Глава о нападении на Ахди

Глава о нападении на Ахди

Осенью этого года имам выслал под предводительством мудира Данияль-султана войска и пушки со снаряжением и солдатами. Данияль-султан взял крепость Ничик и забрал там в плен около 300 человек из отступников и их глав. Когда имам догнал войска, то он освободил этих пленных, а их глав отослал в крепость Ыриб. Войска спустились в Ахди и нашли местных жителей обрадованными приходу имама, горящими желанием встретиться с ним. Были рады даже женщины и дети. Войска имама осадили крепость, бывшую в Ахди, и сражались против нее. Жители Ахди наиболее сильно [по сравнению с другими войсками имама] сражались и атаковали крепость, в связи с чем множество из них было убито. Некоторые же из жителей Ахди, отступники, находились в крепости среди русских.

В один из дней хаджи Яхья ал-Чиркави попал начиненным пушечным ядром в пороховой погреб крепости. Огонь зажег погреб, и он взорвался. Стена со стороны этого погреба рухнула. И не осталось никаких препятствий для проникновения в крепость, кроме промедления самих же наибов и их нерасторопности. Но никто не бросился на штурм крепости, кроме Мисигулава ал-Анди. Но эту брешь уже заградили и укрепили мешками с провиантом. Находившиеся в крепости в связи с осадой страдали от сильной жажды. Затем от рук самих же осажденных попал огонь на хранившиеся у них в башне начиненные пушечные ядра, отчего сгорели некоторые их солдаты. [211]

Имам приказал подложить под стену в одной из сторон их крепости порох. Порох подожгли, стена раскололась на две половины, внутренняя половина стены продолжала стоять, а наружная рухнула. Дело находившихся в крепости пришло в расстройство, они убежали с места битвы в дома, расположенные внутри крепости. И [опять] никто не бросился на штурм крепости, кроме одного только наиба Кадия ал-Ишичали. И вот, в то время когда войска имама были заняты осадой и битвой, вдруг на горе, со стороны Ширахаля, показался проклятый Аргут с многочисленным войском. Они начали спускаться [с горы] к войскам имама. Изменился цвет лица народа, заколотились их сердца, высохли их рты и притихли их голоса и речи. Враг же после спуска открыл стрельбу из пушек. Те, кто был занят осадой крепости, вернулись обратно в селение. Осажденные вышли из крепости, они даже сами бросались в воду от сильно мучившей их жажды. Осаждавшим ничего не осталось, кроме бегства.

Как раз в это же время к имаму пришли с радостной вестью два посланца от наиба, которого имам поставил с всадниками числом, не превышающим 500 человек, для наблюдения за округом Хазра. Посланцы сказали: «Мы встретили там [в округе Хазра] некое войско, мы их обратили в бегство, поубивали, забрали в плен и раздели». Конец.

Рассказ. Рассказал его один христианин, взятый в плен в этой битве [в округе Хазра], принявший затем ислам и ставший хорошим мусульманином. Он сказал, что их [т. е. войск, разбитых наибом] было около 500 всадников, они пришли из Куба, области отступников и христиан, и расположились в том месте [где напал на них наиб]. Они ожидали холостого выстрела в воздух, который должен был сделать [как условный знак] Аргут для совместного наступления с двух сторон на войска имама. Они пили и ели, не представляя себе никакого нападения на [212] них ни с земли, ни с неба. Их верховые животные были пущены на пастьбу. Часть солдат была в воде, некоторые спали, другие же сидели, не обращая внимания на оружие. Сперва на них подул мягкий приятный ветер, затем их окружили какие-то всадники. Они увидели их, как будто бы они покрыли все лицо земли, среди них было множество расшитых и белых знамен. Напавшие некоторых из них взяли в плен, некоторых раздели, а остальные спаслись. Их оружие и верховые животные остались в руках напавших. Конец.

Когда пришли эти два посланца, успокоилось волнение войск, их души наполнились мужеством, пришли в движение их желания [борьбы] и повысились их голоса.

Имам приказал кривому Мухаммеду Эфенди тал-Хуми направиться к тем спускавшимся [русским] с 20 товарищами имама для битвы с ними и отражения их. И народ пошел против тех, даже женщины и дети. Они сражались, убивали и прогнали русских. Русские стали подниматься [на гору], отступая, а сзади них войска имама сражались с ними, наступая, до тех пор, пока те не поднялись на вершину горы. Тогда вышедшие из крепости вернулись обратно, укрепились в ней и опять были осаждены как раньше. В один из дней начальник крепости отправил находившихся там отступников из Ахди обратно в их селение, поклявшись им, что эта крепость будет завтра взята. Когда же они пришли в Ахди то имам послал их и некоторых из тех, кто находился в селении, в крепость селения Ыриб в качестве заложников. Среди них был их ученый, поэт Мирза Али. На следующий день со стороны Хазра пришел проклятый Аргут. Войска имама для сражения вышли на обширную равнину и там сражались.

Пали смертью праведных Осман наиб Ири, муфтий Ири, ученый Мухаммед, сын Маруфа ан-Нукуши, два [213]ученых, мухаджир Хаджияв, сын Цитави ал-Хучути, и Мухаммед, сын Абд ал-Латыфа ал-Элисуви, оба товарищи Данияль-султана, и ряд других. Затем войска имама отступили, а враги нападали на них сзади, раздевали, брали в плен и убивали. Все войска имама отступили, и он сам вернулся. Однако люди селения Ахди не нападали на них сзади, подобно всем прочим отступникам. Имам поставил наблюдателей из своих товарищей в теснине дороги для того, чтобы они отобрали у ополченцев все то, что последние взяли у жителей этих селений, и возвратили обратно владельцам. Конец.

