине, то я ответил бы ему по этому поводу речью, соответствующей и месту, и положению. Ну, а в данное время уже не будет между мною и им ничего, кроме меча и битвы. Я готов сражаться с ним в любое время и днем и ночью. Пусть приготовляет любое количество людей и их снаряжение после вашего возвращения». С этими словами он вернул посланцев обратно. Конец.

Когда имам достиг чеченцев, то нашел их жаждущими видеть его и соскучившимися в его отсутствие. Они до слез обрадовались его приходу. Они сказали: «Нет ничего над нами [страшного] после того, как мы увидели тебя и ты завел с нами дружбу. Мы до этого думали, что ты вовсе нас оставил и променял нас на других». Когда имам увидел искренность их намерений и прекрасность стремлений, то заявил им о том, что он останется у них, [185] и поклялся им на Коране, что он не заключит с русскими мира, кроме как на основе того, что предписывает этот Коран. Точно так же поклялись и наибы и их ополчения. Он поселился там у них и призвал к себе своих товарищей. А все отряды других наибов, кроме чеченских, находились в горах Андаля.

В одно из времен к имаму явились посланцы от великих наибов, прося у него мира с этим проклятым Воронцовым, чтобы последний вернулся к себе. Они боялись, что другое русское войско уже достигло моста на реке в округе Хид. Имам забранил их, сделал им выговор, пригрозил им и, назвав их глупцами, сказал: «Истинно, этот проклятый Воронцов не будет возвращен обратно нашей к нему мягкостью. Он вернется только при условии получения того, что он хочет из заложников и договоров», и он снова поносил их и говорил по их адресу грубые слова за их слабость и бессилие.

Однажды к имаму пришел некто, сообщивший о том, что некоторые мужчины Андаля ходят тайно к русским. Имам призвал их наиба Рамадана, находившегося в Элисанджи, сообщил ему об этом и послал его отсечь головы тем, кто будет найден совершающим подобные поступки, и отправить эти головы к русским.

Рамадан пошел, сделал среди них розыск и узнал, что трое мужчин носили бурки Воронцову. Он их убил, отсек их головы и, насадив их на колья, выставил на пути русских к водопою. На лоб одной из голов привесили записку с надписью: «Это — воздаяние тем, кто ходил к вам. До сих пор мы вами не занимались. Но отныне вы увидите, что произойдет между нами и вами». Когда весть об этом случае дошла до Воронцова, он был огорчен и не смог этого перенести. Он ругал отступника Мусу ал-Анди, который ранее призывал русских и обольщал их пустыми надеждами. Он заявил Мусе: «Поистине, ты, шайтан, раньше говорил о том, что Нахбагаль, Багуляль и Андаль придут к нам [186]покорные и подчинятся нам, когда мы спустимся на их равнины. Где же те приходящие? Да и кто придет, если они делают такие вещи?»

С этого дня исчезла неприступность Воронцова и сломалась его сила и суровость. Затем один из наибов напал с тыла ночью на вышедшую оказию русских. Рассеяли, разграбили и уничтожили ее, а те, кто был с нею, были прогнаны туда, откуда пришли. Затем преградили эту дорогу завалами и перерезали ее [для движения]. А начальник этой оказии сидел в Темир-хан-шуре запертый, растерявшийся и беспомощный. Проклятый Воронцов был вынужден отступить и уйти обратно.

Говорили, что его приход в Дарго был предпринят только с целью сокращения и облегчения пути для своего спасения.