в) Угроза существованию

в) Угроза существованию

Дети буржуазного происхождения не восприняли революцию как освобождение или открытие новых возможностей. Для них она была событием, которое в долгосрочной перспективе угрожало их существованию или, по крайней мере, ставило под вопрос традиционные жизненные планы. В.А. Богдан первые послереволюционные годы запомнились нехваткой продуктов и превращением родного сада в огород, где выращивались овощи. Чтобы прокормиться, семье пришлось завести свинью, корову и кур. Во время «великого перелома», однако, начались более радикальные перемены: в 1929 г. ее отца за несвоевременное отправление поезда с конфискованным у крестьян зерном приговорили к полугоду принудительных работ. Он остался на своей должности, но часть заработка у него удерживали, поэтому семья стала жить гораздо хуже. Следующий удар судьбы обрушился в 1932 г., когда местные власти конфисковали родительский дом Богдан. Партийные органы сочли, что он слишком велик для супружеской пары, с которой постоянно живет всего один ребенок. В качестве компенсации Ивановы получили облигации государственного займа, на которые смогли купить только мазанку с садом существенно меньшей площади. В их прежнем доме разместилось местное ФЗУ^{488}.

Для А.П. Федосеева начало первой пятилетки также связано в первую очередь с недостатком жилья и нехваткой продовольствия. Федосеевых долгое время обходили стороной революция и ее последствия, но в 1927 г. они вернулись в Ленинград и столкнулись лицом к лицу с новой действительностью: после больших квартир и домиков с верандой и садом их ждала одна-единственная комната в коммунальной квартире без ванной, где четыре семьи делили пять комнат, один туалет и кухню^{489}: «По-видимому, раньше вся квартира была одним большим залом, который потом разделили тонкими деревянными перегородками. Эти перегородки были настолько звукопроницаемыми, что все соседи знали все друг о друге… Конечно, нам пришлось забыть о "роскоши" Кубани, Кувшинова и Дубровки»^{490}. В тот год магазины еще были полны товаров, Федосеев любил побродить по богатому Сенному рынку или купить во время переменки французскую булочку и шоколадку с кремовой начинкой. Постепенно, однако, исчезали и эти реликты старого доброго времени. «Я специально останавливаюсь на этих деталях, потому что хочу показать условия жизни в СССР в их развитии» — поясняет Федосеев^{491}.

По-иному встретила новое время Т.А. Иваненко. В отличие от семей Федосеева или Богдан, ее семья не испытала жилищного уплотнения или принудительной продажи дома. Но в то время как Богдан в 1929 г. и Федосеев в 1927 г., сдав экзамены, получили аттестат зрелости, у Иваненко окончание школы пришлось как раз на период отмены школьных выпускных экзаменов. По ее словам, учащихся ее ленинградской школы в 1928 г. просто выпустили после восьмого класса, сказав, что тот, кто хочет продолжать учебу и попасть в вуз, должен поступить на рабфак. Там она проучилась еще два года^{492}.

Интересно, что и А.С. Яковлев рассказывает о революции как о крушении знакомого и дорогого ему мира. Хотя он в своих мемуарах подчеркивает, что является сторонником советской власти, его рассуждения ясно показывают, что события 1917 г. потребовали от него полной переориентации. Он воспринял и Февральскую, и Октябрьскую революции как прекращение привычного быта: газеты больше не выходили, телефонный провод был перерезан, винная лавка напротив их дома разграблена. Ему самому пришлось бросить школу, чтобы помогать семье добывать средства к существованию. Он работал в Главном управлении по топливу (Главтоп), так как это ведомство было известно щедрыми продовольственными пайками: на Новый год Яковлев получил гуся и полпуда виноградного сахара. Здесь он начал учиться на конторщика в архиве и быстро достиг должности секретаря начальника отдела. В 1921 г. он вернулся в школу, чтобы в 1922 г. сдать экзамены на аттестат зрелости^{493}. Яковлев невольно свидетельствует, что он родом из того же мира, откуда вышли Федосеев, Богдан и Иваненко. Хоть он и пытается представить царское время в самом черном цвете, все равно довольно хорошо видно, что под знамена советской власти он переходил постепенно и в силу необходимости. Первым его шагом в этом направлении стала активная работа в качестве члена учкома. Г.В. Розанов пережил критическое время, когда его отца в 1917 г. уволили с государственной службы. Но дедушка, железнодорожник на Богородской линии, сначала нашел сыну местечко в управлении, а позже устроил его поездным контролером. Так Розановы избежали участи «нетрудовой интеллигенции», снабжавшейся по самой низкой категории. Хотя семья жила относительно бедно, родители вплоть до седьмого класса приглашали к своему единственному сыну домашних учителей. Затем он до 1929 г. учился в советской экспериментальной школе, где ученики занимались в группах-пятерках, сами принимали решения о предметах учебной программы и все задания выполняли коллективно. Таким образом, Розанов оставался в привилегированном положении, хотя его отцу и пришлось проститься с чиновничьей карьерой. Он с удовольствием учился в экспериментальной школе и извлекал пользу из новых методов^{494}. Новое время не принесло ему ни однозначно отрицательного, ни положительного опыта. Л.С. Ваньят материальных трудностей не знала; ограничения на получение детьми интеллигенции высшего образования были уже отменены, когда она в 1936 г. закончила среднюю школу Ее семья в 1934 г. приехала в Читу, там они занимали большую шестикомнатную квартиру и ни в чем не испытывали недостатка^{495}.