Затем из числа тех, кто был забран в плен в этом сражении, некоторые умерли в руках русских, некоторые были обменены на тех, кто был взят оттуда заложниками, и на начальников крепости Ничик. Большинство из тех, кто был там взят в плен или убит, были люди Данияль-султана.[122] По его возвращении, утешая его, я написал ему письмо, в нем вот эти два стиха:

Стоит ли печалиться, когда есть уже предрешения.[123]

Мы стремимся, поистине, к достижению только того, что предрешено.

Владыка решает, а рабы — на них долг быть довольными.

Ведь каждый из них [будет] вознагражден.

Заключение. Сочинил это поэт Мирза Али, будучи огорчен заключением его здесь и гневаясь.[124] [214]

Поистине, я — чужеземец. Моя книга — мой друг.

Поистине, я — одинок. Горе мое — мой собеседник.

Я был поражен заботой и скорбью настолько, что

Где же мне равный? где мне подобный?

Я удален от всего, что у меня было.

Где же мое дешевое? где мое дорогое?

Пришли уж в расстройство моя мысль, мой ум и мое понимание.

Ну, как я буду беседовать с плохим размышлением?

Я не мог понять того, что прошло надо мной,

Будь то в четверг или среду.

Не было для меня приятным то, чем я питался,

И горькой мне была прохладительность чаши.

Я жалуюсь Аллаху на мое огорчение и мою трудность,

Я стал слабым, презренным не имея покровов [защиты].

Спроса на меня не осталось ни у какого народа,

Мои чистые деньги для них стали как мелочь копеек.

Надеялся я на пользу от людей этого времени,

Но они оказались общиной людей злосчастий.

Я встал перед ними, чтобы их возвысить,

А мое стояние им показалось подобно сидению.

Я служил им, дабы были они благодарны.

Любой из них возглавляемый был надо мной возглавляющим.

А они погубили справедливости и благодарны не были.

Искомое нами они заменили обратным ему.

Для каждого мужа, который хранит обещания,

Уединенность сердец — лекарство для душ.

Веселость лица — доказательство верности,

Нет пользы от грозного и угрюмого.

Содействия моего владыки заставляют распускаться узлы

И отсекают бедствия так же, как отсекают секиры. [215]

Аллах! тяжелое сделай легким для нас.

Обрадуй, милосердный, мои несчастия-беды.

О истина! Приведи меня к истине, о мой владыка.

К истине того, кто не шел как эти язычники.

В 1264 [году] я был посажен в тюрьму глубокую,

Заключен был в темницу темную.

Посылай же молитву и мир преславному,

Пока тянутся строки и длится бумага.

И Мирза Али взывает к своему владыке:

О владыка, будь для меня [защитником] и уничтожь творящего против меня козни.

В параллель стихам Мирзы Али я сочинил стихи в утешение путем назидания и с призывом благословения для тех, кто остался там из пленников. Мои слова:

Я прославляю владыку главного посланника,

Молитва над ним и сладостный мир.

Что за удивление — жалоба сотворенного

На того, кто перед людьми стоит на молитве,[125]

Объединив все условия и выполнив все основания

Словом и делом, молится с возглавляющим сердцем,[126]

С умыванием и омовением, с обращением молитвы в сторону «кыблы»,[127]

С сохранением времени [молитвы] и покрытием покровами.

У него — и еда и питье, но он хотя бы похлебки или воды

[Всегда] недостаточной тронул. [216]

Нет, он обязательно дождется утешения трудностей,

Посредством милости тайной, или дорогого подарка.

Беседует с ним тайно сердце сокрушения,

Отсекая примеры людей, имеющих позорные мысли.

Нет пользы, которую бы мог принести любой возглавляющий из них,

И нет вреда, который могла бы оттолкнуть мощь их возглавителя.

Хвала за то, что мечеть — место твоего испытания,

И за то, что ты не был испытан ни в какой церкви.[128]

Когда бы ни захотел устроитель всего какое-либо дело,

[Он совершает его], вырывая насаждения человека.

Да, и я жалуюсь, [прося] Аллаха о братьях в религии,

Которые остаются в оковах, пленниками у русских.

Разве они могут совершать молитву, [находясь]

В заключении у противника — сурового врага.

Над ними надзиратель сердитый, упорный,

С неприятной речью и злоперечащим нравом.

Какое уж там омовение, какое уж обращение к кыбле

И соблюдение времени молитвы для этого узника.

Откуда им питье и пища,

Чистые и очищающие в тюрьме «аруса».[129]

О владыко, владыко, владыко, ты — избавление от

Заботы опечаленного и от скорби в тюрьму заключенного.

Ты — освобождение каждого беспорочного пленника

Для исповедания веры и благодеяний вопреки злу. [217]

Этим утешает Карахский в горе сердце ахдийца,[130]

Сведущего в стихах, и «корону голов».[131]

Я подражаю стихам безупречным, декламацией их

В возвышенном их расплавлении, как свет солнц.

В 1264 [году] мы восхваляем Аллаха, нашего владыку, за то,

Что он наградил нас оставлением заблуждений.

Да благословит он и ниспошлет молитву над преславным,

Вестником радости, предостерегающим и стирающим всякие мерзости.